Ночевала тучка золотая герои. Повесть Анатолия Приставкина«Ночевала тучка золотая

Методические рекомендации по проведению урока внеклассного чтения по повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая»

Методические рекомендации по проведению урока внеклассного чтения по повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая»

Литвинова В.И.

Министерство народного образования РСФСР

Абаканский государственный педагогический институт

Абакан-1989 г.

В данный выпуск включена разработка урока внеклассного чтения по повести А. Приставкина "Ночевала тучка золотая", в которой использованы критические статьи, письма читателей к автору повести, литературоведческие исследования.

Составитель - преподаватель кафедры литературы Абаканского пединститута - предлагает наиболее продуктивный метод анализа произведения, материал для биографической справки А. Приставкина, излагает историю написания повести, дает план урока, раскрывает особо трудные для восприятия учащихся вопросы, указывает литературу в помощь учителю.

Во многих книгах для юношества запечатлена детская память о войне. Это такие произведения, как "В осажденном городе" и "Январь" Л. Пантелеева; "Киров с нами" Н. Тихонова; "Малышок" И. Ликстанова; "Стожары" А. Мусатова; "Таня и Юстик" В. Железнякова; "Васек Трубачев и его товарищи" В. Осеевой и др. Авторы показывали, как в суровых испытаниях закалялась воля, характер ребят, как при поддержке взрослых подростки становились строителями счастливой жизни.

Повесть А. Приставкина "Ночевала тучка золотая" ("Знамя", 1987 г., N 3 и 4) по-новому высветила проблемы военного детства, приобщила к священному таинству истории своей страны. Появление этого произведения вызвало большой интерес и дискуссии, автору приходят письма от читателей, которые выражают свое мнение об изложенных им фактах. Аппарат Чечено-Ингушского обкома и местной печати дали негативную оценку повести, народная поэтесса Чечено-Ингушетии Р. Ахматова выразила недоверие к изображенным Приставкиным событиям в "Тучке", на что Анатолий Игнатьевич в одном из интервью газеты "Труд" с горечью отозвался: "Она меня не своим, а чужим считает, хотя я ее коллега и нас общие гуманные идеи должны объединять". Получает А. Приставкин письма от сталинистов, обвиняющих автора в предательстве ЦРУ, от антисталинистов, благодарных за правду. Читают повесть родители и дети. Вот почему обсуждение важных проблем, поднятых в повести, желательно обсудить в школе.

В помощь учителю предлагается вариант урока внеклассного чтения по повести "Ночевала тучка золотая", в основе которого лежит метод коллективного анализа.

Задача учителя - раскрыть перед учащимися трагедию военного, голодного и бездомного детства.

Цель урока - разобраться в сложности исторических событий, доказать необходимость человеческого братства, убедить, что даже в жестоких условиях человек способен на благородство.

Биографическая справка.

История создания повести.

Основные проблемы произведения:

проявление характера человека в сложных ситуациях военного времени;

раскрытие сути пословицы "Кому война, а кому мать родна";

причины возникновения национальных конфликтов;

Смысл названия повести.

Урок строится на вопросах, сформулированных учителем и учениками, ответы обобщаются.

Ход уроков

Биографическую справку может изложить заранее подготовленный ученик, но лучше это сделать самому учителю.

Подлинность и достоверность событий повести подтверждается биографией ее автора, совпадающей с судьбой Кузьменышей.

Родился А. И. Приставкин 17.Х.1931 года, жил в Люберцах Московской области. Воспитывался в детдоме. В интервью газете "Труд" отмечал: "Чтобы не умереть с голоду - воровали. Мы прятали друг друга и защищали. А кто нас защитил бы еще? Я защищал татарина Мусу. Муса защищал меня. Еще у меня был близкий друг чеченец. И армянин Кристик. Я дружил с ногайцем, дружил с девочкой - немкой по фамилии Гросс. В Томилинском детдоме моим лучшим другом был еврей Мотя. И я не придумал объединение моих героев. Вот так же и мы в детстве объединялись и выручали друг Друга, чтобы выжить". Все попытки Приставкина забыть голодное детдомовское детство были безуспешны-боль оказалась непроходящей.

Начинал писать А. Приставкин с 1954 года. Литературное творчество настолько его увлекло, что он закончил в 1959 году Литературный институт и много работал над первыми повестями "Маленькие рассказы" - о военном детстве.

Тема молодежи нашла свое отражение в произведениях "Мои современники", "Страна Лэпия", "Три жизни", "Костры в тайге", "Голубка". Последняя повесть была экранизирована, одну из героинь играла актриса нашего областного драматического театра Е. Рапопорт. ""Ночевала тучка золотая" сейчас готовится к экранизации. Из десятка режиссеров А. Приставкин выбрал ингуша Саламбека Мамилова, который мальчишкой пережил репрессии, помнит, как переселяли народы.

Это сейчас, а в момент написания повести она не могла быть опубликована, как я "Дети Арбата" А. Рыбакова, "Белые одежды" В. Дудинцева, "Зубр" Д. Гранина, "Исчезновение" Ю. Трифонова.

Понять причины этому поможет прочтение следующих публикаций: Ф. Кузнецов, Ю. Поляков. Минувшее: полная правда! - "Литературная газета", - 1987, 30.IX.

Материалы Всесоюзной творческой конференции: "Великий Октябрь: социалистический интернационализм, советская литература". "Литературная газета", - 1987, - 7.Х.

А. Латынина. Одна неправда нам в убыток. - "Литературная газета", - 1987, 15.IV.

Н. Кардин. Нас было двое: брат и я. - "Литературное обозрение", - 1987. - N 9.

Современная критика откликнулась на произведения А. Приставкина, об этом можно прочесть в следующих источниках: П. Голик. В поисках большой прозы. - "Правда", - 1963 г., 20.Х. А. Клитко. О прозе, по преимуществу лирической. - "Наш современник", 1965, N 3.

Е. Полякова. Сто тысяч Смирновых. - "Новый мир", - 1967, N 12.

А. Горловский. Роман и его содержание. - "Дружба народов", 1968, N 3.

Приступая к анализу повести, отметим, что в "Тучке" изображается мир взрослых и мир детей. Какие-то жизненные вопросы они решают совместно, в решении других - у них полярные точки зрения. Посмотрим, каким представлен в повести мир детства.

Ребята зачитывают:

"Две головы Кузьменышей (как об этином организме) варили по-разному. Сашка как человек миросозерцательный, спокойный, тихий извлекал из себя идеи. Как, каким образом они возникали в нем, он и сам не знал. Колька, оборотистый, хваткий, практичный, со скоростью молнии соображал, как эти идеи воплотить в жизнь. Извлечь, то бишь, доход.

В четыре руки тащить легче, чем в две; в четыре ноги удирать быстрей. А уж четыре глаза вострей видят, когда надо ухватить, где что плохо лежит. Пока два глаза заняты делом, другие два сторожат за обоих.

А уж комбинаций всяких из двух Кузьменышей не счесть! Попался, скажем, кто-то из них на рынке, тащат в кутузку. Один из братьев поет, вопит, на жалость бьет, а другой отвлекает. Глядишь, пока на первого оглянулись, второй - шмыг, и нет его. Оба брата, как вьюны верткие, скользкие: раз упустил - в руки обратно уже не возьмешь".

КАКИЕ ПРИМЕРЫ ИЗ ТЕКСТА ПОДТВЕРЖДАЮТ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ СВОЙСТВА ХАРАКТЕРОВ БРАТЬЕВ?

Ребята вспоминают, что бурая, незлобливая корова Машка подпускала к себе Сашку, а Кольку не терпела: "Как издалека завидит, шею вытянет... А если он захочет приблизиться, начинает копытом передним бить, рога в землю наставит, мычит. Ругается, значит".

Колька не выдерживал монотонного верчения жернова, Сашка крутил до конца. Сашка кизяков видеть не мог, Колька собирал с охотой. Сашка доверчиво вылез из зарослей кукурузы навстречу чеченцу, Колька зарыл себя в землю, "исчез из этого мира", Мы видим, как по-разному, относились Кузьменыши к отдельным проблемам.

А КАК ОНИ ОТНОСИЛИСЬ ДРУГ К ДРУГУ?

Они не мыслят жить друг без друга. Как единый организм, они никогда не разлучались. В повести есть эпизод болезни Сашки, когда врачам пришлось силой отделить его от брата.

КАК КОЛЬКА ВЕДЕТ СЕБЯ, ОСТАВШИСЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ?

"Колька сообразил, залез под вагон и оттуда через пол попробовал переговариваться с братом, пока врачей не быдло. Сашка глуховато отвечал. Приложив ухо к деревяшке, можно было разобрать. Тогда Колька набросал между рельсов травы да лопухов и сделал себе лежак, спал под тем пестом, где находился Сашка. И чтобы знать, что Колыка при нем всегда, он постукивал по дну вагона камешком, Сашка ему отвечал".

В свои одиннадцать лет, они копили уже на черный день, делали заначку, в которую входили и банки с джемом, фуфайка. "Добро" годилось для будущего побега.

ОДИНАКОВО ЛИ ДОРОГА БРАТЬЯМ БЫЛА ЗАНАЧКА?

Нет. Колька может умереть без заначки, а он, Сашка, не поедет, пока не увидит воспитательницу: "И плеватъ ему на заначку! Не может уехать без Регины Петровны и ее мужичков! А то получится, что спасают братья сами себя, а такого человека, как Регина Петровна, оставляют тут погибать! Они должны вместе бежать, вот что он понял". Сашка больше заботился о других, себя он воспринимает, как частичку окружающего мира, в котором все разумно, надо только прикинуть, как лучше все употребить в дело.

"Колька не мог наподобие Сашки заранее высчитать и выложить Не так у него мозги устроены. Но он понимал: если вещь валяется, ее надо подобрать. А опосля думай, что да зачем". Колька практичнее брата, он способен осмыслить уже свершившийся факт.

Сашка видит дальше Кольки, он размышляет о завтрашнем дне, поэтому ему кажется неестественной сама смерть: "Была Вера. А потом раз, и нету. А куда же она делась? Вон эти... - Сашка показал на горы. - Они тоже пропадают, появляются, но они всегда есть Речка... Тоже всегда. А почему же люди? Они-то что?".

Мысль о том, что человек может убить человека ему не доступна для понимания. Поэтому, когда Регина Петровна рассказывала Кузьменышам о том, как ее "с мужичками" оставили чеченцы в живых, Сашка не удивился - иначе и не могло быть. Возможно, поэтому он шагнул навстречу разъяренному чеченцу: "верил, что они ничего не сделают, как не убили Регину Петровну, хотя наставляли на нее ружье. Если Сашка размышлял над философской категорией "смерть", то Кольке довелось физически ощутить ее явление.

Зачитывать строки об ужасной смерти Сашки вряд ли целесообразно, это для "внутреннего" прочтения.

А вот КАК КОЛЬКА ПОСТИГАЕТ СМЕРТЬ БРАТА?

вопрос уместен. Хотя бы потому, что многие подобное смогли уже увидеть в фильме Э. Климова "Иди и смотри!" (мальчик на глазах у зрителей от ужасов пережитого превращается в старика): "Ему вдруг стало холодно и больно, не хватало дыхания. Все оцепенело в нём, до самых кончиков рук и ног. Он даже не смог стоять, а опустился на траву. Страшная отрешенность владела им. Он будто не был самим собой, но все при этом помнил и видел. Заорал, завыл, закричал... Наверное, он сильно кричал - он кричал на всю деревню, на всю долину; окажись рядом хоть одно живое существо, оно бежало бы в страхе... Но голос его иссяк, он запнулся и упал в пыль... Сел, отряхивая пыль с головы, вытирая лицо рукавом. Все, что он делал дальше, было вроде бы продуманным, логичным, хотя поступал он так, мало что осознавая. Колька направился по дороге к колонии, ни от кого не прячась и не оберегаясь.

Все худшее, что могло бы с ним случиться, он знал, уже случилось".

Колька не хоронит брата. Он отправляет его, как и мечталось, в путешествие, положив в ящик под вагоном. Взрослая мысль о захоронении не приходит к мальчику. Воспаленный мозг подсказывает будущее живому Сашке, о мертвом Колька не может думать, разговаривая с телом брата Ощущение слитности не проходит, и на вопрос Ильи: "Ты Колька или Сашка?" - отвечает: "Я - обои".

Приставкин о сцене прощания Кузьменышей пишет сухо, даже скучно. Но пробирает оторопь, как представишь себе последний приют мальчика и человека, который обнаружит маленькое, истерзанное тело. Так не стало 11-летнего человечка. Кажется, только одного из многих миллионов, которых забрала война. Но ведь это часть другого Кузьменыша.

ЧТО СПАСЛО КОЛЬКУ ОТ БОЛЕЗНИ, ВЫЗВАННОЙ СТРАШНЫМ ПОТРЯСЕНИЕМ?

Братская любовь чеченского мальчика: "Колька закрыл глаза и опять подумал, что это не Сашка. А где тогда Сашка? И почему этот чужой, чернявый Сашкино новое лицо взял и Сашкиным новым голосом говорит. А где Сашка? Голоса своего он не услышал, но чужой голос понял:

Саск нет. Ест Алхузур. Мына так зыват. Алхузур. Понымашь?

Не-е, - сказал Колька. - Ты мне Сашку позови. Скажи, мне плохо без него. Чего он дурака валяет, не вдет".

Маленький чеченец чувствует, как тяжело Кольке, он по-лон сострадания, чем может облегчает мучения, по-братски делясь последними крошками. Только такая знакомая братская помощь помогает Кольке вернуться к жизни: "Потом он опять спал, ему виделось, что чернявый, чужой Алхузур кормил- его по одной ягодке виноградом. И кусочки ореха в рот сует. Сначала сам орех разжевывает, а потом Кольке дает. Однажды он сказал: "Я, я Саск. Хоти, и даэк зови. Буду Саск".

Совсем еще маленький человек интуитивно смог ощутить, что только Осознание живого Сашки сможет поднять больного. Мудрость мальчика заставляет его отречься от собственного имени во спасение гибнущего. Гражданский поступок Алхузура совершил ожидаемое чудо: Колька поднялся, но уже ничто не заставит его увидеть в чеченце врага.

А ВО ВЗРОСЛОМ МИРЕ ВСЕГДА ЛИ ВОЕВАЛИ РУССКИЙ С ЧЕЧЕНЦЕМ?

Белобрысый, веснушчатый, солдат, которого испугался Алхузур даже "не заметил", что брат Кольки чеченец: "Солдат шмыгал носом и с жалостью смотрел на больного". Уходя, произнес: "Так ты, Колька, все сам не ешь... Ты брату оставь. А я значит санитаров пришлю". Не по приказу, конечно, поступил, но по-человечески его поступок оправдан. Не каждый солдат, призванный в эти места для уничтожения "народа-предателя", смог бы поступить подобным образом.

Чеченец в рыжей бараньей шубе кричит на Кольку, но читатель слышит в его гортанных интонациях отчаянную попытку убедить себя в необходимости увидеть врага в ребенке: "Мой зымла! Он на мой зымла ходит! Мой дом! Мой сад! А я стрылат, за то... Я убыват!" Не смог убить. Возвращающееся сознание подсказывает Кольке мысли мудрого покойного брата: "Я думаю, что все люди братья".

События военных лет на Кавказе потребовали от каждого человека незамедлительного проявления его гражданских свойств. Великую человечность проявляет Регина Петровна, взявшая на себя ответственность не только за своих "мужичков", но и за Кузьменышей, когда устраивает для детдомовцев их первый за 11 лет день рождения. Одноногий Демьян в момент нападения чеченцев успел предупредить: "Не беги ты кучей! Рассыпься... Им ловить хужей!".

ОБСУЖДЕНИЕ ПОМОГАЕТ ОБОБЩАТЬ: война не убила в людях человечности, милосердия, умения сострадать, в ущерб себе помогать другому. В повести Приставкина эта тема представлена в лучших традициях советской многонациональной литературы ("Судьба человека" М. Шолохова, "Материнское поле" Ч. Айтматова, "Партизаны" Алеся Адамовича, "Сотников" В. Быкова и др.).

"Тучка" помогла увидеть "изнанку" войны. Если дети могли быть добросердечными, мудрыми, бескорыстными, то во взрослом мире эти свойства человека война уничтожала безжалостно. До появления повести А. Приставкина мы могли -прочесть в детской литературе о некоторых недостатках характера директора школы. В целом же люди, ответственные за воспитание детей, в книгах были сердобольными, честными и справедливыми. Мы привыкли к детдому, образ которого дан в "Звенигороде" А. Л. Барто.

В "Тучке" ломается стереотип сиротского благополучия. Воспитателем детского коллектива выведен жулик и прохвост Виктор Викторович, который обирал несчастных и голодных: "А самую главную часть берут для директора для его семьи и его собак. Но около директора не только собаки, не только скотина кормится, там и родственников и приживальщиков понапихано. И всем им от детдома таскают, таскают". Не правда ли, нам эта картина до боли уже знакома: наблюдали ее по классической литературе 40-х годов 19 в. ("Ревизор" Гоголя), в 80-е того же столетия ("Ионыч" Чехова). И вот опять, спустя 100 лет. Приставкин продолжает и гуманистическую традицию Достоевского, впервые в русской литературе обратившим внимание на страдания детей: "И этот директор отправил детей в путь без пайка. Где его плюгавенькая совесть была: ведь знал, знал же он, что посылает двух детей в голодную многосуточную дорогу! И не шевельнулась та совесть, не дрогнула в задубевшей душонке ни одна клеточка". И будь Виктор Викторович единственным в своем роде бессердечным директором: читатель просто вздохнул бы: "Не повезло ребятам". Приоткрывая завесу над тайной детского беспризорничества, Приставкин с горечью констатирует, что бездушных людей, ответственных за судьбы детей еще немало.

МОЖЕМ МЫ ИХ ПЕРЕЧИСЛИТЬ?

Это и директор Таловского интерната Владимир Николаевич Башмаков, проводник Илья, доставлявший детдомовцев на Кавказ и др.

Такое нам еще не знакомо. Детдомовцы звали себе одно имя - "шакалы", соглашались с ним вынужденно, потому что действительно были всегда голодны: "И вдруг... Кишки от этого "вдруг" защипало. Запах ошалелый пошел, по полкам, по вагону, по поезду. И по тем самым кишкам - будто ножовкой! Колбасное мясо открыли в продолговато-овальной американской баночке с золотым отсветом. Хоть бы не скребли, гады, ложкой по жести, от этого звука судорога начиналась в животе, будто это тебя, тебя как банку ложкой выскребают".

Государство выделяло средства из военного бюджета на сохранение поколения, а здоровые и сытые дяди обирали детей, наживались на человеческом горе. Вот для них-то и звучит: "Кому война, а кому мать родная". Жестокосердие взрослых, голод, чувство самосохранения заставляли детей воровать, промышлять на рынках, опустошать по дороге поля набивая впрок изголодавшиеся желудки. Сколько жизней раздавлено, сколько судеб сломано. Итогом жизни таких людей является человеческое проклятие.

НАЙДЕМ В ТЕКСТЕ СЛОВА, КОТОРЫЕ ПРОИЗНОСИТ АВТОР ОТ ИМЕНИ ВСЕХ ОБДЕЛЕННЫХ И ГОЛОДАВШИХ.

"Примите же это невысказанное, от моих Кузьменышей и от меня лично, запоздалое, из далеких 80-х годов непрощение вам, жирные крысы тыловые, которыми был наводнен наш дом-корабль с детишками, подобранными в океане войны".

СПРАВЕДЛИВО ЛИ ЭТО "ЗАПОЗДАЛОЕ НЕПРОЩЕНИЕ"?

Выводы ребята без труда делают сами: пусть услышат эти слова те, кто все эти годы жил спокойно, скрываясь за общим безмолвием. Пусть знают они, что миллионы людей узнали, как бесчестно прошла их жизнь.

События, подобные тем, что прошли в Алма-Ате и НКАО требуют особого внимания к национальной проблеме, отраженной в "Тучке". Необходимы продуманность, тщательность в проведении беседы - речь идет о судьбе народа.

Долгое время мы не осознавали себя людьми одной судьбы, одного несчастья, потому что факты военного Кавказа замалчивались. Сам автор утверждает: "Я знаю, что когда десятком лет раньше татары как-то просачивались в Крым, их обвиняли в нарушении права на жительство, хотя в Советском Союзе любой гражданин может приобрести дом в любом месте. Но для людей татарской национальности в Крыму тогда установили особый паспортный режим. О подобных фактах у нас не сообщали. Необходимо теперь бережно, тщательно, терпеливо разбираться с такими вопросами. И тут не обойтись без общественности. Кулуарно решать нельзя ничего".

Сейчас есть достаточно литературы, помогающей понять то сложное время, породившее национальную рознь. Назовем лишь часть ее:

И. Твардовский. "Страница пережитого". - Юность. - 1988, N 3.

Н. Рапопорт. "Память - это тоже медицина". - Юность. - 1988, N 44.

Л. Разгон. "Непридуманное". - Юность. - 1988, N 5. К. Симонов. "Уроки правды" - Юность. - 1988, N 4. Е. Гинзбург. "Крутой маршрут". - 1988, N 9. И хотя мы узнаем о жизни сталинского периода развития общества, находятся еще подстрекатели, которые сейчас намеренно усиливают национальную рознь, чтобы увести в сторону от перестройки и демократизации.

Приставкину приходят письма из Узбекистана, в которых рассказывается о том, как там закрывали мешками памятники Ленину, заслоняли их машинами, чтобы помешать живущим здесь крымским татарам подойти к ним с цветами в день своей автономии. Читатели пишут о том, как местное население, живущее рядом с татарами и считающее их своими, кем-то против них настраивалось.

В ходе рассмотрения национальной проблемы важно определить источник людского горя. Сам автор называет его достаточно четко: "В детстве мы не знали, кто из нас какой национальности. Для нас это не имело никакого значения. Мы объединялись, но совсем не по принципу общей национальности. Просто единение было для нас средством самозащиты от жестокого мира взрослых, где царствовал сталинизм". Не случайно в повесть введен эпизод, в котором голодный Колька, пытаясь согреться, бегает, во все горло выкрикивая свою песню: "От края до края по горным вершинам, где гордый орел совершает полет, о Сталине мудром, родном и любимом, прекрасные песни слагает народ". Но песня о Сталине его не согреет. Теплее стало от дружеского участия нового брата.

ВСПОМНИМ, КАКИХ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ ДЕТИ БЫЛИ В ПРИЕМНИКЕ?

Веселый, прыщавый, нескладно длинный татарин Муса. Он любил всех разыгрывать, но когда ярился мог и зарезать, становился белым и скрипел зубами. Муса помнил свой Крым, мазанки в отдалении моря, на склоне горы, и мать с отцом, которые трудились на винограднике.

Балбек был ногаец. Где находится его родина, Ногайя, никто из нас, да и сам Балбек не знал...

Лида Гросс, попавшая в мальчиковую спальню потому, что она была одна девочка, а жить одной в холодной спальне невозможно, просила нас называть ее по-русски: Гроссова... О своем прошлом помнила лишь, что жила у большой реки, но однажды ночью пришли люди и велели им уезжать... В соседней с нами комнате жили армяне, казахи, евреи, молдаване и два болгарина".

ВЫЯСНИМ, КАК КУЗЬМЕНЫШИ ОТНОСЯТСЯ К ДЕТЯМ ДРУГИХ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ?

Школьники назовут очень много примеров из текстов. Чтобы внимательнее рассмотреть суть проблемы, лучше заранее отобрать несколько эпизодов и последовательно обсудить их.

Первый из них - описание зловещего вагона: "Он поднял голову и увидел глаза, одни сперва глаза: то ли мальчик, то ли девочка. Черные блестящие глаза, а потом рот, язык и губы. Этот рот тянулся наружу и произносил лишь один страшный звук: "Хи". Колька удивился и показал ладонь с сизоватыми твердыми ягодами: "Это?". Ведь ясно же было, что его просили. А о чем просить, если кроме ягод ничего не было. Хи! Хи! - закричал голос, и вдруг ожило деревянное нутро вагона. В решетку впились детские руки, другие глаза, другие рты, они менялись, будто отталкивали друг друга и вместе с тем нарастал странный гул голосов, словно забурчало в утробе у слона. Лишь потом мальчик понял, что это увезенные из родных мест дети просили воды. Не хлеба.

Потом обращаем внимание на эпизоды взрыва в детдоме, гибели фельдшерицы Веры, переселение тети Зины в этот "рай". Размышления над этими эпизодами позволяют заметить, что взрослые и дети разноречиво оценивают события, связанные с переселением чеченцев.

Наивная беседа Кузьменышей приближает читателя к правде.

Фашисты. Сравнили. Какие они фашисты!

А кто? Слыхал, как боец про них кричал? Все они, говорит, изменники Родины! Всех Сталин к стенке велел!

А пацан, ну, который за окном. Он тоже изменник? -спросил Колька, Сашка не ответил.

И как вывод звучат слова Регины Петровны: "Плохих народов "не бывает. Бывают лишь плохие люди". Это они бросают детей на произвол судьбы, занимаются братоубийственной войной, разрушают память других народов.

Равнодушная жестокость взрослых вызывает протест в детях. Маленький Алхузур понимает, что с разрушением могил рушатся основы нации: "Камэн нэт, мохил-чур - нэт... Нэт и чечен... Нэт и Алхузур".

Породнившиеся кровью братья пытаются уйти от этого страшного места, где в "горах застрелят чеченцы", а внизу "быэц стрылат": "Они смотрели на горы, сверкающие в высоте, и не знали, как им жить дальше".

Цепкая детская память навсегда зафиксировала жестокость и безрассудность взрослых.

ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК ДОЛГО МОЛЧАЛИ О БЕЗЗАКОНИЯХ?

Сам автор отвечает на этот вопрос: "При Сталине о безза-кониях молчали, потому что за попытку сказать правду сажали и убивали При Брежневе о Сталине молчали, потому что не было заинтересованности в гласности и каких-либо переменах Есть одна-единственная причина, по которой о механизме сталинщины говорить необходимо если мы хотим построить демократическое, правовое, гласное общество, мы должны сказать всю правду о самих себе".

Вот почему Приставкин чувствовал себя обязанным предъявить счет минувшему. Он спрашивает с тех, кто слепо выполнял приказы о выселении чеченцев.

КАК УЛОЖИЛАСЬ В СОЗНАНИИ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ ОПЕРАЦИЯ ПО ЛИКВИДАЦИИ ЧЕЧЕНЦЕВ?

Ответить на этот вопрос позволяет разговор в бане, услышанный автором через десятилетия после событий: "Вот на Кавказе. Мы там этих, черных вывозили Они Гитлеру продались. Их республиканский прокурор был назначен генералом против нас. В феврале, в 20-х числах, помню, привезли нас под праздник в селение, вроде как на отдых. А председателю сельсовета сказали, мол, в 6 утра митинг, чтобы все мужчины собрались. Скажем и отпустим. Ну, собрались они на площади, а мы уже с темноты вокруг оцепили и сразу, не дав опомниться, в машины да под конвой! И по домам тогда уж... 10 минут на сборы, на погрузку. За три часа всю операцию провели. Ну, а те, что сбежали... Ох и лютовали они... Мы их по горам стреляли. Ну и они, конечно".

Похрустывая соленую бараночку, рассказчик похваляется, сколько он этих гадов-чеченцев..., за то у него грамота лично от товарища Сталина.

HE МУЧАЮТ ЛИ ТАКИХ ЛЮДЕЙ КОШМАРЫ? НЕ ПРИХОДЯТ ЛИ К НИМ В ПОЛНОЧЬ ТЕНИ УБИЕННЫХ, ЧТОБЫ НАПОМНИТЬ О СЕБЕ?

Нет, не приходят: "И сплачиваясь в банях ли, в пивных ли, они соединяют с глухим звоном немытые кружки и пьют за свое здоровье и свое будущее. Они верят, что не все у них Позади".

Приставкин посчитал своим долгом вывести таких людей на общественный суд: "Ведь если мы до конца не разберемся со своим давним и недавним прошлым, то как же мы будем воспитывать своих детей. Неправдивые взрослые не могут воспитывать правдивых детей".

Представляя в "Тучке" галерею взрослых тетей и дядей, Приставкин предлагает юному читателю оценить их жизненное кредо.

Дети войны оказались мудрее взрослых, щедрее душой, дальновиднее Одиннадцатилетний Колька несмотря на пережитый ужас не озверел, а пытался понять, почему чеченцы убили его брата. Он размышлял как истинный интернационалист: "Едут чеченцев убивать. И того, кто тебя распял, тоже убьют. А вот если бы он мне попался, я, знаешь, Сашка, не стал бы его убивать. Я только в глаза посмотрел бы, зверь он или человек? Есть ли в нем живого чего? А если бы я живое увидел, то спросил бы его, зачем он разбойничает? Зачем всех кругом убивает? Разве мы ему что сделали? Я бы сказал: "Слушай чечен, ослеп ты, что ли? Разве ты не видишь, что мы с Сашкой против тебя не воюем? Нас привезли сюда жить, то мы и живем, а потом мы бы уехали все равно. А теперь видишь, как выходит. Ты нас с Сашкой убил, а солдаты пришли, тебя убьют... А ты солдат станешь убивать. Разве нельзя сделать, чтобы никто никому не мешал, а все люди были живые, вон как мы в колонии рядышком живем".

Тема интернационализма является ведущей в повести, Приставкин учит различать подлинное и мнимое чувство братства.

ЗАЧИТЫВАЕМ ДИАЛОГ "ШТАТСКОГО" С ЗАВЕДУЮЩЕЕ ДЕТПРИЕМНИКА.

Давайте, пожалуйства, список.

Список детей? - спросила заведующая. Он протянул руку, не пытаясь ничего объяснять, и Ольга Христофоровна подала ему листок. Он быстро, мельком взглянул, поинтересовался:

А этот Муса? Он что, татарин?

Да, - сказала Ольга Христофоровна. - Он сейчас тяжело болен.

Откуда? - спросил штатский, пропуская мимо ушей про болезнь.

Не из Крыма, случайно.

Кажется, из Казани. - ответила заведующая.

Кажется... А Гросс? Немка?

Не знаю. Какое это имеет значение? Я тоже немка!

Вот я и говорю. Понабирают тут.

Мы их и не набираем. Мы их принимаем.

Надо знать, кого принимаете! - чуть громче произнес человек, и опять же никакого зла или угрозы не было в его словах. Но почему-то взрослые вздрогнули. И только Ольга Христофоровна, хотя видно было, что она больна и ей тяжело говорить.

Мы принимаем детей. Только детей, - отвечала она. Взяла список и будто погладила его рукой.

ПОЧЕМУ НАШИ СИМПАТИИ НА СТОРОНЕ ЗАВЕДУЮЩЕЙ?

Разногласий в ответе нет: дети любой национальности имеют одинаковое право жить в Советском государстве на равных условиях.

ПОХОДИТ ЛИ ЗАВЕДУЮЩАЯ НА РЕГИНУ ПЕТРОВНУ?

Да, прежде всего желанием защитить и спасти.

ПОЧЕМУ КОЛЬКА НЕ СМОГ СПАСТИ РЕГИНУ ПЕТРОВНУ? ВЕДЬ ОНА. ПОНИМАЯ, КАК СТАЛ АЛХУЗУР НЕОБХОДИМ КОЛЬКЕ, ПОДТВЕРДИЛА, ЧТО ОН БРАТ.

Потому, что подчиняясь минутной слабости, она предала Кузьмёнышей. Предательство Колька простить не может.

В конце работы выясняется смысл названия повести.

Военное детство поколения автора было недолгим. Решение стратегических проблем отнимало у ответственных людей все внимание. Процветающие жестокость и равнодушие корежили, убивали неокрепшие тела и души. Кровавые злодеяния времени осознавали не все и вели себя по-разному: кто-то пытался прикрыть и защитить слабого, кто-то старался отнять у него последнее.

Пролетели годы взросления и с утром Победы началась жизнь "по лазури весело играя". Но остался след в морщине военного поколения Родины. Вот почему представитель его (герой и автор) задумался глубоко над прошедшем и тихонько плачет...

О ЧЕМ ЖЕ ПОВЕСТЬ "НОЧЕВАЛА ТУЧКА ЗОЛОТАЯ"?

Это призыв к Правде, Добру, Справедливости. "Моя повесть, - дополняет автор, - есть факт сопротивления безжалостности, бесчеловечности".

Чтение и осмысление упомянутых проблем повести доступно лишь старшекласникам. Но в "Тучке" есть страницы, которые с пользой для нравственного воспитания могут быть прочитаны пятиклассниками.

После изучения ими повести В. Катаева "Белеет парус одинокий", можно провести урок-сопоставление; где выяснить, например, такие вопросы, как

ЧТО ОБЪЕДИНЯЕТ НАЗВАНИЕ ПОВЕСТЕЙ?

(строки из известных стихотворений М. Ю. Лермонтова "Парус", "Утес").

КАК СООТНОСЯТСЯ НАЗВАНИЯ ПОВЕСТЕЙ С ИХ СОДЕРЖАНИЕМ?

"Белеет парус одинокий" - повествование о судьбе мальчика, подобно маленькому суденышку, оказавшемуся в разволновавшемся жизненном океане. По-своему каждый, и Петька я Гаврик, идут навстречу переменам, "ищут бури".

"Ночевала тучка золотая" - о судьбе мальчиков, вечно голодных, вечно холодных, переживших военное лихолетье на груди угрюмого Утеса-родины.

ЧТО ОБЩЕГО В ХАРАКТЕРАХ И ПОВЕДЕНИИ ГЕРОЕВ КАТАЕВА С КУЗЬМЕНЫШАМИ?

Практицизм, сметка, стремленне иметь в руках нужную вещь - у Гаврика и Кольки.

Мечтательность, романтика, умение анализировать ситуацию, философствовать - у Пети и Сашки.

КАК СКЛАДЫВАЮТСЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С МИРОМ ВЗРОСЛЫХ ГЕРОЕВ ОБОИХ ПРОИЗВЕДЕНИИ?

Дети похоже чувствуют себя на рынках; герои Катаева так Же относятся к мадам Стороженко, как Кузьменыши к Илье; Петя и Гаврик становятся очевидцами черносотенного погрома в Одессе, Сашка и Колька пережили выселение чеченцев.

КАКИЕ СВОЙСТВА НАТУРЫ ГЕРОЕВ КАТАЕВА ВАМИ ВЫСОКО ОЦЕНЕНЫ? ЕСТЬ ЛИ ЭТИ КАЧЕСТВА У КУЗЬМЁНЫШЕЙ?

О КАКИХ СОБЫТИЯХ ПРОШЛОГО НАШЕЙ РОДИНЫ РАССКАЗАЛ В. КАТАЕВ?

ЧТО НОВОГО МЫ УЗНАЛИ О ВОЕННЫХ ГОДАХ СТРАНЫ В ПОВЕСТИ А ПРИСТАВКИНА?

Эти и другие вопросы помогут ребятам лучше усвоить разные, но близкие по напряженности исторические периоды.

Страницы повести могут быть использованы в тематических сценариях о хлебе. Они пронизаны достоверностью ощущений и мыслей хронически голодного ребенка.

"Вся напряженная жизнь ребят складывалась вокруг мерзлой картофелины, очистков и, как верха желаний и мечты, корочки хлеба, чтобы просуществовать, чтобы выжить один только военный день.

Самой заветной, да и не сбыточной мечтой любого из них было хоть раз проникнуть в святая святых детдома: ХЛЕБОРЕЗКУ, вот и выделим шрифтом, ибо это стояло перед глазами детей выше и недосягаемой, чем какой-то Казбек.

Слюна накипала во рту. Схватывало живот В голове мутнело. Хотелось завыть, закричать и бить, бить в ту железную дверь, чтобы открыли. Пусть потом в карцер, куда угодно. Накажут, изобьют, убьют. Но сперва покажут, хоть от дверей, как он, хлеб, грудой, грудой, горой Казбеком возвышается на искромсанном ножами столе. Как он пахнет!

На плоском дощатом прилавке, не в центре его, откуда не выскочишь, а с краю, на тряпочке выставлен ржаной, домашней выпечки хлеб, аккуратно порезанный на округлые ломтики. А рядом вовсе чудное, белое, длинное. Колька увидел, будто споткнулся на ходу. Уставился завороженно. Сашка его легонечко в бок шуркнул: "Чево, как баран на новые ворота-то... Батон это! Белая булка такая, в кино показывали... " Прошептал, а у самого в горле как кусок глины завяз, ни проглотишь, ни выплюнешь...

Видел Сашка в одном довоенном кино, будто Прямо на улице булочная стоит, а кто-то заходит, и покупает такое белое и говорит: "Батон мол купил!". Неужто не понарошку продавали? Да без карточек? Да прям целиком!".

Анализ повести А. Приставкина убеждает в том, что в книге нет идеи всепрощения. Гуманизм автора предполагает интернационализм, братство народов, высокую человечность. В этом - слышна знакомая интонация В. Маяковского надо пройти через револьверный лай, чтобы жить в мире без Россий и Латвий единым человечьим общежитием.

Повторить это и объяснить особенно важно сегодня, когда перестройка не возможна без подлинной интернациональной сплоченности.

"Ночевала тучка золотая" помогает учителю в решении основной задачи - воспитании социально активной личности.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru

Некоторые книги время от времени перечитываю. Но есть два произведения, которые я перечитала не просто через какое-то время, а тут же, без перерыва. Как дошла до последней страницы - немедленно вернулась на первую и перечитала всё вновь, от слова до слова, на одном дыхании.

Одно из таких произведений - повесть «Ночевала тучка золотая» Анатолия Игнатьевича Приставкина .

Не над многими книгами и рыдала. Тем более читая повторно: чего уж слёзы лить, коль всё уже известно.

Но перечитывая повесть А. И. Приставкина «Ночевала тучка золотая» (уже внимательно и обстоятельно, так как первое чтение было скорее судорожным глотанием сюжета), с тем же комом в горле подкралась к этому месту:

«Колька сделал ещё несколько неуверенных шагов и остановился.

Ему вдруг стало холодно и больно, не хватило дыхания. Всё оцепенело в нём, до самых кончиков рук и ног. Он даже не смог стоять, а опустился на траву, не сводя с Сашки расширенных от ужаса глаз».

История двух одиннадцатилетних близнецов, вывезенных в 1944 году вместе с другими воспитанниками подмосковных детских домов на Кавказ - «в рай», как им говорили, - потрясла меня 20 лет назад, когда повесть только вышла. Потрясла вся, от начала до конца. Именно она и вспомнилась, когда узнала о смерти её автора. Вспомнился и сам А. И. Приставкин, дававший интервью тележурналисту года два назад. Лицо такое простое, крестьянское; клетчатая рубашка.

Сколько же пережил этот человек в детстве! Всё, что он написал в повести «Ночевала тучка золотая» о братьях Кузьминых (Кузьмёнышах), - это и о нём. Сначала я не могла понять, почему посреди повествования, ведущегося от третьего лица, вдруг прорывается - «я», «мы»:

«Отчего же в тот момент, я помню, точно помню, так сильно болело у меня, да, наверное, не только у меня, внутри?

Может быть, от ужасной догадки, что не ждёт нас на новом месте никакое счастье. Впрочем, мы и не знали, что это такое. Мы просто хотели жить».

Глупо подумала: редактор просмотрел.

Но потом это «мы» повторилось не раз.

До сих пор не знаю, специально автор это сделал или же, охваченный волной воспоминаний, невольно переходил на повествование от первого лица. Но точно знаю, что если бы сама была редактором такой повести, то не посмела бы даже заикнуться автору о его «ошибке»!

С первых же строк повести удивилась тому, что А. И. Приставкин и через десятки лет помнит всё до мелочей: присказки, словечки, дразнилки, песенки детдомовские, блатные. Повесть буквально пронизана этим «фольклором» военного времени, он не иссякает до конца книги.

Потом, по ходу чтения, всё время поражалась изобретательности беспризорных детей (даже ещё не подростков!), которые в этом непонятном мире воюющих между собою взрослых остались один на один с голодом и вынуждены собственными силёнками и собственным умишком добывать еду, чтобы не умереть.

Но мало ли таких книг о беспризорном детстве?

Наверно, немало, однако такой, какую написал А. И. Приставкин, по-моему, нет.

Потому что в ней есть то, что меня особенно поразило и чему я не нахожу аналогий в современной жизни. Это взаимоотношения братьев: их самоотверженная забота друг о друге, сострадание, нежность… Два пацанчика, два человечка живут - каждый для другого!

Возможно ли представить себе то безумное горе, когда один из братьев, Колька, остаётся на свете один-одинёшенек?

А. И. Приставкин написал так, что это не только представляешь, но и словно испытываешь на себе. Потому и слёзы всякий раз, когда вместе с Колькой обнаруживаю казнённого Сашку…

Повесть А. И. Приставкина «Ночевала тучка золотая» - о страшных последствиях сталинской депортации жителей Чечено-Ингушетии в чужие земли - в Сибирь, Казахстан.

Действие происходит в деревушке под «Кавказскими водами». Она совсем недавно была чеченской, а теперь, после того как из неё выселили чеченцев и в опустевшие дома переселили русских, украинцев (да тоже, собственно, депортированных из родных мест как «враги народа»), называют станицей Берёзовской. Сашку Кузьмина - одного из близнецов - убивают чеченцы, которым удалось избежать сибирской ссылки и скрыться в горах. Эти люди мстят тем, кто нынче занял их дома и возделывает их землю.

Эта больная тема - трагедия депортированных народов - вибрирует в книге А. И. Приставкина особым звуком. В Колькином сердце место убиенного Сашки занял чеченский мальчик. Это ещё одна удивительная история! Взрослые воюют между собою - дети братаются!

Нет, книгу «Ночевала тучка золотая» надо просто читать. Её не перескажешь.

Год: 1987 Жанр: повесть

Главные герои: близнецы Коля и Саша

1987 год. Анатолий Приставкин пишет повесть о детдомовцах «Ночевала тучка золотая». Суть сюжета произведения в том, что главные герои – близнецы Кузменыши отправлены из Подмосковья на Кавказ, подальше от войны, туда, где тепло и сытно. Описаны события, выпавшие на их долю. Финал трагичен – один из Кузьменышей погибает…

Главная мысль повести «Ночевала тучка золотая» в том, что Приставкин заостряет внимание читателя на умении быть терпимыми к людям других национальностей. Он подчеркивает мысль о том, что на Земле нет плохих или хороших наций. Просто есть плохие или хорошие люди.

Читать краткое содержание рассказа Ночевала тучка золотая Анатолия Приставкина

Подмосковье. Детский дом. Руководство решает отправить на Кавказ ребят постарше, но те не захотели. А вот двойняшки Кузменыши выразили радостное свое желание поехать. Потому что накануне они пытались сделать подкоп под комнату, где режут хлеб и наестся до отвала, но… не вышло. А посему ноги надо уносить подальше.

Ехали-ехали и приехали. Название станции Кавказские воды написано угольком. Здание вокзала разбомблено. Пустота… Вокруг засеянные поля. Но убирать посевы некому. Война. Пустынно. Тихо. А Кузьменышам все интересно. Ведь они никогда не видали подобного.

Пока ехали братья, познакомились с воспитательницей. Приехали, вспомнили о недавнем знакомстве. Решили ее навестить, потому что она им очень понравилась. Поехали в станицу. Оказывается, здесь люди живут, но на улицу они почти не выходят, огня не зажигают. Боятся. Наконец, долгожданная встреча с воспитательницей.

В интернате директор договорился о работе ребят на заводе. Воспитательница порекомендовала туда двойняшек Кузьменышей. Наступила ночь, все уснули, а воспитательница, увлекшись шитьем шапок для ребят, не заметила черное дуло пистолета из створки окна.

Ночью случился пожар. Утром воспитательницу увезли неизвестно кто и куда. Ничего неизвестно, а от этого страшно и непонятно.

На работу Кузьменышей возит женщина-шофер – Вера. На заводе братьям понравилось. Можно брать яблоки, сливы, груши…, что они и сделали. Никто их за это не ругает. Голод отступил. Тетя Зина угощает их баклажанной икрой. Ну чего еще желать?

Отношения с местным населением накаливаются. Постоянно голодные ребятишки из интерната совершают разбойные набеги на чужие огороды, сады… Чтобы как-то сгладить конфликт, директор интерната организовывает для колхозников представление, где выступают дети. Во время последнего номера – фокусов, горцы взорвали машину Веры. Она погибла. Все вскочили, суета, неразбериха.Страшно. Вроде война далеко, а смерть, вот она, совсем рядом.
Утром воспитательница была уже на своем месте и предложила Кузменышам ехать с ней на подсобное хозяйство.
Ребята с воспитательницей уехали на поле, занялись делом. Вроде страхи забылись. Жизнь вошла в привычное русло.Однажды Кузьменышей на попутной подводе отправили в интернат за продуктами, но подвода не доехала до места назначения. Ночью в степи она остановилась по непонятной причине, и поводырь испуганно побледнел и закрыл лицо руками.

Двойняшки решили сходить посмотреть, что же произошло в интернате. Когда пришли, то увидели, что все разбито и пусто. Случилось что-то страшное.

Возвращались к поводырю по кукурузному полю. В это время их подстерегли чеченцы и братья растерялись. Колька бежал, пока не упал в обморок. А вот Сашка…

Утром Колька пришел в себя. Рассвело. Колька пошел искать брата и поводыря, но… в селе наткнулся на страшную картину – Сашку распяли на заборе. Прощай, брат! Больше мы не вместе…

Тогда Колька решил притащить тележку, чтобы отвезти брата на станцию и исполнить его мечту – отправить посмотреть горы… Ведь он об этом так мечтал… Он загрузил тело брата на товарняк, шедший в нужном направлении.

Сам Колька долго скитался, пока нашел себе попутчика, чеченского мальчика. Они вместе долго бродили по горам, где на каждом шагу их подстерегала опасность. В один прекрасный день их обнаружил русский солдатик. Колька спал в обнимку с чеченским мальчиком. Дети проснулись, и чтобы их не разлучили, сказали, что они близнецы, Кузьменыши.

Последние сцены – это детский приемник в Грозном. Это время, когда Колька с названным братом ожидают отъезда в детский дом, чтобы никогда и не при каких обстоятельствах не разлучаться.

Картинка или рисунок Приставкин - Ночевала тучка золотая

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

В Моздокской степи идет война с немцами. Главным героем произведения является минометчик – боец. Парню было 18 лет. В лагере он выполнял важные поручения.

• Краткое содержание Корнель Гораций

  В очень далекие времена, когда еще не существовало ныне самых развитых стран, было два основных государства, Рим и Альба и были они союзниками и торговыми партнерами

В 1981 году А. Приставкин создаёт свое самое известное произведение, которое дошло до массового читателя лишь в 1987 году. Анализ рассказа «Ночевала тучка золотая» проводится на уроках внеклассного чтения, его изучение включено во многие авторские программы по литературе для средней школы. Наряду с общей темой войны писатель ведёт разговор о суровом и тяжёлом детстве военного поколения, размышляет о дружбе и товариществе, о любви к родной земле.

Самое яркое ощущение трагичности жизни и постоянная воля к её преодолению просматриваются именно в повести «Ночевала тучка золотая» (Приставкин). Анализ произведения проводится в контексте драматизма тяжёлых детдомовских лет, военного времени, где, несмотря ни на что, кроется огромный заряд оптимизма, веры в человека, его силу, стойкость, разум, вера в добро. Повесть включала развитие темы беспризорного детдомовского детства, что впоследствии принесло Приставкину широкую известность.

Главные герои повести

Главные герои повести, Сашка и Колька Кузьмины, воспитанники детского дома. Они отправляются на Северный Кавказ, где впоследствии оказываются втянутыми в страшные, даже трагические реалии массового переселения северокавказских народов. Оно было предпринято в нашей стране в 1943 – 1944 гг. Вот как начинается описание мальчиков в повести «Ночевала тучка золотая» (Приставкин), анализ которой и следует ниже: «…Братьев звали Кузьмёныши, им было по одиннадцать лет, и жили они в подмосковном детдоме. Там жизнь ребят крутилась вокруг найденной мёрзлой картофелинки, гнилых картофельных очистков и, как вершины желания и мечты, хлебной корочки, чтобы только лишь просуществовать, чтобы вырвать у судьбы лишний военный день».

Тема переезда и дороги

В начале повести директор детского дома предлагает братьям ехать на Кавказ, только что освобождённый от немцев. Естественно, парней манили приключения, и они не упустили такой возможности. И вот братья едут через войну, вконец разрушенную и не успевшую еще подняться после фашистских набегов землю на удивительном, безумно весёлом поезде.

Тему дороги в своем произведении совсем не случайно затрагивает А. Приставкин. «Ночевала тучка золотая», анализ которой включает проблематику дороги и жизненного пути героев, – это повесть-воспоминание. Автор сетует: «Нас же полтыщи в том составе было! Сотни потом прямо на моих глазах уже начали пропадать, попросту гибнуть на той далекой новой земле, куда в то время нас привезли».

Ещё в дороге братьев-близнецов на Кавказ состоялась странная, зловещая встреча – на соседних путях на одной из станций обнаружил Колька Кузьмёныш вагоны. Из зарешеченных окошек смотрели детские черноглазые лица, тянулись руки, слышались непонятные крики. Колька, не поняв толком, что просят попить, протягивает кому-то ягоды терновника. На такой трогательный, искренний порыв способен только брошенный всеми мальчонка-беспризорник. Описание рвущейся на части детской души проходит через всю повесть, дополняя ее литературный анализ. «Ночевала тучка золотая» (Приставкин) – это повесть-противоречие, где проведены параллели между противоположными по сути явлениями.

Наука выживания: военные реалии глазами детей

В военные годы голод настигал и детей, и взрослых, но для таких, как Кузьмёныши, детдомовских сирот, еда была главной доминантой жизни. Голод движет поступками братьев, толкает их на воровство, на отчаянные и хитроумные поступки, обостряет чувства и воображение.

Кузьмёныши постигают науку выживания, поэтому система ценностей у них особая – отсчитывается «от жратья». И контакт со взрослыми начинается с этого: не отнял, а накормил, значит, хороший, можно довериться. В повести «Ночевала тучка золотая» анализ строится на видении детскими глазами военной реальности и людей в ней.

Драматический поворот в судьбе героев

Кузьмёнышам трудно было разобраться в том, что происходило вокруг, чему они оказались очевидцами. Когда случилось с Колькой самое страшное (увидел он брата убитого, повешенного за подмышки на острия забора, и от потрясения заболел), то место Сашки, занял такой же одиннадцатилетний сирота Алхузор – чечен.

Колька называет его своим братом сначала, чтобы спасти от русских солдат, а потом по более глубокому чувству, когда Алхузор спас Кольку от направленного на него чеченского ружья. Это братство детей и возносит А. Приставкин.

«Ночевала тучка золотая»: анализ

Основной лейтмотив произведения – дружба одиноких детей, которым отовсюду грозит опасность, но которые всеми силами души защищают своё право на любовь и привязанность. Колька и Алхузор не одни такие были и в детприёмнике, куда их доставили, подобрав полумёртвыми в горах. Там уже жили и крымский татарин Муса, и немка Лида Гросс «с большой реки», и ногаец Балбек. У всех у них была общая горькая и страшная доля.

Дети-детдомовцы, войной заброшенные в далёкие от их родных мест кавказские края, трагически сталкиваются с тем, что понять, взять в толк они ещё не в состоянии - с попыткой тоталитарной системы истребить жизнь целых народов. Вот что «красной нитью» проходит через повесть, дополняя ее анализ.

«Ночевала тучка золотая» (Приставкин) – это повесть, в которой постоянно голодные, оборванные, не знающие тепла и домашнего уюта мальчишки на собственном горчайшем опыте познают цену жесткой социальной несправедливости. Они познают уроки душевной теплоты, черной человеческой ненависти и нечаянного милосердия, жестокости и великого духовного братства. История Томилинского детского дома – лишь малая часть этого трагического и бесчеловечного процесса. Но и в таких жестоких условиях колонисты получали уроки вечных ценностей: нравственности, добра, справедливости, сострадания.

Связь времен

Главные герои повести, Сашка и Колька Кузьмины, проходят через множество приключений и трудностей. В них – беспризорных детях – проявляются черты раннего взросления, столь свойственного всему поколению детей 1940-х годов, столкнувшихся с совсем не детскими проблемами. Повесть оставляет ощущение нерасторжимого единства ребёнка с взрослым миром.

Если более глубоко коснуться произведения «Ночевала тучка золотая» (Приставкин), анализ повести следует завершить, указав главную идею. В своей повести Анатолий Приставкин пытается показать, что война и все, что с ней связано, не поросло быльем. «Не скрою, - пишет автор, - приходила не раз такая мысль, что ведь живы, что ведь где-то существуют все эти люди, которые без мысли и страха от Его (Сталина) имени творили Его волю».

Вывод

Высказав правду, оголив ее во всем ужасном обличье, писатель, возможно, снял часть груза с души собственной, но души читательские точно не облегчил. Хотя в этом и есть весь А. Приставкин («Ночевала тучка золотая») – анализ его произведений у каждого свой, этого автор и добивался. По мнению писателя, смысл настоящей литературы – не усладить слух, не «навеять сон золотой», а всячески призвать читателя подумать, прочувствовать, сострадать и делать выводы. Книга побуждает к душевной работе, к рождению сомнений внутри себя, к переоценке привычного мира. Она служит не просто описанием «того настоящего», но и предостережением будущему.

Примерные вопросы для самостоятельного предварительного анализа повести А. Приставкина
«Ночевала тучка золотая»:

1. Где и когда разворачивается действие повести? Как изменяются на протяжении повествования пространственно-временные координаты и что при этом остается неизменным?

2. От чьего лица ведется рассказ? Как способ организации повествования формирует координаты художественного мира произведения?

3. Как поданы в начале повести главные герои произведения:

· Кто они?

· Что знают о самих себе, о своем прошлом?

· Чем и как живут?

· Что дает Кузьменышам их неразрывная братская слитность?

· Что заставило их отправиться на Кавказ?

4. Какое слово с самого начала повести становится ключевым и в судьбе главных ее героев, и в сюжете произведения?

5. Какие эмоционально-психологические состояния, чувства героев последовательно запечатлены на страницах повести? Как бы вы описали, а может быть, и изобразили «эмоциональную кривую» произведения?

6. Чем объясняется многолюдство повести? Что общего в судьбах большинства героев? Охарактеризуйте социальную среду обитания Кузьменышей на разных этапах их жизни: что за люди их окружают? какие отношения складываются у них с этими людьми?

7. Что такое Кавказ в контексте повести и в контексте личных и национальных судеб, представленных в произведении? (Обратите внимание на многочисленные литературные реминисценции, формирующие этот образ.)

8. Кто, почему и за что распинает Сашку? Как переживает это Колька? Что означает для него гибель брата?

9. Зачем Приставкин на место погибшего Сашки «подставляет» чеченца Алхузура? Какой эпизод повести предваряет и предсказывает такое сюжетное решение?

10. Как обозначены в повести источники зла, причины трагедии?

11. Какую роль играют в повести многочисленные цитаты, аллюзии, реминисценции? К каким текстам отсылает читателя автор? Как вообще в этой книге осмысляется миссия слова, его значение в жизни людей?

12. Объясните название произведения.

БРАТЬЯ

Ключевые слова повести появляются уже в посвящении, где сама эта книга обозначена как «беспризорное дитя литературы» 1 , долго не находившее журнального пристанища.

Перешагнув за пределы своего первоначального контекста, формула «беспризорное дитя» определяет общественный статус, образ жизни и судьбу главных героев повести – Кузьменышей. Правда, в центре повествования оказывается не одно дитя, а нераздельное органическое единство двоих – братьев Кольки и Сашки Кузьминых (не потому ли Кузьменышей, что вызывает рифмо-ассоциацию – детенышей?).

Принципиальная значимость братства как формы и способа человеческого существования получает сюжетное подтверждение: когда один из братьев-близнецов погибает, второй выживает только благодаря тому, что рядом с ним появляется новый, такой же неразлучный и преданный брат.

И все-таки почему не просто дитя, а – братья? Почему безысходно трагическому одиночеству, запечатленному в формуле «беспризорное дитя», Приставкин предпочел неразрывное единство, обозначенное пронизывающим повесть от начала и до конца словом «братья»?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует пристально вглядеться в героев и проследовать за ними по маршруту их судьбы.

Братья Кузьмины являют собой поначалу некое единое неделимое целое, изнемогающее от одного и того же мучительного чувства – голода, одержимое желанием увидеть, «как он, хлеб, грудой, горой, Казбеком возвышается на искромсанном ножами столе», ведомое неодолимым искушением хотя бы почувствовать, как этот вожделенный хлеб пахнет (7).

Они отважно держат оборону против холодного и враждебного окружающего мира, в полной мере используя свое преимущество: «В четыре руки тащить легче, чем в две; в четыре ноги удирать быстрей. А уж четыре глаза куда вострей видят, когда надо ухватить, где что плохо лежит» (8). Эту спасительную сторону тандема позднее мгновенно улавливает и заместивший погибшего Сашку Алхузур: «Одын брат – дывахлаз, а дыва брат – четырыхлаз!» (228).

Свое единство Кузьменыши подтверждают практической неразлучностью: «вместе ходят, вместе едят, вместе спать ложатся» (12). И даже когда они на уроки по очереди ходили, чтобы не прерывать «земляные работы» – подкоп под хлеборезку, «получалось, что оба были хотя бы наполовину» (12). Каждый из них осознает себя всего лишь «половинкой», да и для окружающих они нерасторжимое целое. «Их разделить нельзя, они нерасчленимые, есть такое понятие в арифметике… Это про них как раз!» – так, в третьем лице, тем самым подчеркивая объективность факта, рассуждает Колька о себе с братом в тот драматический момент, когда Сашка вдруг заявляет о готовности «по своей воле» расстаться с ним из-за Регины Петровны. Объяснить это, с точки зрения Кольки, можно только одним: «Сашка свихнулся» (191). Ибо вообще-то жили и выживали братья тем, что сами же сформулировали в ответ на вопрос воспитательницы: «А по отдельности вас как? – Мы по отдельности не бываем» (137), где «не бываем» равнозначно «не существуем».

Гибель Сашки становится для Кольки катастрофой, так как это не просто гибель близкого, дорогого, единственного в мире жизненно необходимого существа – это собственная, заживо переживаемая гибель.

Вот он везет сквозь ночь мертвого Сашку: «Он даже не понял, тяжело ему везти или нет. Да и какая мера тяжести тут могла быть, если он вез брата, с которым они никогда не жили порознь, а лишь вместе, один как часть другого, а значит, выходило, что Колька вез самого себя» (204).

Не мыслящий себя вне братского единства, спасающий себя лишь как часть целого, как половинку, на очередной вопрос: «А ты кто же будешь? Ты Колька или Сашка?» – только что навеки простившийся с братом Колька отвечает: «Я – обои!» (208).

Когда же одиночество сомкнулось вокруг него железным кольцом, когда он не только умом, но и всем своим измученным естеством осознал, что нет ни Сашки, ни Регины Петровны с «мужичками», жизнь потеряла для него смысл: для себя, только для себя, сил у него не было. И, свернувшись клубочком на грязном полу заброшенной, опустошенной колонии, он лег умирать.

Жизнь вернется к нему только тогда, когда сквозь мертвящее забытье он вдруг вновь почувствует рядом с собой брата. Именно почувствует, физически ощутит братское участие, братское тепло. Вновь обретенный Сашка толкал ему в лицо железной кружкой и, почему-то «ломая свой язык», уговаривал: «Хи…Хи…Пит, а то умыратсопсем», потом «накрывал брата чем-то теплым и исчезал, чтобы снова возникнуть со своей кружкой». Правда, у этого Сашки было какое-то «странное чернявое, широкоскулое» лицо и, выплыв из забытья, Колька вдруг сознает, что «никакой это не Сашка, а чужой пацан», с «чужим голосом» и чужими словами.

« – Саск нет. Ест Алхузур. Мына так зыват…»

Но Кольке нужен Сашка: « – Ты мне Сашку позови. Скажи, мне плохо без него. Чего он дурака валяет, не идет…» (216)

Так хотелось ему сказать и думалось, что сказал, а выходило лишь мычание. И опять – забытье. А сквозь сон – «виделось, что чернявый, чужой Алхузур кормит его по одной ягодке виноградом» и сует в рот разжеванные кусочки ореха. И это опять рождало ощущение присутствия брата. Точно так же они с Сашкой не раз спасали друг друга. На своем страшном пути к станции с телом мертвого брата Колька вспоминает, как Сашка, случайно найдя под телегой одну-единственную ягодку, принес ее ему, больному, тайком залез под кровать в изоляторе и шептал: «Колька, я принес тебе ягоду смороды, ты выздоравливай, ладно?» (205) Вспоминает и то, как уже он, в свою очередь, спал под санитарным вагоном, где погибал от дизентерии объевшийся с голодухи грязных зеленых овощей Сашка. Время от времени перестукиваясь, они словно сигнализировали друг другу: Я есть. Ты есть. Мы есть.

Так и выживали. Так выжил Колька и теперь. Выжил благодаря тому, что чужой, чернявый, плохо говорящий по-русски Алхузур не столько понял, сколько почувствовал, угадал, что спасение не только в тепле, еде и питье, но и в утолении самой главной – душевной – потребности: « – Я, я Саск… Хоти и даэкзыви… Буду Саск».

И только после этого «дело пошло на поправку» (216).

Своим братством Колька и Алхузур защищаются и от русских солдат («Так это Сашка лежит! Брат мой…» /219/ – выпалил первое, что пришло на ум, Колька молоденькому голубоглазому бойцу, осматривающему в поисках чеченцев колонию); и от чеченских мстителей («Не убей! Он мынэ от быэцспысат… Он мынэ брат называт…»/230/ – отчаянно молит грозного сородича Алхузур); и даже от беспощадной государственной системы в лице лысого («ушлого»!) военного: «Он мой родной брат», – упрямо повторяет на допросе Колька. И в ответ на неопровержимый, с точки зрения следователя, аргумент: «Он же черный! А ты светлый! Какие же вы братья?» – с достоинством и ничуть не кривя душой отвечает: «Настоящие» (239).

И такова сила их убежденности, что перед лицом этого более высокого, чем кровное, родовое, братства отступает, оставляя разноликих Кузьменышей друг другу, не только индивидуальная злая воля, но и смертоносный государственный механизм.

Примечательно, что сами братья Кузьмины, будучи внешне не различимыми для окружающих близнецами и неразлучными товарищами по судьбе, никак не связывали свое нерасторжимое единство с понятием семьи. Попытка квалифицировать их совместное выступление на концерте как «семейный дуэт» вызывает у них внутреннее сопротивление и очевидное недовольство: «семейными ни за что ни про что обозвали!» (137) У них не только сейчас, в их развернутом на страницах повести беспризорном настоящем, нет «на всем белом свете ни одной, ни единой кровинки близкой» (24), но словно никогда и не было и быть не могло. Ни в разговорах, ни в мечтах, ни в воспоминаниях – ни разу, ни прямо, ни косвенно не возникают образы отца, матери, семейного дома. Они даже не примеряют к себе эти понятия, не совмещают, не связывают их с собой.

Лишь однажды в повести возникает разговор о маме. Затевают его скучающие по уехавшей в больницу Регине Петровне ее «мужички». «Без мамы плохо», – жалуется Марат. «Конечно, плохо», – подтверждает Колька, то ли только для малышей, то ли и для себя признавая эту истину. Но в ответ на высказанную «мужичками» уверенность в том, что не только их собственная, но и «все мамы приедут», Кузьменыши, явно не желая развивать эту тему, «заторопились» назад, в колонию (128). Другой пример: на вопрос тетки Зины – «А родители твои игде?» – «Сашка пожал плечами, отвернулся. Он на такие вопросы не отвечал» (111). И даже когда любимая Кузьменышами Регина Петровна предлагает им жить одной семьей, «про семью братья не поняли. Они этого понять не могли. Да и само слово семья было чем-то чужеродным, враждебным для их жизни» (157). Даже на краю гибели, в ужасе и отчаянии, даже умирая, погружаясь в забытье, Колька будет звать не маму, а Сашку.

Но самым пронзительным, страшным свидетельством бессемейности, беспризорности братьев является то, что они не только не знают дня своего рождения, но даже не понимают, что это значит. «Почему день? А если мы ночью родились? Или утром?» (169) – простодушно изумляются Кузьменыши вопросу воспитательницы.

Такую же беспризорность, бессемейность, неприкаянность несет в себе и Алхузур. Правда, у него, в отличие от не ведающих своих истоков Сашки и Кольки, есть корни, есть родная земля, есть род, каждый из мужчин которого для него «дада» – «отэц». Но единственной реальной, жизненно необходимой родней – братом, без которого не выжить и незачем жить, – становится для него Колька.

И о «вторых» Кузьменышах можно сказать точно так же, как о «первых»: «Друг у друга они есть – вот это будет верно. Значит, куда бы их ни везли, дом их, их родня и их крыша – это они сами» (24).

Союз Кольки и Алхузура высвечивает, обнажает то, что в союзе Кольки и Сашки тоже было сущностным, главным: родство душ в единстве судьбы при совершенной разности характеров, при абсолютной личностной уникальности. Это только для равнодушных окружающих «Кузьмины – это все равно, что один человек в двух лицах», так что даже характеристику им выдали одну на двоих, поскольку для посторонних глаз «не только внешность, но и привычки, и наклонности», и все у них одинаковое. Но это для тех, для кого «все дети на одно лицо» (66). А для читателя, которому герои показаны не извне (примечательно, что портретной характеристики нет вообще), а изнутри, братья, неразрывно связанные единой судьбой, взаимной преданностью и удвоенным инстинктом выживания, по сути своей совершенно разные. Они не повторяют, а дополняют друг друга.

Созерцательный, спокойный Сашка – генератор идей. Оборотистый, хваткий Колька – практик, воплощающий эти идеи в жизнь. Именно благодаря такому гармоническому взаимодополнению и берутся они за реализацию дерзких операций под общим девизом «взять жратье»: затевают подкоп под хлеборезку, осуществляют победную акцию «экспроприации» на воронежском рынке, обеспечивают себя сладкой заначкой на консервном заводе. Каждое из этих с юмором и состраданием описанных мероприятий – пример плодотворности взаимодействия точного замысла (идеи) и блестящей организации (воплощения) и одновременно свидетельство жизнестойкости и прочности братского союза Кузьменышей.

Свою разность прекрасно сознают, хотя и скрывают от посторонних глаз, сами братья. «Сашка вон ест быстрее, у него терпежу мало. У меня побольше. Зато он умнее, мозгой шевелит. А я – деловитый» (66), – в знак особого доверия приоткрывает Колька секрет тандема Регине Петровне.

Разность проявляется уже в мелочах: «Если бы кто-то мог знать привычки братьев [примечательная оговорка – никто не знал! – Г.Р.], он и по свисту бы их различил. Колька свистел только в два пальца, а выходило у него переливчато, замысловато. Сашка же свистел в две руки, в четыре пальца, сильно, сильней Кольки, аж в ушах звенело, но как бы на одной ноте» (200).

По-разному и каждый в отдельности, особо, влюбляются они в Регину Петровну. «Это было единственное, что оказалось у них не просто общим, как все остальное, но и отдельным, принадлежащим каждому из них.

Да и нравилось Кузьменышам в женщине разное. Сашке нравились волосы, нравился ее голос, особенно когда она смеялась. Кольке же больше нравились губы женщины, вся ее колдовская внешность, как у какой-то Шахерезады, которую он видел в книжке восточных сказок» (39).

Едва ли не в любой ситуации созерцатель Сашка сохраняет философскую дистанцию, вúдение сути и понимание перспективы, в то время как деятельный, активный, но недальновидный Колька погружается в событие с головой. Так, в охотничьем азарте заготовки запасов повидла Колька совершенно забывает о вечно подстерегающей опасности зарваться и нарваться на беду. Поэтому когда Сашка «задарма» уступает шакалам Волшебную калошу – «золотую, родненькую, славную Глашу» (131), с помощью которой банки с повидлом благополучно сплавлялись с территории завода на пустырь, а оттуда – в тайник, Колька расстроился до слез, потом «рассвирепел», полагая, что брат не иначе как «сбрендил», добровольно отказываясь от надежной кормилицы. Сашка же, изобретший этот остроумный способ самообеспечения, не только не утрачивает чувство опасности, но, что поразительно, не теряет чувство меры и представление нравственного предела, который нельзя переступать: «В краже совесть тоже нужна. Себе взял, оставь другим. Умей вовремя остановиться…» (133).

Еще более явственно разница между братьями обнаруживается в том, как ощущают и объясняют они одно из самых сильных и постоянных своих переживаний – страх. Колька сосредоточен на внешнем и в принципе устранимом его источнике – прячущихся в горах бандитах. Сашкины ощущения сложней и трагичней – это экзистенциальный страх покинутости, заброшенности, одиночества человека во враждебном ему мире:

« – Я не их боялся…», – пытается объяснить он кивающему на «этих», которых все даже называть опасаются, Кольке.

« – Я всего боялся. И взрывов, и огня, и кукурузы… Даже тебя.
– Меня?

– Ага.
– Меня?! – еще раз переспросил, удивляясь, Колька.
– Да нет, не тебя, а всех… И тебя. Вообще боялся. Мне показалось, что я остался сам по себе. Понимаешь?

Колька не понял и промолчал» (152 – 153).

Этот разговор, как и само возникшее вдруг между «половинками» непонимание, – один из характерных для книги Приставкина, но не сразу замечаемых за напряженностью сюжета и социальной остротой повествования прорывов в экзистенциальную область, к онтологическим, метафизическим проблемам человеческого бытия.

По-разному видят братья и личный выход из кавказского тупика. Они даже поспорили о том, бежать ли немедленно, или ждать Регину Петровну. И Колька, для которого «Сашка умней, это ясно», «неохотно согласился» подождать (158). Но и относительно дальнейшего маршрута возникают у них разногласия: «Колька тянул назад в Подмосковье, Сашка звал вперед, туда, где горы» (156).

В разные стороны и направит их беспощадная судьба.

Страшной смертью погибает Сашка, зверски растерзанный за тот серебряный ремешок, который отдал ему перед катастрофой Колька, даже не подозревавший, что передает эстафету смерти. «Горький» Сашка – так прозвали его в поезде, который вез их с Колькой на Кавказ… В поезде же он и отправится, уже окончательно и бесповоротно один, в смертную даль.

А «сладкий» Колька, пережив смерть своей «половинки», а тем самым и собственную смерть, возвращается к жизни усилиями нового брата и вместе с ним, опять-таки в поезде, уезжает в неведомую, засекреченную (?!), но, может быть, все-таки дающую шанс выжить чужую сторону.

И этот шанс на выживание сохраняется, по логике повести, вопреки беспощадному могущественному давлению извне и благодаря неистребимости, спасительности, целительности человеческого братства. Братство в книге Приставкина по существу выступает синонимом человечности.

СРЕДА ОБИТАНИЯ

Среда обитания – это социальное, бытовое, нравственное, психологическое пространство жизни человека. Это то, что формирует его характер, лепит личность, корежит или насыщает светом душу. Каков же жизненный контекст судьбы Кузьменышей?

Социально-бытовые обстоятельства жизни героев повести можно определить одним словом: страшные.

Детдомовцы, колонисты, беспризорные – таков их общественный, официальный статус. В переводе на обиходный, в том числе их собственный язык – «урки», «шакалы», «шпана», «блатяги», «дикая орда»…

Надпись на бывшем «Силькозтекнюкоме», куда их вывезли из «подмосковной шараповки», гласит: «Для переселенцев из Мос. обл. 500 ч. Беспризорные». Чьей-то недоброй волей заброшенные в чужую враждебную сторону «для какого-то невероятного эксперимента», они и сами не могут понять, кто же теперь они есть и что означает в этом зловещем «500 ч. Беспризорные» буква «ч»: «чечмеков, чумаков, чудиков? А может быть, чужаков?» (61).

Даже сиротами мальчиков никто не называет, и, пожалуй, сами они себя таковыми не чувствуют, ибо сиротство – это некое положение относительно родителей, это присутствие, пусть со знаком минус, родителей в судьбе ребенка. Здесь же – абсолютная пустота в самόмпервоистоке человеческого бытия: не просто беспризорность, бессемейность – безродность.

Неизбывной горечи и боли исполнено авторское отступление на эту тему: «А может, это все сказки, что безродные – колонисты да детдомовцы – рождаются? Может, они сами по себе заводятся, как блохи, скажем, как вши или клопы в худом доме? Нет их, нет, а потом, глядишь, в какой-то щели появились! Копошатся, жучки эдакие, и по рожам немытым видно, по движениям особенным хватательным: ба! Да это наш брат беспризорный на белый свет выполз! От него, говорят, вся зараза, от него и моль, и мор, чесотка всякая…. И так в стране продуктов не хватает, а преступность растет и растет. Пора его, родного, персидским порошком, да перетрумом, да керосинчиком, как таракашек, морить! А тех, кто попрожорливее, раз – и на Кавказ, да еще дустом или клопомором рельсы за поездом посыпать, чтобы памяти не осталось. Вот, глядишь, и не стало. И всем спокойно. Так на совести гладко. Из ничего вышли, в ничего ушли. Какое уж там рождение! Господи!» (170).

Вся система отношений и обстоятельств, в которую погружены Кузьменыши, направлена на то, чтобы вытравить из них сознание осмысленности и ценности своего существования, низвести его на уровень физического прозябания, а в конце концов обратить в не-существование – так, чтобы памяти о них не осталось: «из ничего вышли, в ничего ушли» (170).

Человеческое окружение Кузьменышей многолико, многоголосо, многолюдно – это вся Россия, поднятая на дыбы, взбаламученная, пущенная по миру, но не только войной с внешним врагом, которая «всех перевернула и выкинула из привычного» (93), но – и это еще страшней! – не ведающей пресыщения, беспощадной, истребительной войной власти с собственным народом. Главным методом этой войны было тотальное выкорчевывание – всех и отовсюду, так чтоб ни дома, ни социальной ниши, ни профессиональной, ни национальной почвы под ногами – никакой почвы чтоб не было, чтоб не люди, а «тучки», «песчинки», «перекати-поле», покорные швыряющей их из стороны в сторону воле, безропотно влачились по «пустыне» необъятного отечества. Об этом страшно и неопровержимо свидетельствуют судьбы самих Кузьменышей, воспитательницы Регины Петровны, жены погибшего летчика, которая после гибели мужа оказалась со своими детьми никому не нужна; проводника Ильи Зверка, в тридцатом лишившегося раскулаченных родителей, а в начале войны повторившего их путь в товарняке в далекую Сибирь (83) и с тех пор скитавшегося непрерывно; тетки Зины и ее земляков из Курской области, которых «тоже привезли» (113) в кавказский «рай» за то, что в оккупации не погибли, а жили и выжили; одноногого возчика Демьяна, в «шашнадцать» выселенного «за лошадь» (190), а теперь, после войны, «без надежды» поселившегося в чужом, богатом, но враждебном к пришельцам краю. «Дом-то где? Где? Нету…» (93). И быть не должно. Поэтому и на «энтих… черных», которых большая война пощадила, такую силу бойцов нагнали, «будто /…/ окружение под Сталинградом делали», и – всех скопом, живых и мертвых, малых и больших, прочь «вывозили»… (190) «Привезли», «вывозили»… Неопределенно-личная, обезличивающая, уничтожающая, убийственная сила – что может противопоставить ей одинокая (и даже прижавшаяся к другой такой же одинокой, теплой, уязвимой) человеческая личность?..

В этой беспощадной мясорубке люди не живут – выживают, часто ценой утраты, забвения, предательства собственной человечности. Равнодушие друг к другу, нравственная глухота и слепота даны в повести не просто как проявление личностной коррозии отдельных человеческих особей, а как результат воздействия целенаправленной государственной политики вытравливания нравственной вменяемости. Все тот же вездесущий Колька становится неожиданным и невольным недоумевающим свидетелем трагедии ссыльных чеченских ребятишек – тех, кого «вывезли» в одной из первых партий, еще до прибытия Кузьменышей на Кавказ. Запертые в зарешеченных вагонах, они вопили, кричали, плакали, протягивали сквозь решетки руки, о чем-то молили, но никто, кроме Кольки, «как оказалось, этих криков и плача не слышал. И машинист седенький с их паровоза мирно прохаживался, постукивая молоточком по колесам, и шакалы суетились у поезда, и люди на станции двигались спокойно по делам, а радио доносило бравурный марш духового оркестра: «Широка страна моя родная…» (46). Растерянный, желающий, но бессильный помочь, не понимающий, о чем просят, Колька, разумеется, не догадывается, что это роковая встреча, что черноглазые иноязычные пленники – его собратья по судьбе, что один из таких, как они, спасет ему жизнь, станет настоящим братом и не понятая тогда отчаянная детская мольба – «Хи! Хи!» – эхом отзовется в обращенных к нему призывах новоявленного чернявого «Сашки»: «Хи… Хи… Пит, а то умыратсопсем… Надо пит водды… Хи… Пынымаш, хи…» (215). Может быть, потому и будет ему протянута эта спасительная кружка с водой, что тогда, при встрече в пути, он единственный посочувствовал и хотел помочь. Не мог, но хотел…

Коллективная нравственная глухота, продиктованная страхом, звериным инстинктом самосохранения, в свою очередь, становится почвой для безоглядной жестокости и ненависти к тем, на кого руководящая рука указывает как на врагов: «Басмачи, сволочь! К стенке их! Как были сто лет разбойники, так и остались головорезами! Они другого языка не понимают, мать их так…. Всех, всех к стенке! Не зазря товарищ Сталин смел их на хрен под зад! Весь Кавказ надо очищать! Изменники Родины! Гитлеру прод-да-ли-сь!» (147). Этому крику ярости солдата, раненного в перестрелке с сопротивляющимися переселению чеченцами, вторит в повести уже из другого, нашего, времени ветеран карательных акций – из числа тех, «кто от Его имени волю его творили»: «Всех, всех их надо к стенке! Не добили мы их тогда, вот теперь и хлебаем» (225).

Когда писалась и публиковалась повесть, кавказский котел был прочно закрыт крышкой еще той, сталинской, выделки и запечатленные Приставкиным реваншистские настроения («Они верят, что не все у них позади…» /226/) казались не более чем бессильной старческой, на грани маразма, злобой. А когда давление на крышку сверху ослабло и давлением изнутри ее сорвало, события полувековой давности стали кровавой и страшной сегодняшней действительностью…

Но вернемся к Кузьменышам. Большинство людей, с которыми жизнь сталкивает братьев, равнодушны к ним, а то и потенциально или открыто опасны для них.

Символична в этом плане уже первая сцена, где один из Кузьменышей – Колька – сосуществует рядом с усатым подполковником с пачкой «Казбека» в руках, абсолютно не замечающим вожделенно глазеющего на коробку папирос оборвыша. Так же не замечают братьев и многие другие люди, по долгу службы обязанные интересоваться ими и даже заботиться о них. «Никто не поинтересовался, отчего они вдруг решили ехать, какая нужда гонит наших братьев в дальний край» (17). Никто не догадывался об истинной причине их отъезда на Кавказ, никто не провожал их на вокзал, никто не побеспокоился о том, чтобы они не умерли с голоду по дороге: «Выдали по пайке хлеба. Но наперед не дали. Жирные будете, мол, к хлебу едете, да хлеба вам давать!» (19).

Воплощением убийственного (в буквальном смысле) равнодушия предстает директор томилинского детдома Владимир Николаевич Башмаков, который, как пишет, солидаризируясь с героями, автор, «и владел нашими судьбами, и морил нас голодом» (27). Этот «наполеончик» с коротенькими ручками и властным характером, к несчастью, не был исключением. Он принадлежал к преступному множеству тех «жирных крыс тыловых, которыми был наводнен наш дом-корабль с детишками, подобранными в океане войны…» (27).

Сами «детишки» тоже были разные, и отношения между ними складывались отнюдь не благостные. Мучительная и постоянная борьба за выживание оборачивалась вынужденной борьбой каждого против всех, кто мог лишить жизненно необходимой пайки. Закон детдомовской жизни был жесток: «Сильные пожирали все, оставляя слабым крохи, мечты о крохах, забирая мелкосню в надежные сети рабства…» (8).

И тем не менее в этом бушующем море ненависти есть островки добра и теплоты. Прежде всего – это сами Кузьменыши, которым их братский союз помогает в нечеловеческих, жестоких обстоятельствах остаться людьми, не превратиться в «шакалов», в «урок», в «шпану». Именно благодаря тому, что они есть друг у друга, в душе каждого из них не угасает любовь, теплится, вопреки окружающему холоду, доверие, жалость, сострадание – причем не только друг к другу, но и к окружающим, чужим и даже враждебным людям. Едва отъевшись сами, они с сожалением думают о томилинских шакалах, вместе с которыми «за крошечку сахарина продавались в рабство» (129); они искренне жалеют обманувшего их Илью, когда видят его сгоревший дом и думают, что и он погиб; и даже распявшего Сашку чеченца Колька не убить, а только спросить хочет: за что?.. А каким высоким благородством исполнена их любовь к Регине Петровне, для которой они становятся истинными рыцарями, заступниками, защитниками! И, наконец, братское единение Кольки и Алхузура – это символ подлинной, неистребимой человечности.

Да и на пути Кузьменышей один за другим появляются добрые, хорошие, порядочные люди.

Первый, кто, столкнувшись с ними, посмотрел не сквозь них, не поверх голов, а на них и хотя и мельком оглядел братьев, но тут же что-то «пробормотал насчет одежды», то есть заметил, как дурно, неподходяще для дальней, тяжелой дороги они экипированы, был Петр Анисимович Мешков – «Портфельчик», как называли его подопечные. Редкостно честный, глубоко порядочный человек, всю жизнь проведший на хозяйственной работе и ушедший с нее, «ибо тащили вокруг все и вся», а он этого делать не хотел и не умел, «Портфельчик», с присущим ему чувством ответственности, принял под свою опеку «пятьсот головорезов худших из худших» (103). И делал все, что в его силах и сверх этих сил, чтобы помочь им выжить. И, пока сам был жив, ни на минуту не расставался со своим невзрачным портфелем, хранившим детские документы, чтобы в этой стране отчуждения, где, как сказано в другой знаменитой книге, «нет документа, нет и человека», никто не мог усомниться в факте существования этих несчастных «500 ч.».

Человеческой теплотой, сохраненной, вопреки условиям существования, одаривали Кузьменышей тетка Зина (между прочим, единственная из всех людей – еще корову Машку невозможно было ввести в заблуждение – безошибочно различавшая близнецов), шоферица Вера, воспитательница Ольга Христофоровна. Эти люди, по возможности, помогают братьям выжить и нравственно сохраниться, хотя обстоятельства их собственной жизни, казалось бы, должны были лишить их сил и способности к состраданию.

Активно насаждаемой сверху ненависти всех ко всем, особенно к «чужим» («чечмекам»!) противостоит естественное, органичное, нормальное убеждение нормальных людей в том, что иное не значит плохое, что ответственность за зло лежит на конкретных его носителях, а не на народах. Говорится об этом очень просто, естественно, кстати – так что урок понятен даже ребенку, хотя и вызывает у него неизбежные в данной ситуации дополнительные вопросы:

« – Они хорошие евреи, – подтвердил Колька. [Это про грузчиков на консервном заводе, которые, оказывается, тоже евреи, как и те, про которых Регина Петровна говорит, что они Библию написали. – Г.Р.]
– А почему евреи должны быть плохими? – спросила с интересом Регина Петровна. И о чем-то задумалась. Вдруг она сказала: – Плохих народов не бывает, бывают лишь плохие люди.
– А чечены? – выпалил Сашка. – Они Веру убили» (165).

Регина Петровна на сей раз ничего не ответила на вопрос о «чеченах», но о чеченском мальчике, который отвел в сторону нацеленное на нее дуло ружья 2 , о пощадивших ее ночных разбойниках забыть не могла. Она понимала и Кузьменышам пыталась объяснить: «Не надо было папаху трогать. /…/ Будто я что-то живое резала» (155). Иными словами: нельзя в чужой, особенный, уникальный мир вторгаться силой и перекраивать его на свой лад.

Социальная модель нормального, человечного сосуществования людей разных национальностей и разных миров представлена в повести в образе детприемника, куда попадают выловленные в горах и едва не одичавшие Колька и Алхузур. Здесь живут веселый и нескладный татарин Муса, справедливый ногаец Балбек, аккуратная и предупредительная немка Лида Гросс, а также армяне, казахи, евреи, молдаване и два болгарина. Здесь же оказываются и курносый русачок со своим черноглазым, едва говорящим по-русски братом – Кузьменыши.

У представителя официальной власти – человека в штатском, но с военной выправкой и жесткими замашками – состав приютской компании вызывает раздражение и подозрения: «Понабрали тут», – презрительно бросает он собравшимся работникам, – «Надо знать, кого принимаете». От этих слов «взрослые почему-то вздрогнули», но мужественная воспитательница Ольга Христофоровна, несмотря на собственную уязвимость (она немка), с достоинством отвечает: «Мы принимаем детей. Только детей» (242). Среди этих детей есть и слепые. Слепые физически, но зрячие по существу: добрые, умные и чуткие. Обладающие даром видеть добро в ослепленном ненавистью мире. То добро, которое открывается не глазу, а сердцу, которое сводится к очень простым, но замутненным хитросплетениями зла и напором агрессии истинам.

Оголтелому, безумному и самоубийственному призыву «Всех, всех их надо к стенке!» (225) в повести Приставкина противопоставлено детское, простодушное и единственно спасительное желание: «Разве нельзя сделать, чтобы никто никому не мешал, а все люди были живые, вон как мы, собранные в колонии, рядышком живем?» (206). Это «как в колонии» не может не вызывать горькой усмешки, но что другое мог противопоставить войне на всеобщее уничтожение «общественный» ребенок?..

«Эмоциональная кривая» повествования

Повесть Приставкина потрясает не только своей «фактурой», хотя события и судьбы сами по себе потрясающие. Мощь эмоционального воздействия обусловлена, кроме того, пронизывающей достоверностью, психологической заразительностью воспроизведенных в ней экстремальных душевно-физиологических состояний.

Эмоциональная насыщенность, густота, «температура» повествования предельно высока от начала до самого конца книги, притом что характер и содержание переживаний меняются, психологический рисунок усложняется, обогащается новыми красками. Читательское напряженное внимание-сопереживание усиливается с каждым новым эпизодом – возникает эффект эмоционально-психологической «воронки», обусловленный, с одной стороны, «изобразительной силой таланта» (М. Булгаков), а с другой – субстанциональным, всечеловеческим, внятным не только на сознательном, эстетическом, но и на подкорковом, физиологическом уровне характером описанных переживаний.

Если попытаться вычертить некую условную эмоциональную кривую повести, то выглядеть она будет приблизительно так. Сначала по нарастающей: голод – страх – паника. Затем перепад, переключение в иную, мажорную плоскость: любовь, ревность, грусть, счастье. И опять контрастный, на сей раз катастрофический слом: ужас, отчаяние, гибель. И, наконец, финальные переживания, знаменующие воскресение, возвращение к жизни: боль и надежда.