Дагестанский государственный университет

Филологический факультет

Интертекст и миф в романе Татьяны Толстой «Кысь»

Работу выполнила

студентка 5 курса РО ОЗО

Дидковская Екатерина

Проверил

д.ф.н., проф. Мазанаев Ш. А.

Махачкала-2012

Введение………………………………………………………………3

Сюжет романа Т. Н. Толстой «Кысь»……………………………….4

I. Миф………………………………………………………………….5

II. Интертекст

1) Интертекстуальность…………………………………...……6

2) Собственно цитата………………………………………...…7

3) Аллюзии.……………………………………………….……10

4) Реминисценции (неявные цитаты)………………...………12

5) Центонные тексты……………………………………..……13

Заключение…………………………………………………………...14

Список литературы…………………………………………………..16

Введение

Реферат посвящен анализу особенностей романа Татьяны Толстой «Кысь» с точки зрения интертекстуальности поэтики и мифологизации событий романа. Ее творчество занимает особое положение в современной литературе, неоднозначно оценивается критиками, порой вызывая острую полемику и споры. Некоторые отмечают в произведениях Т. Н. Толстой «тягу к вечным темам», в чем признается и сама писательница, но, тем не менее, все эти темы варьируются и развертываются на фоне современных событий [Пронина А.]. Выход романа «Кысь» ознаменовало обращение Т. Н. Толстой к более широкому кругу вопросов, связанных с историей и современностью. В романе затрагиваются политические, идеологические, философские, социальные, идеологические и другие более масштабные вопросы.

В интервью Литературному кафе Т. Н. Толстая говорит:«…Написать надо так, чтобы читатель не чувствовал, что его считают невеждой. А кроме того, желательно посмешить».

О создании романа в интервью газете «Московские новости»: «Пытаясь постичь эту [русскую] душу, которая боится ИНН и верит МММ, можно наблюдать ее с некоей индифферентно-этнографической позиции, так сказать, изучать природу с балкона: «грачи прилетели»; а можно попытаться стать ею: втиснуться в ее, так сказать, шкуру и, отсекая, отмывая, оттирая от своего сознания «достижения культуры и цивилизации», пытаться погрузиться в «это». […] И все, что в тебе есть иррационального, эгоистического, инфантильного, примитивно-жадного, животного, ты должен в себе раздуть, почувствовать. Это трудно. Мозги, конечно, набекрень и винтом. Зато вырастают фасеточные глаза, как у пчелы».

Роман - тотально литературоцентричен […]. Работая над книгой, писательница, если не в уме, то в подсознании держала, помимо бесчисленных прочих, произведения дедушки А.Н.Толстого (ранние), Андрея Белого, А.М.Ремизова, Ф.Сологуба и, конечно, "Историю одного города" М.Е.Салтыкова-Щедрина. […]. Действие романа происходит в поселении Федор-Кузьмичск (некогда - Москва); "набольшего мурзу", творца всего сущего, в частности, всей прежней литературы русской, натурально, звать-величать Федор Кузьмич. Так вот, гениальный поэт и прозаик Федор Сологуб в миру был Федором Кузьмичем Тетерниковым (на самом деле - Тютюнниковым). От сологубовской "Недотыкомки" из романа "Мелкий бес" до твари-"кыси" рукой подать. Щедринские "глуповцы", обыватели "города Глупова", весьма напоминают насельников книги Т.Толстой, а "глуповский летописец", в особенности, - главного героя романа Бенедикта, чьи описанные им самим приключения являются сюжетообразующими. "Кысь" можно трактовать как словесно-понятийный клад, состоящий из множества ларцов, причем в каждом есть потайные отделения.[Пригодич В.]

Сюжет романа Т. Н. Толстой «Кысь»

Действие романа происходит после ядерного взрыва, в мире мутировавших растений, животных и людей. В массах прежняя культура отмерла, и только те, кто жил до взрыва (т. н. «прежние»), хранят её. Главный герой романа, Бенедикт - сын «прежней» женщины Полины Михайловны. После её смерти на воспитание Бенедикта берёт к себе другой «прежний» - Никита Иванович. Он пытается приучить его к культуре, но безрезультатно.

Образ Кыси - некоего страшного существа, - проходит сквозь весь роман, периодически возникая в представлении и мыслях Бенедикта. Сама Кысь в романе не фигурирует, вероятно, являясь плодом воображения персонажей, воплощением страха перед неизвестным и непонятным, перед тёмными сторонами собственной души. В представлении героев романа Кысь невидима и обитает в дремучих северных лесах:

«Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь! кы-ысь! - а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! - а когтем главную-то жилочку нащупает и перервёт, и весь разум из человека и выйдет».

Т. Н. Толстая, также как и многие другие писатели-постмодернисты, в своем произведении уделяет большое внимание мифологической стороне романа. Роман «Кысь» является авторской оригинальной мифологической структурой. В этом произведении присутствует не только традиционный миф, но и современный - «неомиф», под которым понимается «сознательное конструирование произведений, структурно и содержательно отождествленных с мифом, а также ироническое его использование» [Пономарева О.].

В романе «Кысь представлены различные виды мифов:

1) Архетипические (о создании мира, объясняют его причинность). Вопросы, вечные предпосылки мифологии, повторяющиеся по кругу: «Да что мы про жизнь знаем? Ежели подумать? Кто ей велел быть, жизни-то? Отчего солнце по небу катится, отчего мышь шебуршит, деревья кверху тянутся, русалка в реке плещет, ветер цветами пахнет, человек человека палкой по голове бьет? Отчего другой раз и бить неохота, а тянет словно уйти куда, летом, без дорог, без путей, туда, на восход солнца, где травы светлые по плечи, где синие реки играют, а над реками мухи золотые толкутся…».

2) Тотемный миф. Мышь - как краеугольный камень счастливого бытия. Настала эпоха мышиной фауны, «Мыши - наша опора» - лозунг жителей «города будущего». «Мышь - она другое дело, ее - вон, всюду полно, каждый день она свежая, наловил, ежели время есть, и меняй ты себе на здоровье, да ради Господа, - кто тебе слово скажет? И с покойником ее в гроб кладут вместе с домашним скарбом, и невесте связку подарить не возбраняется».

3) Миф о культурном герое (персонажи, которые добывают или создают предметы культуры). Здесь таким персонажем является Федор Кузьмич: «Принёс-то огонь людям Фёдор Кузьмич, слава ему. С неба свёл, топнул ножкой - и на том месте земля и загорись ясным пламенем». Фёдор Кузьмич приравнивается Прометею. «Кто сани измыслил? Фёдор Кузьмич. Кто колесо из дерева резать догадался? Фёдор Кузьмич. Научил каменные шарики долбить, мышей ловить да суп варить. Научил бересту рвать, книги шить, из болотной ржави чернила варить, палочки для письма расщеплять…»

4) Эсхатологический миф (о конце света) - составляет антитезу мифу космогоническому. Это миф о конце, за которым обязательно последует начало, новая жизнь. Так и в романе Т. Н. Толстой: мир, возникший после Взрыва, пройдя заданную траекторию круга, подходя к точке замыкания, должен обнаружить признак разрушения, этот миф амбивалентен: в нем жизнь и смерть смыкаются.
«Будто лежит на юге лазоревое море, а на море на том - остров, а на острове - терем, а стоит в нем золотая лежанка. На лежанке девушка, один волос золотой, другой серебряный, один золотой, другой серебряный. Вот она свою косу расплетает, все расплетает, а как расплетет - тут и миру конец».

II. Интертекст

Роман Т. Н. Толстой «Кысь», написанный в стиле постмодернистской поэтики, является таким текстом, который содержит конкретные и явные отсылки к предшествующим текстам.

1) Интертекстуальность романа «Кысь» проявляется и в его апелляции к жанрам народного словесного творчества. Роман Т.Толстой представляет собой «энциклопедию фольклора»: сказки, заговоры, сказания, песни. Толстая создает особый сказочный мир. В тексте присутствуют различные виды фольклорного цитирования: образный, прямое цитирование, переделка фольклорного текста.

В тексте романа пересказаны сюжеты нескольких известных русских народных сказок: «Колобок», «Курочка Ряба», «Репка» с целью переосмысления и применения к реальной жизни Федор-Кузьмичска.

Главная особенность этого мира в том, что фантастичное здесь плавно переходит в естественное, при этом, правда, теряя символ «чуда». Чудом же здесь является естественное для читателя. К примеру, в романе «необычные» куры Анфисы Терентьевны были задушены жителями Федоро-Кузмичьска, хотя читатель понимает, что они-то были совершенно нормальны.

Один из таких легендарных образов - страшная Кысь,рассказ о которой создан как народная легенда, например, можно сравнить страшные рассказы о леших, водяных и прочей нечисти, которой изобилует русский фольклор: «В тех лесах, старые люди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь! кы-ысь! - а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! - а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет».

Если же говорить о значении этого образа, некоторые исследователи считают, что Кысь - это сочетание всех низменных инстинктов в человеческой душе. Другие говорят, что Кысь - прообраз русской мятущейся души, которая вечно ставит перед собой вопросы и вечно ищет на них ответы. Не случайно именно в минуты, когда Бенедикт начинает задумываться о смысле бытия, ему кажется, будто к нему подкрадывается Кысь. Наверное, Кысь - что-то среднее между прообразом вечной русской тоски (а Кысь кричит в романе очень тоскливо, грустно) и человеческим невежеством.

Другой, не менее важный для романа образ - белаяКняжья Птица Паулин:

«А глаза у той Птицы Паулин в пол-лица, а рот человечий, красный. А красоты она таковой, Княжья Птица-то, что нет ей от самой себя покою: тулово белым резным пером укрыто, а хвост на семь аршин, как сеть плетеная висит, как марь кружевная. Птица Паулин голову все повертывает, саму себя все осматривает, и всю себя, ненаглядную, целует. И никому из людей от той белой птицы отродясь никакого вреда не бывало, нет, и не будет. Аминь».

Их образы как будто остаются за рамками основного сюжетного повествования, но упоминаются настолько часто, что можно понять: Кысь является нематериализованным воплощением бессознательных человеческих страхов, а Княжья Птица Паулин - отображением их надежд и подсознательной жажды красоты жизни.

Роман «Кысь» отчасти создан по мотивам устного народного творчества. Традиционным для волшебной сказки является мотив запрета, его нарушение непременно ведет за собой кару. В романе - это запрет на хранение и чтение печатных книг, якобы зараженных радиацией и опасных для жизни. Мотив выгодной женитьбы превалирует в русских народных сказках - принцесса и полцарства в придачу. В нашем случае это красавица Оленька - дочь Главного санитара, «грозного Кудеяра Кудеярыча», у которого «когти на ногах», что вызывает аллюзию на образы чудовищ из русских сказок.

Цитирование фольклорного текста - элемент создания особого стиля романа. Авторское переосмысление фольклорных образов, мотивов и сюжетов помогает раскрыть глубину поэтики произведения.

2) Собственно цитата

Художественное пространство в романе «Кысь» представляет собой плотный прецедентный текст, включающий в большей степени поэтические неатрибутированные цитаты, аллюзии и центоны из произведений А. Пушкина, М. Лермонтова, О. Мандельштама, А. Блока, М. Цветаевой, В. Маяковского, Б. Пастернака, С. Есенина, И. Анненского, Б. Окуджавы, Б. Гребенщикова и многих других.

По Н.А. Фатеевой, цитата - «воспроизведение двух и более компонентов текста-донора с собственной предикацией. Цитата активно нацелена на «выпуклую радость узнавания».

Наиболее часто интертекстуальные взаимодействия в романе актуализируются в виде цитат и иного рода отсылок к текстам художественных произведений. Можно выделить несколько групп цитат в зависимости от источника:

Из художественных произведений

А.С. Пушкин:

«На всех стихиях человек -

Тиран, предатель, или узник».

«А-а, брат пушкин! Ага! Тоже свое сочинение от грызунов берег! Он напишет, - а они съедят, он напишет, а они съедят! То-то он тревожился! То-то туда-сюда по снегу разъезжал, по ледяной пустыне! Колокольчик динь-динь-динь! Запряжет перерожденца да и в степь! Свое припрятывал, искал, где уберечь!

Ни огня, ни темной хаты,

Глушь и снег, навстречу мне

Только версты полосаты

Попадаются одне!»

М.Ю. Лермонтов (из И.Гёте):

«Вот намедни Бенедикт перебелял:

Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

Тут все и дураку ясно».

Осип Мандельштам:

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся…

Здеся только крякнешь и в бороде почешешь».

Александр Блок:

«Кузьмич сочинил:

О весна без конца и без краю!

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь, принимаю,

И приветствую звоном щита!

Только почему «звоном щита». Ведь щит-то для указов - деревянный».

Марина Цветаева:

«…стихи Федора Кузьмича, слава ему, из малопонятных, вспомнились:

В черном небе - слова начертаны -

И ослепли глаза прекрасные…

И не страшно нам ложе смертное,

И не сладко нам ложе страстное.

В поте - пишущий, в поте - пашущий!

Нам знакомо иное рвение:

Легкий огнь, над кудрями пляшущий, -

Дуновение - вдохновения!»

Яков Полонский:

«От зари роскошный холод

Проникает в сад,

Сочинил Федор Кузьмич. Садов у нас, конешно, нету, это разве у мурзы какого, а что холодно,- это да… Проникает.»

Ф.И. Тютчев:

«Зима недаром злится -

Прошла ее пора,

Весна в окно стучится

И гонит со двора».

Григорий Марговский:

«После полуночи сердце пирует,

Взяв на прикус серебристую мышь!»

Иннокентий Анненский:

«Федор Кузьмич, слава ему, сочинил:

Не потому, что от нее светло,

А потому, что с ней не надо света.

Никакого света с ней не надо, а даже наоборот: Бенедикт как к ней придет, сразу свечку задует…»

К.Д. Бальмонт:

«Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,

Хочу одежды с тебя сорвать!

Хочешь - дак и сорви, кто мешает?»

Дмитрий Травин:

«…али желчь, и грусть, и горесть, и пустота глаза осушат, и тоже слов

ищешь, а вот они:

Но разве мир не одинаков

В веках, и ныне, и всегда,

От каббалы халдейских знаков

До неба, где горит звезда?

Все та же мудрость, мудрость праха,

И в ней - все тот же наш двойник:

Тоски, бессилия и страха

Через века глядящий лик!»

Борис Пастернак:

«А вставляют его, день-то этот, в феврале, и стих есть такой:

Февраль! Достать чернил и плакать!»

Николай Заболоцкий:

«О мир, свернись одним кварталом,

Одной разбитой мостовой,

Одним проплеванным амбаром,

Одной мышиною норой!»..

Максимилиан Волошин:

«На столе книг куча понаразложена. Ну, все. Все теперь его. Осторожно открыл одну:

Весь трепет жизни, всех веков и рас,

Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.

Стихи. Захлопнул, другую листанул».

Владимир Соловьев:

«Каким ты хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?»

Т. Н. Толстая часто использует цитату как «точное воспроизведение какого-либо чужого фрагмента текста», но при этом полностью меняется смысл. Преобразование и формирование смыслов авторского текста и есть главная функция цитаты. Эта функция цитаты реализуется прежде всего за счет её комического переосмысления. В «Кыси» автором представленных «чужих» текстов является Федор Кузьмич. Большинство из них не имеют атрибуции, так как истинный автор строк не упоминается.

Цитаты из произведений устного народного творчества

В основном используются тексты сказок, поговорок и пословиц:

· «Ежели икота напала, скажешь три раза:

Икота, икота,

Иди на Федота,

С Федота на Якова,

С Якова на всякого,

Она и уйдет».

· «Бенедикт сел за стол, поправил свечу, поплевал на письменную палочку, брови поднял, шею вытянул и глянул в свиток: что нынче перебелять досталось. А достались «Сказки Федора Кузьмича».

- «Жили были дед да баба, - строчил Бенедикт, - и была у них курочка Ряба. Снесла раз курочка яичко, не простое, а золотое…» Да, Последствия! У всех Последствия!»

· «Сел перебелять новую сказку: «Колобок». Смешная такая история, ужасти. Этот колобок и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от медведя, и от волка. По лесу знай себе катался. Песенки пел веселые, с прибаутками: «Я колобок-колобок, по амбару метен, по сусеку скребен, на сметане мешен, на окошке стужен!»

· «Сами приходите. Сядем рядком, поговорим ладком… Покушаем…»

· «А вот плохо ты читал! Тянет дед репку, а вытянуть не может. Позвал бабку. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Еще других позвали. Без толку. Позвали мышку, - и вытянули репку. Как сие понимать? А так и понимать, что без мыши - никуда. Мышь - наша опора!»

· «И Бенедикт лежал укутанный, давился бульоном и слезами, а тесть, осветив страницы глазами, водя пальцем по строчкам, важным, толстым голосом читал:

Ко-мар пи-щит,

Под ним дуб тре-щит,

Виндадоры, виндадоры,

Виндадорушки мои!»

Цитаты из текстов песен

· «Степь да степь кругом,

Путь далек лежит!

В той степи глухой

Умирал ямщик!»

(Русская народная песня).

· «Что - прелесть ее ручек!..

Что - жар ее перин!.. -

Давай, брат, отрешимся,

Давай, брат, воспарим!»

(Б. Окуджава, «Песенка о дальней дороге»).

· «Горит пламя, не чадит,

Надолго ль хватит?

Она меня не щадит, -

Тратит меня, тратит».

(Б. Окуджава, «Горит пламя, не чадит…»).

· «Сердце красавицы!

Склонно к измене!

И к перемене!

Как ветер мая!!!»

(Джузеппе Верди, Песенка Герцога из оперы «Риголетто»).

· «…так ноги на месте не устоят, сами в пляс пустятся. А и еще есть хорошие. «Вот идут Иван да Данила». «Миллион алых розг». «Из-за острова на стрежень». «А я люблю женатого». И много еще».

(Б. Гребенщиков, песня «Иван и Данило», А. Пугачева «Миллион алых роз», Д. Садовников «Из-за острова на стержень», М. Колчанов и Н. Доризо «А я люблю женатого).

3) Одним из самых заметных семантических приемов в произведении становится прием аллюзии.

Т. Н. Толстая: «Я вообще-то хотела убрать или свести к минимуму все политические аллюзии. Меняла и выбрасывала текст кусками, чтобы не давать повода для этого дешевого подмигивания: имеется в виду, дескать, имярек и его поступки. Но тут-то работа и застопорилась: что ни придумаю, недели не пройдет - оно и случается. Напишешь фразу или сцену, а потом в газете читаешь словно бы цитату из своего текста. Например, у меня еще в 1986, относительно невинном году было придумано, что главный враг моих персонажей - чеченцы. Просто так, потому что чеченцев я знала только лермонтовских: «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал». Это еще моя няня пела нам колыбельную. […] Короче, на тот момент чеченцев в природе не было. Время идет, появляется Хасбулатов… Так, думаю, пополз… Потом Дудаев… Смотрю точит… А уж когда началась первая чеченская война, то надо было текст менять, но я разозлилась: что это я за раба политкорректности, - и оставила все как было. Никаких намеков тут нет, чистая мифология».

Аллюзия (от лат. аllusion - намек, шутка) - в литературе, ораторской и разговорной речи отсылка к известному высказыванию, факту литературной, исторической, а чаще политической жизни либо к художественному произведению"

Аллюзии, встречающиеся в тексте романа, чаще всего неатрибутированные. По своей внутренней структуре построения межтекстового отношения они лучше всего выполняют функцию открытия нового в старом. Такова реплика Никиты Иваныча:

· «Но слово, начертанное в них, тверже меди и долговечней пирамид».

В данной строке присутствует не один предтекст: в первой части фигурируют элементы стихотворения М. Цветаевой «В черном небе - слова начертаны» из цикла «Версты II», вторая - отсылает к нескольким авторам. В стихотворении М.В. Ломоносова находим: «Я знак бессмертия себе воздвигнул / Превыше пирамид и крепче меди».

В «Памятнике» Г. Державина присутствуют следующие строки: «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный / Металлов тверже он и выше пирамид».

Список дополняют поэты: В.В. Капнист («Я памятник себе воздвигнул долговечный; Превыше пирамид и крепче меди он»), А.А. Фет («Воздвиг я памятник вечнее меди прочной / И зданий царственных превыше пирамид»), Тучков(«Я памятник себе поставил / Превыше царских пирамид / Я имя тем свое прославил. / Его великолепный вид, / Который тверже меди зрится») и другие.

У Т. Н. Толстой встречается заимствование, при котором частицы прецедентного текста рассредоточены по целой странице. Это цитата из романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Бенедикт узнает о хранящихся у людей старопечатных книгах. «Открытие» Варвары Лукинишны приводит его в смятение и наполняет сознание беспорядочными мыслями:

· «Переглядываются: у них, может, тоже старая книга под лежанкой припрятана…Двери закроем и достанем… Почитаем. И свеча, при которой…полную тревог и обмана!.. Страх какой!»

Выделенные фрагменты отправляют нас к предтектсу: «И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу». В этой ситуации текст легко распознается, так как есть признак атрибутивности (описание внешности автора этих строк).

Большое внимание Т. Н. Толстая уделяет номинативной аллюзии, которая несет в себе информацию о литературных, исторических и политических эпохах и персонажах. Слово в современном тексте не может пониматься отдельно, оторвано от всей предыдущей культурной традиции, оно в самом себе несет связь с предшествующими текстами. Аллюзии, заключенные в именах героев и в нарицательных словах, служат средством связи романа с другими текстами, расширяют рамки произведения, позволяют глубже посмотреть на проблему.

Так, интересная аллюзия возникает в имени жены Бенедикта Оленьки. Это явный намек на пушкинскую Ольгу в "Евгении Онегине". Её особенностями являются ее женская природа, отсутствие интереса ко всему, что выходит за рамки быта. Она красива, но глупа, живет интересами мужчины. В первоначальном восприятии Бенедикта Оленька обманывает наши ожидания, связанные с ее именем: она таинственна, загадочна, но с замужеством весь этот ореол стирается.

Аллюзия содержится и в имени Никиты Иваныча. Его способность добывать огонь - отсылка к Прометею, и к сказочным огнедышащим драконам.

Аллюзии есть не только в именах собственных, но и в нарицательных:

· «Есть у нас малые мурзы, а Федор Кузьмич, - слава ему, - Набольший Мурза, долгих лет ему жизни».

Так, в обозначении начальников словом «мурза»заключена литературная аллюзия. В словаре значение этого слова определено так: "Мурза (тюрк., от перс. «мирза») - титул феодальной знати в Астраханском, Казанском, Касимовском, Крымском и Сибирском ханствах и в Ногайской орде" (БСЭ, т. 17).

Богато аллюзиями слово "санитары":

· "И в санях - санитары, не к ночи будь помянуты. Скачут они в красных балахонах, на месте глаз - прорези сделаны, и лиц не видать, тьфу, тьфу, тьфу".

Эта лексема содержит отсылки и к историческим, и к литературным фактам. В сознании читателя санитары в большей мере ассоциируются со служащими психбольницы. Также можно провести параллель со служащими органов ГПУ, забиравшими на "лечение" людей, чем-то провинившихся перед властью. Возможен намек и на любые карательные группы людей: палачи, инквизиция, опричники и др. Главная тема этого слова: "лечащие болезнь", поэтому для лучшего понимания смысла слова нужно обратиться к значению слова "Болезнь":

· "Горло першит или голову ломит - это не Болезнь, боже упаси, боже упаси. Палец переломил или глаз подбил - тоже не Болезнь, боже упаси, боже упаси… А какая она, та Болезнь, и когда придет, и что тогда будет - никому не ведомо".

Несомненны семантические расхождения с общеязыковым значением слова "болезнь". В романе слово "Болезнь" близко по своему значению словарному переносному, но имеет отличия (кроме написания с заглавной буквы). Болезнь в романе - это хранение старопечатных книг, а следовательно, свободомыслие (тот, кто не видел этих книг, не узнает, что все написанное в "книжицах" - самый настоящий плагиат, а не творчество великого Федор-Кузьмича). Все это подрывает авторитет власти, значит, нужно всех, кто видел эти книги, увозить на "лечение". Аллюзия в этом слове историческая - это 30-е годы прошлого века, когда по ночам представители КГБ могли приехать на своем легендарном черном воронке (романная аналогия - красные сани) практически в любой дом, произвести обыск (в романе: «изъятие») и увезти человека на допрос («лечение»), причем, как и в романе, домой уже, как правило, никто не возвращался.

Простых горожан, населяющих Федор-Кузьмичск, называют "голубчиками". В этом слове заключается намек на официальное обращение к населению СССР: "товарищи". Над становлением казенным слова, передающего личное, теплое отношение субъекта речи, и иронизирует Толстая.

В слове "Прежние" («Небось из Прежних, по говору чую»)возникает культурно-историческая аллюзия, это намек на тех людей, к кругу которых принадлежала Татьяна Толстая. Это интеллигенция, сохранившая связь с русской дореволюционной культурой, почитающая общечеловеческие ценности, не принимающая жестокость, бесчеловечность советской власти.

Название другой группы людей, населяющих роман, также представляет интерес. "Перерожденцы" занимают самое низкое положение в социальной лестнице, их используют вместо лошадей

· «А в сани перерожденец запряжен, бежит, валенками топочет, сам бледный, взмыленный, язык наружу. Домчит до рабочей избы и встанет как вкопанный на все четыре ноги, только мохнатые бока ходуном ходят: хы-хы, хы-хы».

Возникает отсылка к роману А. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ": "сани и телегу тянут не лошади, а люди - тоже есть слово вридло (временно исполняющий должность лошади)". Также возникает аллюзия на устаревшее сейчас значение этого слова: "тот, кто идейно, политически, морально переродился, изменил передовым взглядам, революционному мировоззрению", как раз такие люди и оказывались в лагерях.

Особый интерес привлекает литературная аллюзия, содержащаяся в слове «дубельт», в ней содержатся размышления автора о творчестве, таланте:

· «Бенедикт постучал валенком по бревну. Звенит; древесина хорошая, легкая. Но плотная. И сухая. Хороший матерьял. - Дубельт? - спросил Бенедикт. - Кто?!?! Старик заругался, заплевался брызгами, глазенки засверкали; чего взбеленился - не пояснил. Красный стал, надулся как свеклец: - Пушкин это! Пушкин! Будущий!…».

Дубельт - это фамилия цензора Пушкина, который известен как свирепый гонитель русской литературы: требовал недопущения к печати сочинений А.С. Пушкина. То, что статую Пушкина делают из дерева под названием "дубельт" подчеркивает связь в русской культуре творчества и гонений, запретов. Это творчество "вопреки".

4) Выявление цитат и реминисценций (неявных цитат) необходимо для правильного прочтения текста, оно обнаруживает скрытые глубины в том, что казалось простым, позволяет «расшифровать» то, что казалось загадочным или даже бессмысленным.

Повествователь использует в своем произведении многие виды реминисценций. Безусловно, в романе «Кысь» они приобретают иное смысловое значение, но так или иначе рассчитаны на память и ассоциативное восприятие читателя.

Что касается героев романа, то обильное количество реминисценций с ее разновидностями преобладает в речи Прежнего населения и начинает расти у Бенедикта после прочтения им литературной классики. То же можно сказать и о повествователе: повышение его культурного уровня можно проследить по частоте использования в своей речи крылатых фраз и строк из известных произведений русских литературных классиков (А.С. Пушкин, М. Булгаков, М. Горький, Н.А. Островский). Среди них дословные реминисценции: из молитв: «...Отныне присно и во веки веков...» «...На веке веков, аминь», из сочинений А.С. Пушкина: «...Глаголем жечь сердца людей...» «...Чего тебе надобно, старче?» и т.д.

Наличие в речи повествователя многочисленных реминисценций на произведения А.С.Пушкина свидетельствует о его начитанности, поэтическом вкусе и романтичности. Например, известные строки «Без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви» вызывают в памяти стихотворение А.С. Пушкина «Я помню чудное мгновенье…».

Такие реминисценции дают понять читателю, что повествователь однозначно является современником, и у него существует определенная точка зрения на этот счет. Воспроизводятся самые различные элементы текста. Так, повествователь дословно цитирует целые фразы из произведений различных писателей, например, всем известные строки из стихотворения А.С. Пушкина «Без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви», первые строки из стихотворения Н.А. Некрасова «Тройка» («Что ты жадно глядишь на дорогу…») и из стихотворения Б. Пастернака «Достать чернил и плакать». Реминисценциями становятся и самые маленькие элементы текста. Словосочетание «болезнь в головах» является напоминанием булгаковской цитаты. А известная фраза А. Григорьева «Пушкин - наше все» приобретает у повествователя такую форму: «Ты - наше все, а мы - твое». Известная фраза из стихотворения А.С. Пушкина «Памятник» «К нему не зарастет народная тропа» появляется у повествователя в ином виде: «Думал, не зарастет народная тропа, дак если не пропалывать, так и зарастет».

Примером реминисценций, как невольного воспроизведения автором знакомой фразовой или образной конструкции из других литературных произведений, служит следующая фраза: «С молчаливого согласия равнодушных как раз и творятся же злодейства» (намек на слова Б. Ясенского «Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но так с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и ложь»). Использование лексического повтора «думу думает», «рисунки рисует» и т.п. говорит, с одной стороны, о бедности языка повествователя, а с другой стороны, приводит к мысли о поэтическом характере повествователя, его языковом чутье и эрудированности.

5) Центонные тексты представляют собой целый комплекс аллюзий и цитат. В большинстве своем они неатрибутированны. Текст, составленный из вопросительных предложений, передает эмоциональное состояние главного героя:

· «Что в имени тебе моем? Зачем кружится ветр в овраге? Чего, ну чего тебе надобно старче? Что ты жадно глядишь на дорогу? Что тревожишь ты меня? Скучно, Нина! Достать чернил и плакать! Отворите мне темницу! Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид? Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!».

Данный центонный текст представляет собой совокупность узнаваемых строк из различных стихотворений пяти известных авторов (Пушкин, Некрасов, Блок, Лермонтов, Пастернак).

Заключение

Межтекстовый диалог является определяющим фактором в формировании как смыслового поля, так и поэтики романа Т. Н. Толстой «Кысь». Являясь постмодернистским произведением, роман содержит вполне конкретные и явные отсылки к предшествующим текстам. Интертекстуальность является одной из важнейших категорий текста романа, определяет художественное сознание автора, выступает универсальным способом построения постмодернистского текста, формирует его структуру и содержание, имеет специфические средства выражения.

По структуре роман «Кысь» представляет собой сложное образование, в котором соединяются элементы притчи, сказки, былички, анекдота, памфлета, фельетона, утопической легенды, сатирического произведения, стихотворные тексты, что является отличительной чертой антиутопий.

Кроме того, тематика «Кыси» многообразна: социальная утопия человечества, проблемы нравственного разрушения, культурного и национального самоопределения.

В романе Т. Н. Толстой происходит соединение традиционного мифа («древнейшее сказание») и современного существования мифа («неомифа»). «Кысь» - это авторская интерпретация русского национального мифа, составными частями которого являются государственные праздники, традиции русского народа, литературное наследие нации, отдельно имя Пушкина.

«Кысь» представляет собой «энциклопедию фольклора». В тексте романа присутствуют различные виды фольклорного цитирования: структурный (герои делятся на две группы: представители реального «антимира» и фантастического «мира»), образный (Кысь - зло, Княжья Птица Паулин - добро), прямое цитирование фольклорного произведения, переделка фольклорного текста, его осовременивание и пародирование. Основное функциональное свойство фольклорного интертекста - его комическое переосмысление. Главные герои «домысливают» сказочные сюжеты, дают новые интерпретации в контексте их современности, заново определяют жанр произведений.

Интертекстуальность в романе «Кысь» является приемом создания художественных структур и инструментом анализа. Функциональная роль интертекстуальности состоит в специфической организации текстовой структуры, формы и стиля, в полифонизме, в смысловой открытости и множественности, в ориентации на культурный контекст. Художественное пространство «Кыси» представляет собой плотный прецедентный текст, включающий в большей степени поэтические неатрибутированные цитаты, аллюзии и центоны.

Незначительные изменения наблюдаются и в пунктуации цитируемого текста, что вносит в речь героев особую эмоциональность.

Аллюзии в тексте романа содержатся не только в текстовых отрывках, но и в отдельных словах. Номинативная аллюзия несет в себе информацию о литературных, исторических и политических эпохах и персонажах. Т. Н. Толстая, уделяя большое внимание семантике, играет со словом, что отражается в переосмыслении цитат и придумывании нового значения.

Аллюзии, заключенные в именах героев и в нарицательных словах, служат средством связи романа с другими текстами, расширяют рамки произведения, позволяют глубже посмотреть на проблему.

Комическое переосмысление цитаты играет важную роль в раскрытии образа типичного человека из нового антиутопического общества, которому доступны старинные книги. В результате интерпретации Бенедиктом текстов художественной литературы становятся очевидными следующие характеристики героя: примитивность мышления, нежелание вдумываться в смысл очевидных утверждений, безрезультатное чтение огромного количества книг.

Текст произведения глубоко интертекстуален. Особую роль в романе играют цитаты. Толстая использует выдержки из Библии, отрывки текстов песен, отрывки из русской классики. С помощью цитат поднимаются главные проблемы в романе, и в то же время автор иронизирует, создаёт пародию, показывая тем самым несостоятельность попыток уничтожить слово и литературу.

Список литературы

  1. Ерохина М.В. Соловьева О.В. Семантические интерпретации в романе Т. Н. Толстой «Кысь» [Электронный ресурс] // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» // Режим доступа: http:www.pspu.ru / liter 2005_shtml.
  2. Козицкая Е.А. Автоцитация и интертекстуальность // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. - Тверь, 1998. - Вып. 4. - С.130-136.
  3. Пономарева О.А. «Диалогизм» романа Т.Толстой «Кысь» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. - СПб., 2007. - №20 - С.160-165.
  4. Пронина А. Наследство цивилизации. О романе Т. Н. Толстой «Кысь» // Русская словесность, 2002. - №6. - С.30-33.
  5. Толстая Т.Н. Кысь: Роман. - Переиздание. - М.: Подкова, 2003. - 320 с.
  6. Фатеева Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи // Изв. АН Серия литературы и языка. - 1998. - №5. - С.25-38.
  7. Фоменко И.В. Цитата // Русская словесность. - 1998. - № 1. - С.73-80.
  8. Макарова М.В. «Чужое» слово в художественном тексте (на материале романа Т. Н. Толстой «Кысь») // Сибирский федеральный университет. - Красноярск, 2010.
  9. http://tanyant.livejournal.com/ Блог Татьяны Толстой.
  10. http://www.tema.ru/rrr/litcafe/tolstaya/ ЛИТЕРАТУРНОЕ КАФЕ В ИНТЕРНЕТЕ, интервью с Т.Н. Толстой.
  11. http://prigodich.8m.com/html/notes/n042.html Василий Пригодич «"Тонкая" книга Татьяны Толстой или "кысь", "брысь", "рысь", "Русь"...».
  12. http://lib.rus.ec/b/56039/read «Мюмзики и Нострадамус», интервью газете «Московские новости».
  13. Жилавская И.В. Правила написания рефератов. Методическое пособие.
Дагестанский государственный университет Филологический факультет РЕФЕРАТ на тему: Интертекст и миф в романе Татьяны Толстой «Кысь» Работу выполнила студентка 5 курса РО ОЗО Дидковская Екатерина Проверил д.ф.н., проф. Ма

Татьяны Толстой, удостоенной за него премии "Триумф" 2001 года вызвал всплеск интереса у современных читателей. Среди множества посвященных книге критических откликов обстоятельная статья Э.Ф. Шафранской о роли мифа в романе Толстой и заметка П. Ладохина о языке "Кыси" ("Русская словесность", 2002, N 1). Но стилевое своеобразие прозы писателя, по мнению Б. Парамонова, еще и "в ее подчеркнутой как бы музейности", "культурном застое": "Сегодня это называется не эпигонством, а постмодернизмом.

Здесь цитатность, повторяемость, реминисцентность и ассоциативность - не неумение, а прием" . Со сказанным нельзя не согласиться, вот только черты постмодернизма в "Кыси" присутствуют лишь в поэтике, а не в картине мира и концепции индивидуальности.

"Кысь", как и произведения постмодернистов, интертекстуальна. Мотивировкой для ввода в роман огромного количества литературных цитат является профессия родившегося после Взрыва главного героя Бенедикта, вначале переписчика старых книг, затем страшного санитара, изымающего у сограждан крамольные издания. На всех этапах своей эволюции Беня остается книголюбом, для которого "Колобок" так же волнующ, как и поэзия А. Блока, О. Мандельштама, и исполнен мудрости, подобно труду А. Шопенгауэра. За подобной эстетической неразборчивостью кроются постмодернистские установка на "поэтическое мышление" и "коммуникативная затрудненность", представление о интеллектуальной и эстетической равноценности всех текстов. Но у самой Толстой, в отличие от постмодернистов, нет эстетического и нравственного релятивизма.

Она не принимает постмодернистскую концепцию смерти автора, о чем недвусмысленно сказано в ее интервью журналу "Итоги". Реплику некоего обобщенного западного слависта: "Вообще автора не существует, вот и Деррида пишет..." - Толстая остроумно парирует: "Но раз автора не существует, то, может, и Деррида не существует?" - "ан нет, Деррида-то существует, а больше никто..." 3 . Не случайно лейтмотивами "Кыси" являются восстановление авторства тех текстов, которые приписывает себе Федор Кузьмич Каблуков, и попытка сохранить о культуре прошлого, актуальная для современной России. Толстой импонирует деятельность бывшего музейного работника Никиты Иваныча, ныне Главного Истопника, который по всему городку Федору- Кузьмичску, в далеком прошлом Москве, столбы ставит с названиями московских улиц и достопримечательностей, "чтобы память была о славном прошлом! С надеждой на будущее! Все, все восстановим, а начнем с малого! Это же целый пласт нашей истории!".

В вопросах нравственности Толстая также солидарна не с приспособленцем Бенедиктом, убежденным, что "окромя марали, еще много чего в жизни есть. Как посмотреть" , а с Никитой Иванычем и Львом Львовичем "из диссидентов". Эти герои жили еще до Взрыва и сохранили и в новом обществе гуманность, стремление к свободе.

Никита Иваныч чает "братства, любви, красоты. Справедливости. Уважения друг к другу. Возвышенных устремлений. <...> чтоб место мордобоя и разбоя заступил разумный, честный труд, рука об руку. Чтобы в душе загорелся огонь любви к ближнему" (с. 167). Лев Львович сокрушается из-за отсутствия в Федоре-Кузьмичске гражданских свобод. Убеждения Толстой близки позиции этого героя: "Я за свободу слова", - заявляет писательница 5 . После государственного переворота Главный Санитар Кудеяров решает даровать народу ряд свобод: " - Так... Свободы... Тут у меня записано... памятка... не разберу..."

Роман состоит из глав, названных буквами старославянского и современного русского алфавита, что указывает на внутренний сюжет - тщетное изучение нравственной азбуки главным героем Бенедиктом, эдаким Митрофанушкой, но ни в коей мере не лишним человеком или героем гамлетовского типа, что утверждает в своем отзыве о романе П. Ладохин 6 . В синкретическом жанре "Кыси" есть черты романа воспитания.

Вместе с тем в этом футурологическом произведении, фантастическом романе-катастрофе, есть жанровая "память" о романах "Мы" Е. Замятина, "Прекрасный новый мир" О. Хаксли, "1984" Дж. Оруэлла. Как и в этих антиутопиях, действие "Кыси" происходит почти через двести лет после гипотетической катастрофы, которая повернула историю вспять, в каменный век.

Федор-Кузьмичск неприступен для окружающего мира. В этом слышен отголосок существования советского общества за железным занавесом. Вместе с тем в "Кыси" есть и реалии современной внутриполитической жизни России:

Посреди городка стоит дозорная башня с четырьмя окнами, и во все четыре окна смотрят стражи. Чеченцев высматривают" (с. 8-9). Чеченцы изображены писательницей миролюбивыми беженцами. Тем не менее в своем недавнем интервью парижскому еженедельнику "Мариан" Т. Толстая заявила, "что война в Чечне направлена против терроризма и поэтому она легитимна. Запад совершает ошибку, вмешиваясь в этот конфликт и представляя Россию, европейскую страну, каким-то страшилищем, угрожающим миру" 7 .

В экспозиции романа нарисована целостная картина жизни фантастического общества, что характерно для утопий, антиутопий и произведений других жанров, основанных на нравоописании.

В придуманном Толстой мире невероятны люди и природа. Среди людей есть перерожденцы, жившие еще до Взрыва, у которых "лицо вроде как у человека, туловище шерстью покрыто, и на четвереньках бегают. И на каждой ноге по валенку" (с. 6-7). Родившиеся после Взрыва люди наделены разными уродствами, или последствиями - жабрами, гребнем петушиным, хвостом. А жившие до Взрыва Прежние не старятся и после него. В лесах растут сказочные фрукты огнецы и, по преданию, живет хищная кысь, символ жестокости общества, изображенного в романе.

Данное общество находится на примитивном научном уровне. В Федоре-Кузьмичске бытуют древние мифологические представления о мире (вера в лешего, русалку, лыко заговоренное, Рыло, что народ за ноги хватает, поэтичный миф о Княжьей Птице Паулин), существует устное народное творчество, причем легенда о девушке с золотой и серебряной косой, которую рассказывают так называемые чеченцы, похожа на русскую: "Вот она свою косу расплетает, все расплетает, а как расплетет - тут и миру конец" (с. 10). Тем самым в романе подчеркивается общность судеб русского, чеченского и других народов в случае, если произойдет ядерный взрыв.

Все повествование сфокусировано на точку зрения главного героя Бенедикта, это в его наивном сознании искажаются слова, обозначающие реалии прошлого, - "могозин", "энтиллегенция" и проч. Бенедикт, опираясь на воспоминания матушки и других Прежних, сопоставляет жизнь России до и после Взрыва.

В изображенном Толстой обществе есть своя социальная иерархия.

На одном полюсе такие, как Бенедикт в начале романа и другие бедные "голубчики". Их скудный рацион и небогатая одежда свидетельствуют о характерном для социалистического общества эпохи застоя дефиците товаров легкой промышленности: "Ну, что в Складе дают? Казенную колбаску из мышатинки, мышиное сальце, муку из хлебеды, перо вот, потом валенки, конечно, ухваты, холст, каменные горшки: по-разному выходит. Иной раз накладут в туесок запселых огнецов <...> " (с. 17) . Даже заработанное жалкое жалованье голубчики получают с трудом, чувствуя свою социальную обделенность. Толстая поднимает в романе острую проблему обмана государством населения: "Бляшки у государства вырвал, - теперь в другую очередь вставай, налог платить. <...> Шесть с половиной бляшек мурзе отсчитай и отдай. Но бляшку пополам не порвешь, верно? Кому она, рваная, нужна, верно? Стало быть, отдай семь. К концу дня у мурзы энтих денег лишних - великие тыщи. Вот он их себе возьмет, кушанья какого купит, али ярус к терему пристроит, али балкон, а то шубу спроворит, а не то сани новые.

В образе "Набольшего Мурзы" Федора Кузьмича, что приписывает себе изобретение всех технических и бытовых новшеств, научные открытия и создание шедевров искусства, спародирован миф о Прометее, культурном герое, добывшем огонь и научившем людей ремеслам. "Кто говорит: с неба свел, кто рассказывает, будто топнул ножкой-то Федор Кузьмич, и на том месте земля и загорись ясным пламенем" (с. 30); "Кто сани измыслил? Федор Кузьмич. Кто колесо из дерева резать догадался? Федор Кузьмич. Научил каменные горшки долбить, мышей ловить да суп варить. Дал нам счет и письмо, научил бересту рвать, книги шить, из болотной ржави чернила варить" (с. 22). На заключенный здесь эффект пародирования обратила внимание Э.Ф. Шафранская: для голубчиков Федор Кузьмич "культурный герой, для читателя - трикстер ("низкий" вариант культурного героя)" 9 .

Татьяна Толстая начала свой литературный путь как автор рассказов. Однако в 2000 году совершенно неожиданным для многих стала публикация ее романа «Кысь», который сразу же вызвал множество споров. Новый стиль написания, непохожий на ранние произведения автора, необычное название, оригинальный сюжет – легко предположить, какой эффект произвел роман на читателей. Одни восторгались им, другие то и дело критиковали, но ясно одно – никто не остался равнодушным.

Роман «Кысь» создавался на протяжении 14 лет. Как говорит сама Татьяна, сюжет будущего произведения крутился у нее в голове долгое время. Начиная с 1986 года, автор делала кое-какие наброски, разрабатывала систему образов, продумывала сюжет до мельчайших подробностей. И в конечном итоге все эти старания привели к потрясающему успеху – в 2000 году роман «Кысь» был опубликован, сразу же получив признание среди широкого круга читателей. Критики также обратили внимание на это произведение, отметив новизну и актуальность. Роман был удостоен известной премии «Триумф», по нему ставили спектакли и сняли литературный сериал.

Сюжет произведения

Действие романа происходит в небольшом городке под названием Федор-Кузьмичск, жители которого оказались в весьма необычных обстоятельствах. Они словно отброшены на несколько веков назад: в домах отсутствует электричество, лес наполнен мифическими существами, общество деградирует. Дело в том, что события разворачиваются спустя несколько столетий после ядерной катастрофы, которую все называют Взрыв. Это событие полностью изменило жизнь, превратив ее в убогое существование. Взрыв принес множество Последствий, которые каждый испытывает на себе.

В городке управление на себя взял Наибольший Мурза, которого все уважают за то, что он принес некоторые удобства и установил порядки. На улицах можно встретить так называемых Санитаров, рыщущих в поисках ужасной Болезни. Эта Болезнь – радиация, от которой страдают не только люди, но и животные. Жители города напоминают скорее мутантов: у одних появились жабры или щупальца, у других все тело покрыто петушиными гребешками, которые лезут даже из глаз. У кошек появился длинный нос, больше напоминающий хобот, а хвосты стали голыми. Куры теперь могут летать, а зайцы живут на деревьях. В качестве полезного ископаемого люди используют ржавь, которая пригодна и для растопки печи, и для питья, и для курения. Есть в городе и бессмертные люди – Прежние. Они родились еще до Взрыва и практически не имеют мутаций. Хотя Никита Иванович, один из представителей Прежних, может дышать огнем. За это его прозвали Главным истопником.

За пределами Федор-Кузьмичска никто не был, поэтому все, что остается делать жителям – составлять различные легенды и довольствоваться рассказами случайно забредших в город чужаков. А сами голубчики (так называют жителей городка) страшно бояться дремучего леса, который окружает город со всех сторон. Ведь там живет ужасная Кысь: «…сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно…,а видеть ее никто не может. Пойдет человек в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! И хребтину зубами: хрусь! – а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет…»

Жанровое своеобразие

Читая роман «Кысь», представляешь дикий, непонятный мир, который населяют люди-мутанты. Можно сказать, сюжет далеко не новый. К написанию подобных произведений о жизни после катастрофы обращались многие писатели, в том числе Рей Бредбери, Войнович, Замятин, Хаскли и др. Поэтому роман Татьяны Толстой «Кысь» большинство критиков относят к антиутопии, ссылаясь та то, что в произведение содержится предупреждение о гибели и опасности. Во-первых, в произведении явно прослеживается экологическое предупреждение. С первой страницы романа сразу проясняется, что цивилизация погибает в результате ядерного взрыва, который и привел к страшным и необратимым последствиям. Время написания произведения совпадает с Чернобыльской катастрофой (1986), которая потрясла весь мир. А если еще задуматься о том количестве ядерного оружия, которое сегодня содержится в разных странах, то становится совершенно очевидно, о чем предупреждает нас автор романа.

Во-вторых, можно говорить еще об одном предупреждении, возможно не столь явном, но весьма актуальном для нашего времени – о гибели культуры и языка. Толстая описывает жителей своего городка, используя иронию и сатиру. Все они – ничтожные люди, у которых отсутствуют нормы морали, ценности и здравый разум.

Жанровое своеобразие
Таким образом, роман «Кысь» по праву относят к жанру антиутопии. Однако, как отмечала Н.Иванова, в произведении присутствуют мотивы сказки и обращение к фольклору, что не характерно для данного жанра.

Особенности поэтики и стиля

Первое, что бросается в глаза при чтении произведений Толстой – сказочность. Исключением не стал и роман «Кысь», в котором писательница создала свой нереальный мир, используя фольклорные мотивы. Жители вымышленного городка сплошь и поперек окружены легендами и сказками. Они верят в различных существ: русалок, водяных, леших. Синтаксис романа и стиль написания также приближен к народной сказке: автор использует инверсию и простые предложения.

Татьяна Толстая также большое внимание уделяет мифам. Чтобы хоть как-то объяснить устройство мира, о котором они ничего не знают, голубчики обращаются к легендам. Один из наиболее ярких примеров использования в романе мифа – известный миф о Прометее, который писательница переосмысливает по-своему. В качестве Прометея она использует Федора Кузьмича – того самого Наибольшего Мурзу, который не только принес людям огонь, но и изобрел колесо, сани, научил жителей шить книги. В дальнейшем выяснится, что заслуги Федора Кузьмича на самом деле не так значительны, но пока герои наивно верят в сказку, находясь в атмосфере чуда.

Еще один отличительный признак романа – интертекстуальность. На протяжении всего произведения встречаются отрывки из стихотворений Пушкина, Блока, Цветаевой, Лермонтова, которыми зачитывается главный герой Бенедикт. Присутствуют в романе и арии из оперы «Кармен», и песни Гребенщикова, отрывки которых исполняют слепцы. Все это напрямую связано с проблематикой романа.

Главная проблема произведения «Кысь» заключается в поисках утраченной духовности и внутренней гармонии. Толстая демонстрирует нам мир, в котором царит полный хаос и неразбериха. В этом мире духовные ценности не имеют никакого значения, культура гибнет, а люди не понимают элементарных вещей. Единственным источником знаний являются книги, однако и они находятся под запретом. А тех, кому вздумается хранить у себя старопечатные книги, ждет наказание. Поэтому голубчикам ничего не остается делать, как слепо доверять Федору Кузьмичу, который самовольно приписал себе все заслуги.

В тексте можно встретить слова из различных пластов языка: от высокого стиля до просторечий. В романе также присутствуют авторские неологизмы, которые отражают негативные процессы, происходящие в культуре и обществе. Изменения в языке напрямую связаны с основной проблемой произведения – духовным забвением.

Введение Татьяна Толстая вошла в литературу в 80-е годы 20 века. Известность ей принесли рассказы. Ее первый сборник рассказов, опубликованный в 1987 году, вызвал шквал рецензий в России и за рубежом. Она фактически единодушно была признана одним из самых ярких авторов нового литературного поколения. На сегодняшний день ею написано множество рассказов, романов, переводов. Она является не только ярким писателем, но и преподавателем, и телеведущей. Одно из самых ярких произведений Татьяны Толстой - это роман "Кысь". Споры о нем продолжаются до сих пор. Дело в том, что на сегодняшний день нет единого мнения о том, что же представляет собой роман. Критики расходятся ив вопросах определения жанра романа, и во взглядах на художественные особенности этого произведения. Даже место Татьяны Толстой в современной литературе определяется по-разному. Ее относят и к представителям "женской прозы", и к представителям "постмодернизма", и даже к числу просто "новейших" авторов. Причина подобного расхождения заключается в том, что Татьяна Толстая яркий и самобытный писатель, со своей особенной манерой письма, которая особенно четко проступила в романе "Кысь". Роман "Кысь" пытается ответить на самые актуальные проблемы современного российского общества и культуры, которые еще не нашли своего разрешения. Об этом романе писали А. Немзер, Н. Иванова, Б. Парамонов, Липовецкий. Были даны самые неоднозначные оценки, начиная от хвалебных и заканчивая негативными отзывами о романе. Критики рассматривали роман с самых разных точек зрения. В нашей работе мы постараемся осветить особенности поэтики романа в целом, то есть целью данной работы является определить, в чем заключается художественное своеобразие романа Татьяны Толстой "Кысь". Актуальность темы объясняется тем, что на сегодняшний день нет какого-либо общепринятого взгляда на роман, поэтому произведение Толстой нуждается в дополнительном исследовании. Для достижения цели были поставлены следующие задачи: 1. познакомится с биографией Татьяны Толстой и определить ее место в современной литературе 2. осветить историю создания романа "Кысь" 3. осветить жанровое своеобразие романа 4. исследовать художественное своеобразие романа через обращение к особенностям стиля, системы образов, проблемы. Работа имеет следующую структуру: введение, где раскрывается актуальность, цели и задачи работы; две главы и заключение. В первой главе речь идет о Татьяне Толстой, ее писательской карьере и месте в современной литературе. В этой главе раскрываются такие понятия как "женская проза", "артистическая проза" и дается вывод о том, к какому направлению принадлежит писательница. Вторая глава делится на две части. В первой речь идет об истории создания романа "Кысь", а также раскрываются его жанровые особенности. Здесь же рассматриваются различные трактовки произведения с точки зрения жанра. Во второй части второй главы непосредственно рассматриваются особенности поэтики романа. Работа завершается заключением и списком использованной литературы. Глава 1. Татьяна Никитична Толстая и ее место в литературе. 1.1. Татьяна Толстая. Татьяна Толстая родилась 3 мая 1951 года в Ленинграде, в семье профессора физики Никиты Алексеевича Толстого. Семья была многодетной: у будущей писательницы было семь братьев и сестёр. Семья славилась своими знаменитыми предками. Дедушка Татьяны Толстой по материнской линии - Лозинский Михаил Леонидович - был известным литературным переводчиком и поэтом, а по отцовской линии она приходилась внучкой известному писателю Алексею Толстому и поэтессе Наталии Крандиевской. После окончания школы Татьяна Никитична поступила в Ленинградский университет на отделение классической филологии (с изучением латинского и греческого языков). Окончив его в 1974 году, она вышла замуж и, вслед за мужем, переехала в Москву, где устроилась работать корректором в "Главной редакции восточной литературы" при издательстве "Наука". Проработав в издательстве до 1983 года, Татьяна Толстая в этом же году опубликовала свои первые литературные произведения и дебютировала как литературный критик со статьёй "Клеем и ножницами...", которая была опубликована в журнале "Вопросы Литературы", 1983, № 9. Позже она объяснила, почему решила начать писать. В интервью изданию "Украинская Правда" Татьяна Толстая подробно рассказала, что в 1982 году у неё были проблемы со зрением и она решила сделать операцию на глаза. Операции в то время проводили с помощью надрезов бритвой. После операции на втором глазу, она долгое время не могла находиться при дневном свете. "Так продолжалось долго. Я повесила двойные занавески, выходила на улицу только с наступлением темноты. Ничего не могла делать по этому поводу, ухаживать за детьми не могла. Читать тоже не могла. Это теперь после коррекции лазером повязку снимают через пару дней, а тогда пришлось лежать с повязкой целый месяц. А так как читать было нельзя, в голове начали рождаться сюжеты первых рассказов. Так я и начала писать..." Первым произведением Татьяны Толстой стал рассказ под названием "На золотом крыльце сидели", опубликованный в журнале "Аврора" в 1983 году. Рассказ был отмечен как публикой, так и критикой и признан одним из лучших литературных дебютов 1980-х годов. Художественно произведение представляло собой "калейдоскоп детских впечатлений от простых событий и обыкновенных людей, представляющихся детям различными таинственными и сказочными персонажами" . С этого произведения начался литературный путь писательницы. Впоследствии Толстая публикует в периодической печати ещё около двадцати рассказов. Её произведения печатаются в "Новом мире" и других крупных журналах. Последовательно выходят "Свидание с птицей" (1983), "Соня" (1984), "Чистый лист" (1984), "Любишь - не любишь" (1984), "Река Оккервиль" (1985), "Охота на мамонта" (1985), "Петерс" (1986), "Спи спокойно, сынок" (1986), "Огонь и пыль" (1986), "Самая любимая" (1986), "Поэт и муза" (1986), "Серафим" (1986), "Вышел месяц из тумана" (1987), "Ночь" (1987), "Пламень небесный" (1987), "Сомнамбула в тумане" (1988). В 1987 году выходит первый сборник рассказов писательницы, озаглавленный аналогично её первому рассказу - "На золотом крыльце сидели...". В сборник вошли, как известные ранее произведения, так и не опубликованные до этого: "Милая Шура" (1985), "Факир" (1986), "Круг"(1987). После издания сборника Татьяна Толстая была принята в члены Союза писателей СССР. Советская критика восприняла литературные произведения Толстой настороженно. Её упрекали в "густоте" письма, в том, что "много в один присест не прочтешь". Другие критики восприняли прозу писательницы с восторгом, но отмечали, что все её произведения написаны по одному, выстроенному шаблону. В интеллектуальных кругах Толстая получила репутацию оригинального, независимого автора. В то время основными героями произведений писательницы были "городские сумасшедшие" (старорежимные старушки, "гениальные" поэты, слабоумные инвалиды детства...), "живущие и гибнущие в жестокой и тупой мещанской среде" . В 1990 году писательница уехала в США, где начала вести преподавательскую деятельность. Толстая преподавала русскую литературу и художественное письмо в колледже Скидмор, расположенном в городе Саратога-Спрингс и Принстоне, сотрудничала с New York review of books, The New Yorker, TLS и другими журналами, читала лекции в других университетах. Впоследствии все 1990-е годы писательница по несколько месяцев в году проводила в Америке. По её словам, проживание заграницей поначалу оказало на неё сильное влияние в языковом аспекте. Она жаловалась на то, как меняется эмигрантский русский язык под влиянием окружающей среды. В своём коротком эссе того времени "Надежда и опора", Толстая приводила примеры обычного разговора в русском магазине на Брайтон-Бич: "там в разговор постоянно вклиниваются такие слова, как "свисслоуфетный творог", "послайсить", "полпаунда чизу" и "малосольный салмон"". После четырёх месяцев пребывания в Америке, Татьяна Никитична отмечала, что "мозг её превращается в фарш или салат, где смешиваются языки и появляются какие-то недослова, отсутствующие как в английском, так и в русском языках". В 1991 году Татьяна Толстая начала журналистскую деятельность. Она стала вести собственную колонку "Своя колокольня" в еженедельной газете "Московские новости", сотрудничать с журналом "Столица", входить в состав редколлегии. Эссе, очерки и статьи Толстой появляются также в журнале "Русский телеграф". Параллельно с журналистской деятельностью она продолжает издавать книги. В 1990-х были опубликованы такие произведения, как "Любишь - не любишь" (1997), "Сёстры" (в соавторстве с сестрой Наталией Толстой) (1998), "Река Оккервиль" (1999). Появляются переводы её рассказов на английский, немецкий, французский, шведский и другие языки мира. В 1999 году Татьяна Толстая вернулась в Россию и продолжила заниматься литературной, публицистической и преподавательской деятельностью. В 2000 году писательница публикует свой первый роман "Кысь". Книга вызвала много откликов и стала очень популярной. По роману многими театрами были поставлены спектакли, а в 2001 году в эфире государственной радиостанции "Радио России", под руководством Ольги Хмелевой, был осуществлен проект литературного сериала. В этом же году были изданы ещё три книги: "День", "Ночь" и "Двое". Отмечая коммерческий успех писательницы, Андрей Ашкеров в журнале "Русская жизнь" писал, что общий тираж книг составил около 200 тысяч экземпляров, и произведения Татьяны Никитичны стали доступны широкой публике. Толстая получила приз XIV Московской международной книжной ярмарки в номинации "Проза". В 2002 году Татьяна Толстая возглавила редакционный совет газеты "Консерватор". В 2002 году писательница также впервые появилась на телевидении, в телевизионной передаче "Основной инстинкт". В том же году стала соведущей (совместно с Авдотьей Смирновой) телепередачи "Школа злословия", вышедшей в эфире телеканала Культура. Передача получила признание телекритики, и в 2003 году Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова получили премию "ТЭФИ", в категории "Лучшее ток-шоу". В 2010 году, в соавторстве с племянницей Ольгой Прохоровой, выпустила свою первую детскую книжку. Озаглавленная, как "Та самая Азбука Буратино", книга взаимосвязана с произведением дедушки писательницы - книгой "Золотой ключик, или Приключения Буратино". Толстая рассказывала: "Замысел книги родился 30 лет назад. Не без помощи моей старшей сестры... Ей всегда было жалко, что Буратино так быстро продал свою Азбуку, и что об ее содержании ничего не было известно. Что за яркие картинки там были? О чем она вообще? Шли годы, я перешла на рассказы, за это время подросла племянница, родила двоих детей. И вот, наконец, на книгу нашлось время. Полузабытый проект был подхвачен моей племянницей, Ольгой Прохоровой". В рейтинге лучших книг XXIII Московской международной книжной выставки-ярмарки, книга заняла второе место в разделе "Детская литература" . 1.2. Татьяна Толстая и ее место в литературе Если говорить о творчестве Татьяны Никитичны Толстой, о ее стиле, то следует сказать несколько слов о тех писателях, которые, так или иначе, повлияли на ее творчество. Сама Татьяна Никитична отмечала огромное влияние на себя русской классики. Она говорила, что в число её любимой литературы входит русская классика. В 2008 году её персональный читательский рейтинг составляли Лев Николаевич Толстой, Антон Павлович Чехов и Николай Васильевич Гоголь. На формирование Толстой как писателя и человека сильно повлиял Корней Иванович Чуковский, его статьи, мемуары, воспоминания, книги о языке и переводы. Писательница особенно выделяла такие работы Чуковского, как "Высокое искусство" и "Живой как жизнь", и говорила: "Кто не читал - очень советую, потому что это интереснее, чем детективы, и написано потрясающе. И вообще он был одним из самых гениальных русских критиков". Столь разнообразные литературные вкусы и интересы, возможно, и стали причиной того особого стиля, который отличает Татьяну Толстую. До сих пор в современном литературоведении нет единого мнения о том, что же представляет собой творчество писательницы, какое место она занимает в современной литературе. Толстую относят к "новой волне" в литературе. В частности, Виталий Вульф писал в своей книге "Серебряный шар": "В моде писатели "новой волны": Б. Акунин, Татьяна Толстая, Виктор Пелевин. Талантливые люди, пишущие без снисхождения, без жалости...". Таким образом, Татьяна Толстая стоит в одном ряду с Б. Акуниным и постмодернистом В. Пелевиным. Однако это далеко не единственное мнение относительно писательницы. Так, например, ее относят к числу представителей "артистической прозы", ведь манера ее письма уходит корнями в произведения М.Булгакова и Ю.Олеши. Говорят, что подобно им, она принесла с собой пародию, шутовство, праздник, эксцентричность авторского "я". Это отмечает Е.Гладских в своей статье "Отличница в "Школе злословия". Ссылаясь на интервью самой Татьяны Никитичны, она утверждает, что писательница отличается своей "игровой прозой". А вот Анна Бражкина на сайте онлайн-энциклопедии "Кругосвет" отмечала, что в ранней прозе писательницы критики отмечали, с одной стороны, влияние Шкловского и Тынянова, а с другой - Ремизова. Среди литературоведов и просто любителей литературы бытует мнение и о том, что Толстая близка к жанру "женской" прозы, наряду с такими писательницами, как Виктория Токарева, Людмила Петрушевская и Валерия Нарбикова. Ия Гурамовна Зумбулидзе в своём исследовании ""Женская проза" в контексте современной литературы" писала, что "творчество Татьяны Толстой находится в одном ряду с выразителями той тенденции современной русской литературы, которая заключается в синтезе определенных черт реализма, модернизма и постмодернизма...", а также отмечала: "То, что на литературном горизонте появились такие талантливые и разные писательницы, как Людмила Петрушевская, Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Виктория Токарева и др., сделало актуальным вопрос о том, что такое "женская литература" и как она вписывается в контекст современной литературы в целом". Другими словами, творчество писательницы является объектом большого количества научных исследований. В разные годы её произведениям были посвящены работы Елены Невзглядовой (1986), Петра Вайля и Александра Гениса (1990), Прохоровой Т.Г. (1998), Беловой Е.(1999), Липовецкого М. (2001), Песоцкой С. (2001). В 2001 году была издана монография "Взрывоопасный мир Татьяны Толстой" авторства Гощило Е., в которой было проведено исследование творчества Татьяны Толстой в культурно-историческом контексте. Однако, на мой взгляд, сказать однозначно, какое место занимает творчество Татьяны Толстой в современной литературе сегодня, нельзя. Можно только предположить, что близость Татьяны Толстой к артистической прозе наиболее приемлема, так как игра, пародия, красочность образов и эксцентричность авторского "я" - это то, что отличает творчество писательницы. Кроме того, следует отметить, что это характерно не только для романа "Кысь", являющегося центром данной работы, но и для раннего творчества, а именно для рассказов Толстой. Да и параллели, которые можно провести от ее произведений к булгаковским или же произведениям Юрия Олеши, только подтверждают принадлежность Татьяны Толстой к лагерю "артистической" прозы. Глава 2. Поэтика романа Татьяны Толстой "Кысь" 2.1. История создания романа. Особенности жанра. Начав свой путь в литературе как автор рассказов, Татьяна Толстая в 2000 году вдруг изменила своему амплуа и опубликовала первый роман "Кысь". Этот роман довольно быстро завоевал читательские умы и вызвал множество споров. Творчество Татьяны Толстой само по себе не оставалось без внимания, ее ранние произведения либо хвалили, либо утверждали, что они практически нечитаемые, но равнодушным к произведениям писательницы не оставался никто. Легко предположить, какую бурю вызвал своим появлением роман "Кысь". Своим необычным названием, своим особенным стилем он резко выделялся на фоне привычных произведений. Роман был задуман еще в советскую эпоху. Он писался 14 лет, с 1986 по 2000 годы. Из этих 14 лет, по словам Толстой, четыре года она не писала ни строчки. Наброски просто лежали, замысел формировался, оттачивался, и вот в 2000 году увидел свет и сразу же был отмечен премией "Триумф". Как уже указывалось выше, роман получил признание, по нему снимали литературный сериал, в театрах ставили спектакли. Отклики о романе были противоречивыми, но все отмечали его необычность и новизну. В центре романа находится история жителей небольшого городка с довольно необычным названием "Федор-Кузьмичск". Как говорит о нем один из главных героев романа Бенедикт: "Наш город - Фёдор-Кузьмичск, а до того, - говорит матушка, - звался Иван-Порфирьичск, а ещё до того-Сергей-Сергеичск, а прежде имя ему было Южные склады, а совсем прежде - Москва". Жители этого города, или как еще называют "голубчики", словно бы вновь оказались отброшены назад, в прошлое. Их жизнь и установленные порядки напоминают средневековые: совсем недавно было изобретено колесо, появился огонь, леса полны мифических чудовищ. Все дело в том, что действие в романе происходит спустя двести лет после катастрофы, которую все именуют не иначе как Взрыв. Именно Взрыв стал причиной того, что исчезли такие привычные для нас понятия как "магазин", "электричество"; того, что жизнью городка управляет Наибольший Мурза, которого все считают благодетелем за то, что он установил существующий в городе порядок, принес различные удобства; того, что по городу то и дело рыщут Санитары во главе с главным санитаром Кудеяром Кудеяровичем. Они проверяют жителей на наличие опасной Болезни, упоминая о которой все голубчики как один со страхом приговаривают: "Тьфу-тьфу-тьфу! Боже упаси!" Нетрудно догадаться, что так называемая Болезнь - это радиация. Именно из-за нее у жителей города появились различные "последствия". Теперь они больше напоминают мутантов: "У кого руки словно зеленой мукой обметаны..., у кого жабры...". Вот, например, один из сослуживцев Бенедикта Васюк Ушастый: "У него ушей видимо-невидимо: и на голове, и под головой, и на коленках, и под коленками и в валенках уши. Всякие: большие, малые, круглые, длинные, просто дырочки. И трубочки, и вроде щели, и с волосам, и гладкие...", или вот Варвара Лукинишна: "страшна, голубушка, хоть глаз закрывай. Голова голая, без волоса, и по всей голове петушиные гребни так и колышутся. И из одного глаза тоже лезет гребень..." (1. 41). Такие "последствия" отличают не только жителей города, но и животных и птиц. Что находится за пределами города, жители не знают. Для того, чтобы хоть как-то объяснить себе устройство мира, они придумывают разные мифы: о смене дня и ночи, о конце света - и довольствуются рассказами редких, попадающих в город чужаков. Сами же за пределы города голубчики не выходят, ведь город окружен лесами, а в лесу - ужасная Кысь: "...сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно..., а видеть ее никто не может. Пойдет человек в леса, а она ему на шею-то сзади: хоп! И хребтину зубами: хрусь! - а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет..." (1.17). Вот так видят себя и свой мир жители города "Федор-Кузьмичск": едят червырей и мышей, пьют ржавь, собирают хлебеду, и от того у них еще больше развиваются "последствия", как говорит Главный истопник Никита Иванович. Никита Иванович, как и матушка Бенедикта, представитель так называемых Прежних - тех, кто родился до Взрыва. Их "последствие" - это бессмертие, если, конечно, не наедятся радиоактивных фиников или, как их называют в романе, "ложных огнецов" (именно так погибла мать Бенедикта), а других "последствий" у них практически нет. Хотя сам Никита Иванович и изрыгает огонь, за что и назначен Главным истопником, он ничем не отличается от обычных людей: нет у него ни лишних ушей, ни гребешков. Этим он и отличается от остальных голубчиков. Если не считать огромной разницы в образовании, привычках, мироощущении. Вот такой мир встает со страниц романа Татьяны Толстой. Дикий, практически первобытный, населенный полумутантами-полулюдьми. На первый взгляд, сюжет не новый. К описанию жизни людей после катастрофы, к миру будущего обращались многие писатели. Это отличает В. Войновича "Москва 2042", "О, дивный новый мир!" Хаксли, и "1984" Оруэлла, Рея Бредбери "457 градусов по Фарингейту, "Мы" Замятина. Именно поэтому, на мой взгляд, и возникла точка зрения, что по своей жанровой принадлежности роман "Кысь" - это антиутопия. Такую точку зрения высказывает, например, Ю.Латынина. Она ссылается именно на то, что Толстая описывает жизнь после катастрофы, а "писать про жизнь после катастрофы или возле катастрофы в 20 веке привычно, и сочинения эти традиционно числятся по ведомству научной фантастики и именуются антиутопией". Критик Л.Беньяш также определил жанр романа "Кысь" как антиутопию. К.Степанян также утверждал, что "Кысь" - это антиутопия, правда отмечал, что ее "построение, замысел и структура - это издевка над узнаваемыми личностями, ситуациями, образами отечественной истории, и бесцветный, лишь напоминающий о прошлом великолепии язык". Антиутопией считал роман и А. Немзер, правда он выразил точку зрения оппонентов "Кыси" и назвал роман "мастеровитой имитацией Ремизова и Замятина, перепевом Стругацких, сорокинским смакованием мерзостей и газетным стебом" Ряд критиков считают, что "Кысь" - это антиутопия, но не в чистом виде. Например. Н.Иванова заявляет, что "Толстая не антиутопию пишет, а пародию на нее", что она "соединила антиутопию с русским фольклором, со сказкой" . Кстати, это смешение разных жанров также является особенностью поэтики романа Т.Толстой, о чем речь пойдет в следующих главах. Существует и иная точка зрения. Н.Лейдерман и М.Липовецкий прямо утверждают, что "Кысь" - это не антиутопия, так как в романе не прогнозируется будущее. И все-таки следует согласиться с мнением Ю.Латыниной и Л.Беньяш. Роман "Кысь" - это антиутопия, ведь он выполняет главную особенность произведений этого жанра - предупредить о гибели, о кризисе, об опасности выбранного пути. И в романе есть это предупреждение. Прежде всего, предупреждение экологическое. С первых страниц романа становится ясно, что цивилизация погибла после Взрыва и именно Взрыв стал причиной той жизни, которую видит читатель в городе Федор-Кузьмичск. В романе прямо сказано, что причиной Взрыва стало АРУЖИЕ, что люди играли-играли с ним и доигрались. Если вспомнить о времени написания произведения, то сразу же вспоминается катастрофа на Чернобыльской АС, а если еще вспомнить ситуацию в мире, накопление оружия и ядерного потенциала различными странами, то становится понятно, о какой катастрофе может предупреждать нас роман. Если смотреть на роман с этой точки зрения, то все достаточно ясно и понятно. Но есть в романе и еще одно предупреждение, возможно, не столь явное, но оттого не менее значимое, а для нашего времени и весьма актуальное - гибель культуры и кризис языка. Вот, например, М.Липовецкий утверждает: "Кысь" блистательно передает сегодняшний кризис языка, сегодняшний распад иерархических отношений в культуре - когда культурные порядки советской цивилизации рухнули, погребая заодно и альтернативные, антисоветские культурные иерархии. А те порядки, что органичны для сознания, не тронутого радиацией советского опыта, звучат так же, как и рацеи Прежних в романе Толстой, - наверно, разумно, но совсем непонятно, и уж точно не про нас..." . Другими словами, основную задачу антиутопии роман "Кысь" выполняет. Однако не следует отрицать и то, что отмечала и Н. Иванова. В романе действительно присутствуют нехарактерные для традиционной антиутопии черты, а именно обращение к фольклору, к жанру сказки. Таким образом, при определении жанра романа сложно дать исчерпывающий ответ. Скорее всего, это смешение разных жанров еще один признак особенного стиля писательницы, ее художественной манеры. 2.2. Поэтика романа Татьяны Толстой "Кысь" Прежде чем непосредственно перейти к разговору о поэтике романа "Кысь", следует понять, что же означает этот термин. В словарях и различных энциклопедиях этот термин трактуют как минимум в трех значениях: поэтика - это свод правил, по которым строится литературное произведение; поэтика - это художественная система писателя, литературной эпохи, отдельного жанра; поэтика - раздел науки в теории и истории литературы. Все эти три значения взаимосвязаны, но в данной работе речь пойдет о втором значении термина. Итак, поэтика романа Татьяны Толстой "Кысь" или художественные особенности произведения - вот что находится в центре изучения данной курсовой работы. Особенности жанра, композиции, системы образов - вот то, что будет подвергаться анализу. Именно об этом вспоминают, когда говорят о романе "Кысь". Об особенностях жанра речь уже шла в предыдущей главе, поэтому в этой главе мы обратимся непосредственно к содержанию романа. Итак, небольшой городок Федор - Кузьмичск, окруженный стеной от врагов-чеченцев, полудикие жители-голубчики, таинственная, вселяющая ужас Кысь... На первый взгляд, все это очень напоминает незамысловатую детскую сказку. Именно сказочность прозы Толстой отмечают все критики. Именно сказочность обращает на себя внимание, когда читаешь ее произведения, а вовсе не само содержание. Причем это характерно не только для романа "Кысь", но и для ранних рассказов Толстой. Во всех своих произведениях писательница создает какой-то особый мир, особенную реальность, где живут и существуют ее герои. Возможно, именно это делает произведения Татьяны Толстой такими яркими и запоминающимися. Если обратиться к роману, то можно заметить, что влияние сказки, фольклора прослеживается на протяжении всего произведения. Вся жизнь голубчиков окружена сказками и легендами. Рядом с жителями города обитают лешие, русалки. Вспомним, например, рассказ одного из чужаков, пришедших в город: "Захотелось моей старухе огнецов покушать.... Иду я себе, иду, а тут стемнело.... Иду я на цыпочках..., вдруг: шу-шу-шу! Что такое. Посмотрел - никого. Тут опять: шу-шу-шу. Будто кто по листьям водит. Я оглянулся..., и вдруг он прямо передо мной. И ведь небольшой такой. весь будто из старого сена свален, глазки красным горят, а на ногах ладоши..." (1.20). А кроме лешего верят голубчики и в водяного, и в "кочевряжку подкаменную", и в "рыбу-вертизубку". Эти сказочные существа определяют их жизнь и быт, а сами по себе все эти представители "нечистой силы" весьма напоминают русскую народную "нечисть". На эту сказочность намекает и синтаксис романа. Что же касается синтаксиса, то Н. Иванова считает, что "синтаксис возбужденный, бегучий, певучий, - всякий, кроме упорядоченно-уныло-грамматически правильного", характерен для сказовой формы, где часто используются простые предложения и инверсия. Это синтаксис русского народного фольклора. Помимо сказок Татьяна Толстая активно обращается и к мифам. Даже само устройство мира ее герои объясняют с помощью мифов и легенд. В романе есть несколько видов таких мифов. Вот, например, мифы этиологические, то есть объясняющие происходящие в мире события: "Есть большая река... В той реке живет рыба - голубое перо. Говорит она человеческим голосом... и по той реке туда-сюда ходит. Вот как она в одну сторону пойдет да засмеется - заря играет, солнышко на небо всходит. Пойдет обратно - плачет, за собой тьму ведет, на хвосте месяц тащит, а часты звездочки - той рыбы чешуя" (1.20). Вот как объясняют голубчики смену дня и ночи. Подобными легендами окружена и смена времен года, и конец света: "Будто лежит на юге лазоревое море, а на море - остров, а на острове - терем... на лежанке девушка....Вот она свою косу расплетает, а как расплетет - тут и миру конец..." (1.19). Таких примеров можно привести множество. Татьяна Толстая постоянно апеллирует к различным мифам, однако она вовсе не старается переписать эти мифы и легенды, наоборот, она по-своему переосмысливает их, можно даже сказать, пародирует их. Как, например, пародирует известный миф о Прометее, даровавшем огонь людям. Таким Прометеем становится в романе Федор Кузьмич: "Принес-то огонь людям Федор Кузьмич, слава ему. С неба свел, топнул ножкой - и на том месте земля и загорись ясным пламенем" (1.23). В романе "Кысь" заслуги Наибольшего Мурзы простираются дальше: он не только принес огонь людям, он изобрел колесо, "сани измыслил", научил книги шить, "из болотной ржави чернила варить". Это уже потом выяснится, что заслуги Федора Кузьмича далеко не так велики, что многое из того, что он "изобрел", было придумано ранее, но пока героев Толстой вполне устраивает эта атмосфера некоего чуда, сказки, в которой они обитают. Это обращение к мифам, к сказкам - один из признаков интертекстуальности, отличающей роман Татьяны Толстой. Об интертекстуальности романа пишут Б.Парамонов, А.Немзер и другие. Толстая постоянно обращается к различным текстам, сюжетам. Однако следует отметить, что интертекстуальность романа вовсе не исчерпывается обращением к мифам. Одним из признаков интертекстуальности является цитирование. На протяжении всего романа звучат отрывки из произведений Пушкина, Лермонтова, Блока, Цветаевой. Стихами этих авторов зачитывается Бенедикт, занятый в Рабочей Избе переписыванием того, что якобы сочинил Федор Кузьмич: "Уж какие у Федора Кузьмича стихи ладные выходят, что иной раз рука задрожит...Которые стихи ясные, каждое слово понятно, а которые - только головой покрутишь" (1.31). О стихотворениях вспоминает Варвара Лукинична, пытаясь понять значение забытых слов, таких как "конь", например. Именно увлечение поэзией заставляет ее усомниться в авторстве стихотворений Федора Кузьмича: "Я обратила внимание: Федор Кузьмич...он как бы разный...Он как бы на разные голоса разговаривает...вот, скажем: " Свирель запела на мосту, и яблони в цвету"...Вот это один голос. "Послушай, в посаде, куда ни одна нога не ступала, одни душегубы, твой вестник - осиновый лист - он безгубый" - Ведь это же совсем другой голос звучит" (1.48-49). Таким образом, можно сказать, что роман практически весь построен на цитатах. И дело не только в поэтических произведениях авторов 18 и 19 века. В романе звучат арии из оперы "Кармен" - отрывки из этой оперы исполняют слепцы. Они же исполняют отрывки из песен Гребенщикова. Другими словами, в романе можно отметить самые разнообразные цитаты: от Библии до Окуджавы. Все они являются средством своеобразной пародии на культурную жизнь города, а также напрямую связаны с проблемой романа. Основная проблема романа заключается вовсе не в том, чтобы предостеречь человечество от экологической катастрофы, хотя этой идее в романе отведена большая роль. Основная проблема романа "Кысь" - это поиск утраченной духовности, внутренней гармонии. Другими словами, Толстая попыталась показать мир, в котором произошла гибель культуры, наступило, так называемое, духовное забвение. О духовном забвении упоминал в своей работе "След Кыси" Марк Липовецкий: "Главное сходство в том, что и в том видении культуры, которое возникло в России в 1990-е годы, как и в сознании героя Толстой Бенедикта, нет истории - а оттого все есть последняя новинка: Набоков и Тарантино, "Колобок" и Мандельштам, Деррида и Шестов, "Горные вершины" и "Не ждали", Пригов и Введенский, "Гамлет" и "Муму"... есть только Взрыв....Он по сути отменил время и историю, сделав забвение единственной формой культурной преемственности". Живущие в Федор-Кузьмичске голубчики действительно словно лишены памяти. Они не знают и не понимают элементарных вещей. Вот почему Наибольшему Мурзе удается так легко стать для жителей города благодетелем, этаким "властителем дум". Он попросту приписал авторство над многими вещами себе, ведь никто из живущих в городе не сможет это оспорить. Единственное, откуда можно было почерпнуть информацию, - книги - находится под запретом. За хранение книг, а именно старопечатных книг, полагается наказание - нарушителем занимаются санитары. Сами же голубчики слепо доверяют Федору Кузьмичу и с упоением произносят всякий раз: "Слава ему!" (чем не аналогия с тоталитарным режимом?). Пожалуй, о прошлом помнят лишь Прежние, такие как Никита Иванович или мать Бенедикта. Но между ними и сегодняшними голубчиками такая огромная пропасть, что они порой просто не понимают друг друга: "Прежних и нет почти, а с нонешними голубчиками того разговору уж не заведешь. Да и то сказать: Прежние наших слов не понимают, а мы ихних. А то другой раз такую чушь сморозят, как дети малые..." (1.35). Есть еще, конечно, перерожденцы. Они тоже родились до взрыва, но практически потеряли человеческий облик. Вот, например, Тетеря, который служил Бенедикту после его женитьбе на Оленьке, постоянно вспоминал свою прежнюю жизнь:...я домой пришел, все культурно, полы лаком покрыты! Разулся, сразу в тапки, по ящику фигурное катание Ирина Роднина!....Майя Кристалинская поет..." (1.219). Однако ни к Прежним, ни тем более к перерожденцам нынешние голубчики не прислушиваются. Слабые попытки Никиты Ивановича приблизить "духовный ренессанс" не увенчались успехом. Пытаясь восстановить культуру или, как он сам объясняет, "чтоб память была", он ставит в городе столбы с названием прежних улиц, однако эти столбы используются не по назначению: к ним сваливают мусор, выкорчевывают их, выцарапывают ругательства. Даже сами слова, названия тех или иных мест жители не понимают и искажают. Неслучайно в романе Толстой можно встреть слова вроде: ЭНТЕЛЕГЕНЦЫЯ, ТРОДИЦЫЯ, МОГОЗИНЫ, ОСФАЛЬТ, ОНЕВЕРСЕТЕЦКОЕ АБРАЗАВАНИЕ и так далее. Все это становится отражением кризиса, символом того же духовного забвения. Символом же памяти, культуры становится в романе книга. "Книга! Сокровище мое несказанное" (1.217) - говорит Бенедикт. Книга - это знание о прошлом, настоящем, будущем, это знание себя. В романе Толстой о книгах упоминается очень часто. Старопечатные книги находятся под запретом как источник Болезни, современные голубчикам книги якобы написаны все до единой Федором Кузьмичом. Увлекшись чтением, Бенедикт сам встает в ряды санитаров-карателей. Он жадно глотает книги, без разбору, без толку: от "Колобка" до "Плоскостопие у детей раннего возраста". Однако почему приобщение к великой культуре прошлого не пробуждает Бенедикта - вот, пожалуй, один из основных проблемных вопросов анализа романа. Утраченная духовная культура, живущая в книгах и остающаяся немой, неоткрытой, ни от чего не уберегла в прошлом (иначе почему оказался возможным уничтоживший прежнюю жизнь Взрыв), превратилась в мертвую, тоже погубленную катастрофой в настоящем. Неслучайно Никита Иванович советует Бенедикту начитать чтение с азбуки. Не случайно и то, что сам роман выстроен в форме азбуки. Каждая глава названа в соответствии с буквой древнерусского алфавита: аз, буки и так далее. Именно за это построение роман Толстой называли своеобразной "энциклопедией русской жизни". Не менее символичен и образ Пушкина. "Пушкин - это наше все!" - эта фраза звучит в романе от лица все того же Никиты Ивановича. Памятнику Пушкину, который возводит Никита Иванович и Бенедикт - это тоже символ духовной культуры. Однако он значит что-то лишь для Никиты Ивановича, для Бенедикта же это просто деревянный идол, он еще не готов увидеть в нем поэта, творца - Пушкина. Точно также его воспринимают и остальные голубчики. Не заросла народная тропа к Пушкину. Как говорит Никита Иванович: "Народ совершенно дичайший: привязали веревку, вешают на певца свободы белье! Исподнее, наволочки - дикость!" (1.212) По мысли Толстой, для Бенедикта, Оленьки, Кудеяр Кудеярыча и многих им подобных культура Пушкина, Тютчева, Цветаевой, Врубеля, Пастернака, Чехова - ЧУЖАЯ, словно с другой планеты занесенная, никак не перекликающаяся с их жизнью, а потому - мертвая. Литературе, чтобы состояться как Литературе, нужен Читатель, вдумчивый и подготовленный к диалогу с автором. Бенедикт, наполнявший образы поэзии чуждой ему культуры своими ассоциациями, отчего эти образы утрачивали свое значение и функцию, таким Читателем быть не мог. Как видно из романа, человека не спасет, не возродит знание, закрепленное в книге, в частности. Читать ради чтения, стремиться познать мир только ради самого познания - после этого только Взрыв, только полное одичание. Таким образом, носителем памяти, человеком, которого не коснулось духовное забвение, является только Никита Иванович. Прочие голубчики предпочитают забвение. Главным символом забвения является, по мысли М.Липовецкого, мышь. Для жителей города мышь - это краеугольный камень. Мышей едят, на мышей меняют различные товары. Однако Никита Иванович настойчиво призывает Бенедикта прекратить есть мышей. Почему? С одной стороны, ответ на поверхности: Никита Иванович утверждает, что от этого у людей и возникают так называемые последствия (хвост у Бенедикта). Но с другой стороны Липовецкий утверждает, что мышь - это и есть символ забвения: " в античной мифологии мышь была символом забвения, и все, к чему мышь прикасалась, исчезало из памяти" Филолог по образованию, Толстая прекрасно знала об этом. То, что Никита Иванович главный истопник, хранитель огня, тоже символично. Огонь может погубить, но огонь одновременно и дает жизнь. В финале романа Никиту Ивановича привязывают к памятнику Пушкина, чтобы сжечь и таким образом очисть себя от ненужных ценностей. Но огонь, разрушающий и очистительный одновременно, сжигает Кудеяр-Кудеярычск, чтобы на новом месте имела возможность начаться иная история, иная культура. У истоков этой культуры - Никита Иванович, который несет людям огонь, а потому, подобно Прометею, бессмертен, и Бенедикт, прошедший через "свой" огонь - разрушительный, губительный - огонь жажды погружения в иную реальность, которую он видел в книгах. Финал "Кыси" символичен, фантастичен и концептуально значителен. Важно, что Никита Иваныч и Лев Львович не сгорели. "Кончена жизнь, Никита Иваныч, - сказал Бенедикт не своим голосом. - Кончена - начнем другую, - ворчливо отозвался старик" (1.295). Если говорить об особенностях романа, то нельзя не затронуть и еще одну строну произведения Толстой - стиль, а именно язык. В тексте присутствуют почти все языковые уровни: высокий, нейтральный, разговорный и просторечный. По мнению Н. Ивановой, в романе "авторская речь намеренно вытеснена словами героев, например, сентиментальным: "С Бенедиктом в Рабочей Избе и другие писцы рядком сидят. Оленька, душечка, рисунки рисует. Хороша девушка: глаза темные, коса русая, щеки - как вечерняя заря, когда к завтрему ветра ожидаем, - так и светятся. Брови - дугой, али, как теперь ведено будет звать, коромыслом; шубка заячья, валенки с подошвами - небось семья знатная... Как к Оленьке подступишься? Бенедикт только вздыхает да искоса посматривает, а она уж знает, лапушка: глазыньками моргнет да головкой-то эдак подернет. Скромница" (1.15).Также присутствует речь официозная (указы набольшего мурзы, а потом и Главного Санитара): "Вот как я есть Федор Кузмич Каблуков, слава мне, Наибольший Мурза, долгих лет мне жизни, Секлетарь и Академик и Герой и Мореплаватель и Плотник, и как я есть в непристанной об людях заботе, приказываю..." (1. 67) Роман написан и псевдонародным, стилизованно фольклорным стилем: "Вот, стало быть, мимо ихней слободы пробежишь, бросишь чем али так - и на трясину. За неделю ржавь свежая подросла, красноватая али как бы с прозеленью. Ее курить хорошо. А старая побурей будет, ту на краску али на брагу больше применяют. Вот в сухой листик мелкой ржавки напехтаешь, самокруточку свернешь, в избу какую постучишь, огоньку у людей спросишь" (1. 32). Среди языковых особенностей можно отметить и искажение слов, о котром уже упоминалось выше. Например, ФЕЛОСОФИЯ, РИНИСАНС и тому подобное, слова - обломки "старого языка". Следует также отметить обилие сниженной лексики. Это и мат, и просторечные слова, вроде: "Расчевокался, чевокалка!...Что расклекотались - то, козлы!" (1.38). Нельзя оставить без внимания и авторские неологизмы: огнецы, хлебеда, червыри и так далее. По нашему мнению, здесь можно усматривать предостережение, тревогу за состояние современного русского языка, который может превратиться в такого же монстра без норм и правил. Об этом уже упоминали многие критики, в частности М. Липовецкий, который сказал, что Толстая "блистательно передает сегодняшний кризис языка". Для романа Т. Толстой характерно также смешение слов разных уровней. По мнению Е. Гощило: "смешивая слова разных уровней даже в пределах маленького словаря, мы получаем стилистический оксюморон, это производит определенный эмоциональный эффект. Вы получаете нечто живое возбуждающее эмоции. Хорошие писатели работают на определенных сдвигах между уровнями, постоянно используя их комбинации. Индивидуальный стиль писателя прежде всего проявляется в этом выборе, это - мера его вкуса, чувства гармоничного баланса или намеренной дисгармонии" . И в завершении следует отметить, что весь роман, написанный хоть и с юмором и похожий на сказку, все же проникнут некой тоской. Тоской по ушедшей культуре, по настоящему читателю, по утраченным идеалам. Символом этой тоски и служит легендарная Кысь. Не случайно же она кричит так тоскливо и жалобно. Кысь, которая нигде и везде, даже в самом человеке, которая невидима, но слышима внутренним слухом, - метафорический образ Ужаса, мертвящего, парализующего волю. Кысь - это грань, за которой человек утрачивает в себе человека, когда в нем "рвется" та главная "жила", что, вероятно, и дает возможность держаться человеческому в человеке. Кысь способна персонифицироваться в человеке, не случайно Бенедикт чувствует в себе Кысь, а в финале романа кричит тестю: "Вы вообще...вы...вы - кысь, вот вы кто!" (1.278) Если же говорить о значении этого образа, некоторые исследователи считают, что Кысь - это сочетание всех низменных инстинктов в человеческой душе. Другие говорят, что Кысь - прообраз русской мятущейся души, которая вечно ставит перед собой вопросы и вечно ищет на них ответы. Не случайно именно в минуты, когда Бенедикт начинает задумываться о смысле бытия, ему кажется, будто к нему подкрадывается Кысь. Наверное, Кысь - что-то среднее между прообразом вечной русской тоски и человеческим невежеством. Заключение Таким образом, мы проанализировали особенности поэтики романа Татьяны Толстой "Кысь" В ходе выполнения работы были изучены жанровые особенности романа, стилистические особенности, особенности композиции, система образов романа. Работая таким образом все цели и задачи были выполнены. В ходле работы мы пришли к следующим выводам: 1.Роман Татьяны Толстой в жанровом отношении роман представляет собой антиутопию, но не в чистом виде. С одной стороны, в романе сохраняются все признаки этого жанра: это роман-предостережение, предупреждающий об опасности, опасности экологической и культурной; действие в романе происходит в замкнутом месте - городок Федор Кузьмичск; в тексте широко используются фантастика, гипербола, гротеск, символы, аллегории. С другой стороны, роман "Кысь" очень ярко отражает черты присущие сказкам. 2.Сказочность - это одно из основных признаков поэтики Толстой. Это выражается не только в использовании сказочных персонажей и сюжетов, но отражается и в языке, а именно в синтаксисе, построении предложений. Они достаточно короткие, лаконичные, характерные для сказовой манеры повествования, на что указывает критик Н.Иванова. 3. Она из главных особенностей поэтики романа "Кысь" - это его интертекстуальность. Она выражается в выборе жанра - антиутопии, который отсылает нас к другим подобным произведениям, в первую очередь к роману Е. Замятина "Мы", В. Войновича "Москва 2042", "О, дивный новый мир!" Хаксли, и "1984" Оруэлла, Рея Бредбери "457 градусов по Фарингейту". Кроме того, Татьяна Толстая апеллирует в своем романе к различным формам фольклора, будь то легенда, народная сказка, миф. В романе использовано несколько видов мифов. Однако все эти мифы переработаны и служат, скорее, средством пародии. Признаком интертекстуальности является также цитатность. В романе широко используются отрывки из русской поэзии, музыкальных произведений и прозаических произведений, таких как "Приглашение на казнь" Набокова, например. 4.Текст содержит слова различных стилей и пластов языка: высокой стиль, нейтральный, разговорный, просторечия, речь сентиментальная, официозная на фоне стилизованного народного фольклорного языка. При этом роман содержит и слова современного русского языка, а также авторские неологизмы, отражающие процесс изменения слова и общества, который носит у Толстой негативное значение и является своеобразным предупреждением о кризисе языка, характерном для современности. 5. Все изменения в языке связаны с основной проблемой романа - утратой духовности, внутренней гармонии. Главные герои романа - голубчики- живут в атмосфере своеобразного духовного забвения. Символом этого забвения является в романе мышь. 6. Большую роль в романе играют символы. Символом памяти, культуры, например, является в романе представитель Прежних - Никита Иванович, а также созданный им памятник Пушкина. 7. Роман можно трактовать в двух аспектах: антиутопия - с предупреждением об экологической катастрофе и гибели человечества в результате вооруженных конфликтов; и роман о кризисе культуры и русского языка в частности. Таким образом, роман Татьяны Толстой, без сомнения, занимает важное место в истории современной русской литературы и заслуживает внимательного и тщательного анализа. 25

Особенности прочтения образа Бенедикта в романе Т. Толстой «Кысь» Актуальность - страница №1/1

Особенности прочтения образа Бенедикта в романе Т.Толстой «Кысь»
Актуальность: в настоящее время проблема сохранения культуры, просвещения является одной из наиболее актуальных. На примере романа Т.Толстой «Кысь» и образа его главного героя Бенедикта мы можем проанализировать глобальные мифы национальной культуры, в том числе стержневой миф литературоцентризма .

Цель: рассмотреть особенности прочтения образа главного героя Бенедикта в парадигме литературоцентричного мифа отечественной культуры.
Роман Т. Толстой «Кысь» (2000) – знаковое произведение эпохи русского постмодернизма, в котором автор поднимает те актуальные проблемы современного российского общества, которые еще не нашли своего разрешения. Критика (Д. Ольшанский, Б. Парамонов, Л. Рубинштейн) признала книгу настоящей «энциклопедией русской жизни», своеобразной пародией на вечное желание русских «жить по писанному».

В романе перед нами открывается апокалипсический мир после Взрыва, который воплощается как «русский бунт», революция, атомная катастрофа» (Н.В.Ковтун «Русь постквадратной эпохи»). Новая Московия – пародия на Россию, сошедшаяся в образе Федоро-Кузьмичска, и, согласно статье Н.В.Ковтун, есть город «за последней чертой», где, «свои фауна и флора, история, география, границы и соседи, нравы и обычаи населения, песни, пляски, игры» (Б. Парамонов). Это мир, до отказа заполненный сказочными, диковинными предметами (Терема, Склады, Рабочие Избы) и растениями (Окаян-дерево, огнецы, хвощи, ржавь, дергун-трава), он плотен, пестр, непредсказуем.

Главный герой романа – «голубчик» Бенедикт, переписчик книг, графоман. Его образ – стилизация лубочного изображения «добра молодца»: у него «лицо чистое, румянец здоровый, тулово крепкое, хоть сейчас женись», «борода золотая, на голове волосья потемней и вьются» (Толстая 2001, с. 37). Также большой интерес вызывает имя главного героя. Бенедикт интерпретируется в тексте как «собачье» имя, («А отчего это у тебя, Бенедикт, имя собачье?» (Т.Толстая 2001)), это своеобразная отсылка к образу зверя Апокалипсиса. Зверь - это главный герой романа, символ того ада, перерождения, апокалипсического мира, с которым мы встречаемся в тексте. Более того, на древних иконах Страшного Суда нечестивцы изображаются именно с песьими головами. Исследовательница Е. Хворостьянова, ссылаясь на авторитет У. Эко (роман «Имя розы» – один из претекстов «Кыси»), цитирует прорицателя Убертина: «Число же зверя, если сочтешь по греческим литерам, – Бенедикт» (Хворостьянова 2002, с. 115). Здесь, в перевернутом, утопичном мире Т.Толстой все границы между божественным и дьявольским стираются, формализируются. В перевернутом мире нет ничего подлинного.

Бенедикт – дитя нового общества и одновременно невольный продолжатель прежней жизни что, в первую очередь, проявляется в его внешнем облике: у него нет никаких Последствий, кроме хвостика, как знака зверя и плотского существования. Еще одной связью героя с жизнью до Взрыва является происхождение, мать Бенедикта - из Прежних, с «ОНЕВЕРСЕТЕЦКИМ АБРАЗАВАНИЕМ», именно она рассказывала сыну о прошлой жизни, ее устройстве, хотя все эти истории и были для мальчика лишь сказкой, интересной, но невероятной и, главное, непонятной: «… матушка сказывала, что и выше хоромы бывали, пальцев не хватит ярусы перечесть; так это что же: скидавай валенки да по ногам считай?», « [матушка] говорит, до Взрыва все иначе было. Придешь, говорит, в МОГОЗИН, - берешь что хочешь, а не понравится, - и нос воротишь, не то, что нынче. МОГОЗИН этот у них был вроде Склада, только там добра больше было..» (Т.Толстая 2001).

Впрочем, Бенедикт отличается от прочего населения «голубчиков» именно внутренним беспокойством, время от времени он задумывается над философскими вопросами, голубчикам же нужно лишь, чтобы было тепло и сытно: «В от, думаешь, баба: ну зачем она, баба? Щеки, живот, глазами мыргает, говорит себе чего-то. Головой вертит, губами шлепает, а внутри у ей что?» (Толстая 2001).
В статье Н.В.Ковтун есть упоминание о том, что избранность персонажа отмечена тем же именем: Бенедикт – «благое слово», его профессия отсылает к храму мудрости - библиотеке. В то же время, Бенедикт словно бежит ото всех своих размышлений: он уверен, что это не «ФЕЛОСОФИЯ», это Кысь, самый злейший и опасный враг ему в спину смотрит. Бенедикт – школяр-графоман, для которого переписывание книг – единственный способ существования. Переписывая, он не понимает смысла слов, не воспринимает метафор и аллегорий, отчего его чтение – лишь механический процесс, бессмыслица. Он относится к категории тех, кто якобы любит искусство, а на самом деле, лишен живого чувства, чувства «братства, любви, красоты и справедливости»:

«От зари роскошный холод

Проникает в сад, -

сочинил Федор Кузьмич.

Садов у нас, конечно, нету, это разве у мурзы какого, а что холодно - это да. Проникает. Валенки прохудились, нога снег слышит». (Т.Толстая, 2001)

Однако, книги, безусловно, главная страсть нашего героя, также выделяющая его среди остальных. Он буквально одержим чтением, верит, что благодаря книгам можно познать истинный смысл бытия и те самые философские вопросы. Все усилия Бенедикта есть стремление, пусть неосознанное, обрести собственный голос, право на «приватность» бытия вне официальных мифов, на самоидентификацию: от буратины к человеку.

В поисках индивидуального слова/лица герой и начинает странствие по лабиринтам бессознательного, коридорам Терема-библиотеки, женившись на дочери главного санитара Кудеярова, Оленьке. Он видит пророческий сон: «и сон снился: идет он будто по тестеву дому, с галереи на галерею, с яруса на ярус, а дом вроде и тот, да не тот: словно он длиннее стал, да эдак вбок, все в бок искривляется. Вот идет он, идет да дивится: что это дом все не кончается? А нужно ему будто одну дверь найти, вот он все двери и дергает, открывает. А что ему надо за той дверью – неведомо» (Толстая 2001, с. 206).

В аспекте литературного мифа, путешествие Бенедикта – это сентиментальное воспитание чувств, вразумление деревенского труженика, дитя, его интеграция в мир письменной, высокой культуры. Важнейшей фигурой литературного мифа становится А.С. Пушкин. Образ главного героя романа накладывается на образ пушкина-буратины, (имеется ввиду идол-пушкин, которого под руководством Прежних вытесывает из дерева голубчик Бенедикт), коррелирует со статуей-идолом поэта. Бенедикт даже мыслит строками пушкинской лирики, особенно часто цитируется «Памятник»: «И еще холопа нанял всю эту тяжесть до дома доволочь, а по правде сказать, не столько оно тяжело было, сколько знатность свою охота было вволюшку выказать. Дескать, вознесся выше я [Бенедикт] главою непокорной александрийского столпа, ручек не замараю тяжести таскамши».(Толстая 2001)

В библиотеке тестя главный герой словно уже близок к истине, он узнает истинных авторов хранящихся там книг, но при этом абсолютно неадекватно понимает смысл, словно ничего и не изменилось со времен его работы простым переписчиком.

У Бенедикта именно в Тереме наступает новый этап нравственной деградации. Если раньше он был простым «голубчиком», то теперь, начитавшись книг, и побывав в «духовной» семье Кудеярова, он становится жестоким, алчным, жаждущим лишь одного - заполучить очередную книгу: « Ты, Книга, чистое мое, светлое мое, золото певучее, обещание, мечта, зов дальний…» (Толстая 2001).

Особенно заметны перемены в характере и взглядах Бенедикта, когда он соглашается на работу санитара, о которой ранее думал лишь с содроганием и ужасом.

Судьба героя «Кыси» – пародия на идеалы русских писателей-классиков, видевших в проповедническом слове, высоком чувстве возможность духовного преображения бытия. Восхождение Бенедикта абсолютно мнимо: от изготовления буратины-пушкина до казни-сожжения идола как самосожжения. Герой, спешащий на расправу с голубчиками, сокрывшими древние книги, функционально и атрибутивно совпадает с Пилатом («Санитар себя блюсти должен, руки у него всегда должны быть чистыми. На крюке непременно грязь от голубчика бывает: сукровица али блевотина, мало ли, а руки должны быть чистыми. Потому Бенедикт руки всегда мыл»), Великим Инквизитором, Двенадцатью Блока и самой Кысью: тесть «швырнул Бенедикту балахон; оболокло Бенедикта, ослепило на мгновение, но прорези сами пали на глаза, все видать как через щель, все дела людские, мелкие, трусливые, копошливые; им бы супу да на лежанку, а ветер воет, вьюга свищет, и кысь – в полете; летит, торжествуя, над городом – красная конница бурей летит через город» (Толстая 2001, с. 255). Невозможность жить по писанному приводит героя к ненависти, бунту, истреблению мира живого.

На протяжении всего романа читатель надеется, что Бенедикт вот-вот обретет свой путь, на который его постоянно направляют Никита Иваныч и Варвара Лукинишна. Создается впечатление, что, прочитав такое огромное количество книг, Бенедикт вот-вот поймет смысл бытия, сможет выйти из мира-балаганчика к Иному, как увидеть Свет в конце Терема-лабиринта. Но этого не происходит. В центре внимания автора на протяжении всего романа находится процесс становления личности главного героя - от момента его первой любви и женитьбы на Оленьке, до момента его полного отделения от общества, одиночества, в котором ему предстоит сделать выбор, в дальнейшем определивший судьбу всего города-театра.

В конце концов, становится понятно, что Бенедикт абсолютно не способен на прозрение, несмотря на все количество прочитанных им книг. Буратино не становится Человеком.

«Кысь»-антиутопический роман, спецификой которого является использование повторений опорных ситуаций классических сюжетов, благодаря чему создается пародийный образ самой антиутопической литературы. Толстая словно насмехается над российским укладом общественной и частной жизни, обращается к абсурдным страницам прошлого и настоящего, художественно препарируя наше социальное бытие (например, пародийный образ верховного правителя), сознание, культуру. Сам Бенедикт также предстает перед нами словно пародия на некоего образованного человека, стремящегося прочитать, познать все вокруг и в итоге остающегося ни с чем. Согласно статье М.Липовецкого «След Кыси», парадокс романа состоит и в том, что насыщенный, с одной стороны, богатейшей литературной цитатностью (книги, которые читает Бенедикт, в пределе представляют всю мировую литературу), а с другой стороны, роскошным простонародным сказом, новой первобытной мифологией и сказочностью, - он, тем не менее, оказывается блистательно-острой книгой о культурной немоте и о слове, немотой и забвением рожденном.


Close