Психологизм (англ. psychologism) - термин «Психологизм» многозначен. В литературоведении так именуется стилевая характеристика художественных произведений, в которых подробно и глубоко изображается внутренний мир персонажей (их ощущения, мысли, чувства и т.д.), дается тонкий и убедительный психологический анализ душевных явлений и поведения. Выделяют 3 основные формы психологического изображения: суммарно-обозначающую, прямую и косвенную (А.Б. Есин). В 1-м случае явления внутреннего мира лишь называются (как в плохих учебниках по психологии), во 2-м - они детально описываются, в 3-м - изображение осуществляется через описание поведенческих признаков. В особую, вспомогательную форму следует выделить лишь намеки на душевные состояния и свойства героев с помощью описания окружающей их обстановки, как это мастерски делал И. Тургенев посредством изображения картин природы.

За пределами психологии литературоведческий анализ является, пожалуй, единственной сферой, где психологизм имеет положительную репутацию и коннотацию. Во всех др. контекстах он понимается как нечто достойное осуждения и искоренения (с позиций антипсихологизма).

Согласно Н.О. Лосскому: «Психологизм есть направление, рассматривающее все явления, входящие в круг к.-л. науки, как психические процессы, и соответственно этому утверждающее, что законы, которым они подчинены, суть законы психологические». Однако в реальной практике борьбы за или против П. порою происходят загадочные явления, которые вынужден был признать и Лосский: «Так, нередко два гносеолога, одинаково отрицательно относящиеся к П., вступая в спор, обвиняют друг друга в безотчетном П. Наоборот, иногда гносеолог, открыто признающий себя сторонником П., безотчетно развивает свои теории в духе антипсихологизма».

Подобные недоразумения являются следствием игнорирования квантора общности, входящего в определение П. Кроме того, представители разных направлений могут не соглашаться друг с другом относительно роли, которую играют психические процессы в исследуемой ими области явлений. Наконец, от крайнего П. необходимо отличать его умеренный вариант - психоцентризм, свойственный, прежде всего, самим психологам, и выражающийся в таком, несколько наивном, представлении о системе научного знания (особенно человекознания), в котором психология занимает центральное, ведущее или ключевое положение (Ж. Пиаже , Б.Г. Ананьев).

Приведем краткие формулировки некоторых концепций, в которых усматривается П.: психология должна стать основой (фундаментом) для всей философии или некоторых ее дисциплин (Д.С. Милль, Э. Бенеке, Ф. Брентано , Т. Липпс); психология служит основанием для др. наук (напр., В. Дильтей и В. Вундт видели в психологии основу для наук о духе, Л.И. Петражицкий - для общественных наук); к психической реальности «сводится» к.-л. др. реальность (к ней пытался свести социальную действительность Г. Тард, а языковую - Бодуэн де Куртенэ).

В П. нередко обвиняются плодотворные психологические подходы, направления и школы за пределами психологии, которые активно используют психологические теории и эмпирические методы психологии, выдвигают психологические (в т.ч. психоаналитические) объяснения исторических, этнографических, лингвистических, филологических, демографических, социологических, криминологических, экономических и т.п. фактов. Единственным законным основанием для негативно-оценочного суждения о П. к.-л. «психологизированной» концепции должно быть обнаружение ее внутренних и притом достаточно существенных ошибок, а вовсе не сам факт использования психологических методов, понятий и объяснений при изучении социальных явлений. Свидетельством оздоровления морального климата в постсоветской философии и социальных науках явилось снятие ярлыка П. с многих зарубежных социально-психологических концепций. Одновременно более позитивной стала коннотация самого термина «П.». Но старая привычка иногда дает о себе знать в смене значения: то, что раньше с осуждением называлось П., теперь может именоваться «обыденным» представлением (тем самым допускается элементарная логическая ошибка: тот факт, что П. свойственен обыденным представлениям, используется для отождествления всякого П. с ними).

Антипатия к наивно-психологическим объяснениям возникла задолго до общепринятой даты рождения психологической науки. В исторической науке против них резко выступал, напр., Гегель, писавший: «Еще недавно, согласно имевшей широкое распространение психологической т. зр. на историю, наибольшее значение придавалось т.н. тайным пружинам и намерениям отдельных индивидов, анекдотам, субъективным влияниям. Однако в настоящее время... история вновь стремится обрести свое достоинство в изображении природы и хода развития субстанционального целого, в понимании характера исторических личностей на основании того, что они делают».

Впечатляющая по глубине и тщательности критика психологизма в логике и гносеологии содержится в 1-м томе «Логических исследований» Э. Гуссерля. Логический психологизм состоит в понимании логики как науки, связанной с психологией мышления примерно тем же способом, как связаны между собой теоретическая и экспериментальная физика. Говоря иначе, психологисты полагали, что законы логики должны проходить эмпирическую проверку в психологическом исследовании мышления или же выводиться из человеческого опыта чисто индуктивным путем (Милль). К такому пониманию располагает традиционное определение логики как науки о законах мышления. (В то же время вопрос о возможности использования логики в качестве источника объяснительных гипотез для психологии мышления решается вполне положительно. В частности, Пиаже предлагал развивать психо-логику, задачей которой было бы «построение средствами алгебры логики дедуктивной теории, объясняющей некоторые экспериментальные открытия психологии, а не обоснование логики на основе психологии».)

Несмотря на титанические усилия антипсихологистов, вырвать «П.» с корнем не удается. Лучше всего о его живучести свидетельствует тот факт, что в упомянутых «Логических исследованиях» Гуссерль на месте разгромленного им П. построил феноменологическую теорию сознания человека, которую вопреки стратегической интенции автора вскоре зачислили в разряд «П.». Между прочим, эту теорию взяли на вооружение психологи-экспериментаторы Вюрцбургской школы. В качестве крупной уступки П. расценивается и более поздняя идея Гуссерля о «жизненном мире» как основе всякого объективного знания.

В общекультурном плане заслуживает внимания вывод Г.П. Федотова («Ecce homo»), рассмотревшего причины и мотивы гонений на «П.» (а также на близкие к нему эмоционализм, сентиментализм, рационализм), о том, что подобные гонения являются частным случаем гонений на гуманизм и «на то, без чего человек перестает быть человеком». (Б. М.)

Большая энциклопедия по психиатрии. Жмуров В.А.

Психологизм

1. обозначение точки зрения, согласно которой психология является фундаментальной наукой и тенденция объяснять события, происходящие в мировом сообществе, в соответствии с такой точкой зрения. Данная точка зрения имеет веские основания, особенно если принять, что человек – действительно разумное существо, способное подниматься своим разумом, сознанием над случайными обстоятельствами и над самим собою. Массы людей, погруженные в сиюминутные ситуации и желания, просто погибают, потому, что не нашлось людей, которые были бы способны вырвать их рефлекторного образа жизни. Кроме того, люди создают или некоторое время терпят то или иное общественное устройство в соответствии со своими потребностями, стремлениями, целями, ожиданиями и надеждами, то есть в согласии со своей психологией, а не слепыми и примитивными экономическими законами, которыми пропитались материалисты, и законами социологии, которые лишь описывают взаимоотношения людей, групп, классов, но не объясняют причин таких взаимоотношений;
2. тенденция объяснять природу психопатологических феноменов с позиций обыденной психологии, свойственная и некоторым психологам с университетскими дипломами.

Психологический словарь. И. Кондаков

Психологизм

• Словообразование - происходит от греч. psyche - душа logos - учение.
• Категория - система мировоззренческих представлений.
• Специфика - в соответствии с ним в основу анализа картины мира ставятся данные психологии. Этой позиции придерживались: Д.С. Милль, Э. Бенеке, Ф. Брентано , Т. Липпс, В. Дильтей , В. Вундт, Г. Тард, И.А. Бодуэн де Куртенэ.

Неврология. Полный толковый словарь. Никифоров А.С.

нет значения и толкования слова

Оксфордский толковый словарь по психологии

Психологизм - наиболее общее значение относится к точке зрения, согласно которой психология - фундаментальная наука, и события, происходящие в мире, трактуются, исходя из этого. Значение этого термина зависит, конечно, кто его использует. Многие не-психологи употребляют как форму упрека, психологи обычно этого не делают.

предметная область термина

Что такое психологизм? Зачем он применяется в художественной литературе? Какие формы и приёмы психологизма вы знаете? Определение формы и приёмы психологизма в рассказе А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда» (1894).

Психологизм как способность проникать во внутренний мир человека в той или иной мере присущ любому искусству. Однако именно литература обладает уникальными возможностями осваивать душевные состояния и процессы благодаря характеру своей образности.

При анализе психологических деталей следует обязательно иметь в виду, что в разных произведениях они могут играть принципиально различную роль. В одном случае психологические детали немногочисленны, носят служебный, вспомогательный характер – тогда мы говорим об элементах психологического изображения; их анализом можно, как правило, пренебречь. В другом случае психологическое изображение занимает в тексте существенный объем, обретает относительную самостоятельность и становится чрезвычайно важным для уяснения содержания произведения. В этом случае в произведении возникает особое художественное качество, называемое психологизмом. Психологизм – это освоение и изображение средствами художественной литературы внутреннего мира героя: его мыслей, переживаний, желаний, эмоциональных состояний и т.п., причем изображение, отличающееся подробностью и глубиной.

Существуют три основные формы психологического изображения, к которым сводятся в конечном счете все конкретные приемы воспроизведения внутреннего мира. Две из этих трех форм были теоретически выделены И.В. Страховым: «Основные формы психологического анализа возможно разделить на изображение характеров «изнутри», – то есть путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, выражаемого при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения; на психологический анализ «извне», выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимического и других средств внешнего проявления психики»*.

Назовем первую форму психологического изображения прямой, а вторую косвенной, поскольку в ней мы узнаем о внутреннем мире героя не непосредственно, а через внешние симптомы психологического состояния. О первой форме мы еще будем говорить чуть ниже, а пока приведем пример второй, косвенной формы психологического изображения, которая особенно широко использовалась в литературе на ранних ступенях развития:

Мрачное облако скорби лицо Ахиллеса покрыло.

Обе он горсти наполнивши пеплом, главу им осыпал:

Лик молодой почернел, почернела одежда, и сам он

Телом великим пространство покрывши великое, в прахе

Был распростерт, и волосы рвал, и бился о землю.

Гомер. «Илиада». Пер В.А. Жуковского

Перед нами типичный пример косвенной формы психологического изображения, при котором автор рисует лишь внешние симптомы чувства, нигде не вторгаясь прямо в сознание и психику героя.

Но у писателя существует еще одна возможность, еще один способ сообщить читателю о мыслях и чувствах персонажа – с помощью называния, предельно краткого обозначения тех процессов, которые протекают во внутреннем мире. Будем называть такой способ суммарно-обозначающим. А.П. Скафтымов писал об этом приеме, сравнивая особенности психологического изображении у Стендаля и Толстого: «Стендаль идет по преимуществу путями вербального обозначения чувства. Чувства названы, но не показаны»*, а Толстой подробно прослеживает процесс протекания чувства во времени и тем самым воссоздает его с большей живостью и художественной силой.

Итак, одно и то же психологическое состояние можно воспроизвести с помощью разных форм психологического изображения. Можно, например, сказать: «Я обиделся на Карла Ивановича за то, что он разбудил меня», – это будет суммарно-обозначающая форма. Можно изобразить внешние признаки обиды: слезы, нахмуренные брови, упорное молчание и т.п. – это косвенная форма. А можно, как это и сделал Толстой, раскрыть внутреннее состояние при помощи прямой формы психологического изображения: «Положим, – думал я, – я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володиной постели? Вон их сколько? Нет, Володя старше меня, а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, – прошептал я, – как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает... противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка – какие противные!»

Естественно, что каждая форма психологического изображения обладает разными познавательными, изобразительными и выразительными возможностями. В произведениях писателей, которых мы привычно называем психологами – Лермонтова, Толстого, Флобера, Мопассана, Фолкнера и других, – для воплощения душевных движений используются, как правило, все три формы. Но ведущую роль в системе психологизма играет, разумеется, прямая форма – непосредственное воссоздание процессов внутренней жизни человека.

Кратко познакомимся теперь с основными приемами психологизма, с помощью которых достигается изображение внутреннего мира. Во-первых, повествование о внутренней жизни человека может вестись как от первого, так и от третьего лица, причем первая форма исторически более ранняя. Эти формы обладают разными возможностями. Повествование от первого лица создает большую иллюзию правдоподобия психологической картины, поскольку о себе человек рассказывает сам. В ряде случаев психологическое повествование от первого лица приобретает характер исповеди, что усиливает впечатление. Эта повествовательная форма применяется главным образом тогда, когда в произведении – один главный герой, за сознанием и психикой которого следит автор и читатель, а остальные персонажи второстепенны, и их внутренний мир практически не изображается («Исповедь» Руссо, «Детство», «Отрочество» и «Юность» Толстого и др.).

Повествование от третьего лица имеет свои преимущества в плане изображения внутреннего мира. Это именно та художественная форма, которая позволяет автору без всяких ограничений вводить читателя во внутренний мир персонажа и показывать его наиболее подробно и глубоко. Для автора нет тайн в душе героя – он знает о нем все, может проследить детально внутренние процессы, объяснить причинно-следственную связь между впечатлениями, мыслями, переживаниями. Повествователь может прокомментировать самоанализ героя, рассказать о тех душевных движениях, которые сам герой не может заметить или в которых не хочет себе признаться, как, например, в следующем эпизоде из «Войны и мира»: «Наташа со своей чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так весело было в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она <...> нарочно обманула себя. "Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю", почувствовала она и сказала себе: "Нет, я, верно, ошибаюсь, он должен быть так же весел, как и я"».

Одновременно повествователь может психологически интерпретировать внешнее поведение героя, его мимику и пластику и т.п., о чем говорилось выше в связи с психологическими внешними деталями.

Повествование от третьего лица дает широкие возможности для включения в произведение самых разных приемов психологического изображения: в такую повествовательную стихию легко и свободно вливаются внутренние монологи, публичные исповеди, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т.п.

Повествование от третьего лица наиболее свободно обращается с художественным временем, оно может подолгу останавливаться на анализе скоротечных психологических состояний и очень кратко информировать о длительных периодах, имеющих в произведении, например, характер сюжетных связок. Это дает возможность повышать удельный вес психологического изображения в общей системе повествования, переключать читательский интерес с подробностей событий на подробности чувства. Кроме того, психологическое изображение в этих условиях может достигать максимальной детализации и исчерпывающей полноты: психологическое состояние, которое длится минуты, а то и секунды, может растягиваться в повествовании на несколько страниц; едва ли не самый яркий пример тому – отмеченный еще Н.

Г. Чернышевским эпизод смерти Праскухина в «Севастопольских рассказах» Толстого*.

Наконец, повествование от третьего лица дает возможность изобразить внутренний мир не одного, а многих героев, что при другом способе повествования сделать гораздо сложнее.

К приемам психологического изображения относятся психологический анализ и самоанализ. Суть обоих приемов в том, что сложные душевные состояния раскладываются на составляющие и тем самым объясняются, становятся ясными для читателя. Психологический анализ применяется в повествовании от третьего лица, самоанализ – в повествовании как от первого, так и от третьего лица. Вот, например, психологический анализ состояния Пьера из «Войны и мира»:

«... он понял, что эта женщина может принадлежать ему.

"Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что-то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что-то запрещенное <...>» – думал он; и в то же время, как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из-за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой <...> И он опять видел ее не какой-то дочерью князя Василья, а видел все ее тело, только прикрытое серым платьем. "Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?" И опять он говорил себе, что это невозможно, что что-то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке <...> Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем-нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственною красотою».

Здесь сложное психологическое состояние душевной смятенности аналитически расчленено на составляющие: прежде всего выделены два направления рассуждений, которые, чередуясь, повторяются то в мыслях, то в образах. Сопровождающие эмоции, воспоминания, желания воссозданы максимально подробно. То, что переживается одновременно, развертывается у Толстого во времени, изображено в последовательности, анализ психологического мира личности идет как бы поэтапно. В то же время сохраняется и ощущение одновременности, слитности всех компонентов внутренней жизни, на что указывают слова «в то же время». В результате создается впечатление, что внутренний мир героя представлен с исчерпывающей полнотой, что прибавить к психологическому анализу уже просто нечего; анализ составляющих душевной жизни делает ее предельно ясной для читателя.

А вот пример психологического самоанализа из «Героя нашего времени»: «Я часто спрашиваю себя, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я завлекся бы трудностью предприятия <...>

Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости <...>

Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! Он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего <...>

А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой!.. Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает».

Обратим внимание на то, насколько аналитичен приведенный отрывок: это уже почти научное рассмотрение психологической задачи, как по методам ее разрешения, так и по результатам. Сначала поставлен вопрос, со всей возможной четкостью и логической ясностью. Затем отбрасываются заведомо несостоятельные объяснения («обольстить не хочу и никогда не женюсь»). Далее начинается рассуждение о более глубоких и сложных причинах: в качестве таковых отвергается потребность в любви, зависть и «спортивный интерес». Отсюда делается вывод уже прямо логический: «Следовательно...». Наконец аналитическая мысль выходит на правильный путь, обращаясь к тем положительным эмоциям, которые доставляет Печорину его замысел и предчувствие его выполнения: «А ведь есть необъятное наслаждение...». Анализ идет как бы по второму кругу: откуда это наслаждение, какова его природа? И вот результат: причина причин, нечто бесспорное и очевидное («Первое мое наслаждение...»).

Важным и часто встречающимся приемом психологизма является внутренний монолог – непосредственная фиксация и воспроизведение мыслей героя, в большей или меньшей степени имитирующее реальные психологические закономерности внутренней речи. Используя этот прием, автор как бы «подслушивает» мысли героя во всей их естественности, непреднамеренности и необработанности. У психологического процесса своя логика, он прихотлив, и его развитие во многом подчиняется интуиции, иррациональным ассоциациям, немотивированным на первый взгляд сближения представлений и т.п. Все это и отражается во внутренних монологах. Кроме того, внутренний монолог обычно воспроизводит и речевую манеру данного персонажа, а следовательно, и его манеру мышления. Вот, в качестве примера отрывок из внутреннего монолога Веры Павловны в романе Чернышевского «Что делать?»:

«Хорошо ли я сделала, что заставила его зайти?..

И в какое трудное положение поставила я его!..

Боже мой, что со мной, бедной, будет?

Есть одно средство, говорит он, – нет, мой милый, нет никакого средства.

Нет, есть средство; вот оно: окно. Когда будет уже слишком тяжело, брошусь из него.

Какая я смешная: «когда будет слишком тяжело» – а теперь-то?

А когда бросишься в окно, как быстро, быстро полетишь <...> Нет, это хорошо <...>

Да, а потом? Будут все смотреть: голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи <...>

А в Париже бедные девушки задушаются чадом. Вот это хорошо, это очень, очень хорошо. А бросаться из окна нехорошо. А это хорошо».

Внутренний монолог, доведенный до своего логического предела, дает уже несколько иной прием психологизма, нечасто употребляющийся в литературе и называемый «потоком сознания». Этот прием создает иллюзию абсолютно хаотичного, неупорядоченного движения мыслей и переживаний. Вот пример этого приема из романа Толстого «Война и мир»:

«"Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tach" – думал Ростов. – "Вот тебе и не таш..."

"Наташа, сестра, черные глаза. На... ташка... (вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку... ташку возьми... Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то, это завтра. Да, да! На ташку наступить... тупить нас – кого? Гусаров. А гусары и усы... По Тверской ехал этот гусар с усами, я еще подумал о нем, против самого Гурьева дома... Старик Гурьев... Эх, славный малый Денисов! Да, все это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что-то сказать, да он не смел... Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – что я что-то нужное думал, да. На-ташку, нас-тупить, да, да, да. Это хорошо"».

Еще одним приемом психологизма является так называемая диалектика души. Термин принадлежит Чернышевскому, который так описывает этот прием: «Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других, как чувство, непосредственно вытекающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается все дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем»*.

Иллюстрацией этой мысли Чернышевского могут быть многие страницы книг Толстого, самого Чернышевского, других писателей. В качестве примера приведем (с купюрами) отрывок из размышлений Пьера в «Войне и мире»:

«То ему представлялась она (Элен. – А.Е.) в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо-насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.

«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника, да, убил любовника своей жены. Да. Это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней», – отвечал внутренний голос.

«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился, не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти не выходившие из него слова: "Je vous aime"*. Все от этого! Я и тогда чувствовал, – думал он, – я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц и покраснел при этом воспоминании <...>».

А сколько раз я гордился ею <...> – думал он <..> – Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее <...> а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и все стало ясно!» <...>

Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений <...> «Да я никогда не любил ее, – говорил себе Пьер, – я знал, что она развратная женщина, – повторял он сам себе, – но не смел признаться в этом.

И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается и умирает, может быть притворным каким-то молодечеством отвечая на мое раскаяние!» <...>

«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе. – Но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал это: "Je vous aime", которое было ложь, и еще хуже, чем ложь, – говорил он сам себе. – Я виноват <...>

Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же, как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив – и живи: завтра умрешь, как я мог умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью?» Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, – и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руку вещи. Зачем я сказал ей "Je vous aime"? – все повторял он сам себе».

Отметим еще один прием психологизма, несколько парадоксальный на первый взгляд, – это прием умолчания. Он состоит в том, что писатель в какой-то момент вообще ничего не говорит о внутреннем мире героя, заставляя читателя самого производить психологический анализ, намекая на то, что внутренний мир героя, хотя он прямо и не изображается, все-таки достаточно богат и заслуживает внимания. Как пример этого приема приведем отрывок из последнего разговора Раскольникова с Порфирием Петровичем в «Преступлении и наказании». Возьмем кульминацию диалога: следователь только что прямо объявил Раскольникову, что считает убийцей именно его; нервное напряжение участников сцены достигает высшей точки:

«– Это не я убил, – прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления.

– Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому больше-с, – строго и убежденно прошептал Порфирий.

Оба они замолчали, и молчание длилось до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.

– Опять вы за старое, Порфирий Петрович! Все за те же ваши приемы: как это вам не надоест, в самом деле?»

Очевидно, что в эти десять минут, которые герои провели в молчании, психологические процессы не прекращались. И разумеется, у Достоевского была полная возможность изобразить их детально: показать, что думал Раскольников, как он оценивал ситуацию и какие чувства испытывал по отношению к Порфирию Петровичу и себе самому. Словом, Достоевский мог (как не раз делал в других сценах романа) «расшифровать» молчание героя, наглядно продемонстрировать, в результате каких мыслей и переживаний Раскольников, сначала растерявшийся и сбитый с толку, уже, кажется готовый.признаться и покаяться, решает все-таки продолжать прежнюю игру. Но психологического изображения как такового здесь нет, а между тем сцена насыщена психологизмом. Психологическое содержание этих десяти минут читатель додумывает, ему без авторских пояснений понятно, что может переживать в этот момент Раскольников.

Наиболее широкое распространение прием умолчания приобрел в творчестве Чехова, а вслед за ним – многих других писателей XX в.

Наряду с перечисленными приемами психологизма, которые являются наиболее распространенными, писатели иногда используют в своих произведениях специфические средства изображения внутреннего мира, такие, как имитация интимных документов (романы в письмах, введение дневниковых записей и т.п.), сны и видения (особенно широко эта форма психологизма представлена в романах Достоевского), создание персонажей-двойников (например, Черт как своеобразный двойник Ивана в романе «Братья Карамазовы») и др. Кроме того, как прием психологизма применяются также внешние детали, о чем речь шла выше*.

Выше мы говорили, что художественный мир условно подобен первичной реальности. Однако мера и степень условности в разных произведениях различна. В зависимости от степени условности различаются такие свойства изображенного мира, как жизнеподобие и фантастика*, в которых отражается разная мера отличия изображенного мира от мира реального. Жизнеподобие предполагает «изображение жизни в формах самой жизни», по словам Белинского, то есть без нарушения известных нам физических, психологических, причинно-следственных и иных закономерностей. Фантастика предполагает нарушение этих закономерностей, подчеркнутое неправдоподобие изображенного мира. Так, например, повесть Гоголя «Невский проспект» жизнеподобна по своей образности, а его же «Вий» – фантастичен. Чаще всего мы встречаемся в произведении с отдельными фантастическими образами – например, образы Гаргантюа и Пантагрюэля в одноименном романе Рабле, но фантастика может быть и сюжетной, как, например, в повести Гоголя «Нос», в которой цепь событий от начала до конца совершенно невозможна в реальном мире.

Рассказ известного знатока человеческих душ - Чехова «Скрипка Ротшильда» является сильнейшим из его произведений. Оно буквально сотрясает человека своим психологизмом. В то же время рассказ нельзя назвать легким для понимания. Оригинально и названия рассказа – «Скрипка Ротшильда». Но в этом – глубокий замысел писателя, ведь скрипка играет большую роль в авторском тексте. По сути, скрипка – не просто инструмент, а сердце Якова, его душа, чистая, как источник, не имеющая жадности к накопительству. Но инструмент, здесь упомянут не случайно. Именно этот инструмент помог осознать Якову, насколько глупо он до этого жил, что лучше даже оборвать такую жизнь. Главный герой – простой мужик преклонного возраста по имени Яков Матвеевич. Он сильный и высокий, имел работу гробовщика, и имел репутацию хорошего работника. Прозвали его Бронза. Был он бедняком. Но был у него такой склад ума, что во всем замечал убытки. Герой этот у читателя вызывает разные чувства. Он воспринимается как убогий дед, который только и думает о доходах, но позже он вызывает сочувствие. Становится жаль его, такого непробиваемого, но вовсе не такого равнодушного, как кажется. Это понятно со слов его жены – они вместе потеряли ребенка. Когда-то этот сильный мужик любил жизнь, пел песенки под деревцем. Но потом изменился до неузнаваемости – он невероятно скуп, даже в отношении смерти супруги. Он в этот трагический момент думает о качестве погребального гроба! Его он сделал еще при жизни жены. Потом он думает о дешевизне похорон, и эти мысли его радуют. Трагедия Якова в том, что вся жизнь его – убыточная. Ее ничем не исправить, не прожить заново. Его супруга Марфа – ласковая, хорошая женщина, боящаяся мужа. Яков не бил ее, но грозился, и она боялась этого. В рассказе она практически безмолвная. Говорит только фразу о том, что умирает, и произносит монолог о ребеночке «с белокурыми волосами». Однако Марфа дает толчок эволюции характера супруга. Ведь, по сути, она является мученицей, получившей покой только со смертью. Она потратила больше полвека своей жизни, прожив с Бездушным человеком. Даже, когда она заболела, Яков извиняется перед врачом за беспокойство «по поводу предмета». А ведь Марфа – не предмет, а живой человек, любящее сердце!

Ротшильд – это еврей, который играет на флейте. Они с Яковом - в одном оркестре. Его внешность мало привлекательна - рыжий, тощий, с красными жилками на лице. Бронза почему-то ненавидел Ротшильда, даже хотел побить его. Однако тот еще беднее его, за что же Яков так невзлюбил Ротшильда? Просто из предубеждения. Сюжет произведения необычен и сложен. Как-то грустно после прочтения, жалко даром прожитых жизней. Смерть Марфы не была бесполезной, ведь благодаря этому грустному событию, Яков душевно начал прозревать. Он почувствовал жалость и боль. Он перестал быть «бронзой» - куском бесчувственного железа. Он перестал считать копейки. А потом, в финале, произошло чудо. Яков получил все, о чем мечтал, о чем жалел. Он получил известность и ощущение, что недаром прожил жизнь, что принес пользу другим. Музыка, которую создал Яков, как музыкант вечна, его песни вызывают слезы у слушателей, они говорят на понятном для них языке. Яков раскрыл свой душевный потенциал уже на краю пропасти – перед смертью. Он даже дарит скрипку Ротшильду, ведь наконец-то избавился от предубеждений.

Пример Якова очень важен для людей. Ведь все мы должны задуматься, зачем мы живем, что скрываем внутри себя, чем могли бы одарить других людей.

Сейчас при поступлении в техникумы и колледжи Екатеринбурга, особо стоит обратить внимание на данное произведение, т.к. в этом сезоне оно особо востребовано.

Интерес к душевной жизни человека, иначе говоря, психологизм (в самом широком понимании) в литературе присутствовал всегда. Это вполне естественно. Психологическое (душевное) - один из уровней личности, и миновать его, исследуя личность, никак невозможно.

Все, что связано со способами проявления, реализации личности всегда имеет психологический аспект.

Что же, однако, конкретно понимается под психологизмом в литературе?

Психологизм в литературе может иметь по крайней мере три разных аспекта, в зависимости от того, что считать объектом исследования: психологию автора, героя или читателя. Искусство нельзя рассматривать как подраздел психологии. Поэтому "...только та часть искусства, которая охватывает процесс образотворчества, может быть предметом психологии, а никоим образом не та, которая составляет собственное существо искусства; эта вторая его часть, наряду с вопросом о том, что такое искусство само по себе, может быть предметом лишь эстетически- художественного, но не психологического способа рассмотрения"51. Психологию творчества и психологию восприятия искусства я сразу же исключаю из сферы моего анализа. Нас будет интересовать "психология героя" - в той мере, в какой она будет составлять "собственное существо искусства". Психоанализ не может быть анализом художественного произведения. Это анализ сферы психической, но не духовной. Нам важна не технология процесса творчества и технология его восприятия (вытеснение бессознательного, прорывы его, влияние бессознательного на сознание, переход одного в другое и т. д.), а результат: нечто имеющее духовную ценность, сотворенное по законам красоты. Нас будет интересовать психология героя как способ передачи духовности в литературе, срастание и переход психологической структуры в эстетическую.

Таким образом, под психологизмом я понимаю исследование душевной жизни героев в ее глубинных противоречиях.

Существование терминов "психологический роман", "психологическая проза" заставляет еще более конкретизировать понятие психологизма в литературе. Дело в том, что упомянутые термины закрепились в литературоведении за произведениями классической литературы XIX- XX вв. (Флобер, Толстой, Достоевский, Пруст и т. д.). Значит ли это, что психологизм появился только в XIX веке, а до этого психологизма в литературе не было?

Повторю: интерес к внутренней жизни человека у литературы был всегда. Однако психологизация литературы в XIX

веке достигла невиданных масштабов, а главное - качество реалистической психологической прозы стало принципиально отличаться от всей предшествующей литературы. Как видим, интерес к внутренней жизни и психологизм - понятия далеко не тождественные.

Реализм как метод создал новую, совершенно необычную, структуру персонажа. Дореалистическая эволюция структуры литературного героя вкратце была такова. Начну с того, что процесс проникновения концепции личности из жизни в литературу был всегда (как и обратный процесс). Однако в разные эпохи по-разному понимали соотношение искусства и действительности, располагали разными принципами эстетического моделирования личности. Дореалистические принципы моделирования личности так или иначе искажали, упрощали реальность. Исторически разные формы персонажеобразования - это, если угодно, различные принципы искажения действительности в соответствии с преобладающим миросозерцанием, это всегда абсолютизация какого-то свойства, качества.

Поиск модели личности, в которой противоречиво сосуществовали бы противоположные качества, привел к появлению реализма.

Архаическая и фольклорная литература, народные комедии создали персонаж-маску. За маской была закреплена устойчивая литературная роль и даже устойчивая сюжетная функция. Маска являлась символом определенного свойства, и подобная структура персонажа не способствовала исследованию свойства как такового.

Для выполнения этой задачи потребовалась иная структура персонажа - тип. Классицизм откристаллизовал то, что можно назвать "социально-моральным типом" (Л. Я. Гинзбург). Лицемерие Тартюфа, скупость Гарпагона ("Скупой" Мольера) - свойства моральные. "Мещанин во дворянстве" - тщеславен. Но в этой комедии социальный признак затмевает моральный, что и отражено в заглавии. Таким образом, в комедии основной принцип типизации - преобладающее морально-социальное свойство. И этот принцип - при доминировании одного из двух начал - плодотворно работал в литературе в течение веков, включая ранний реализм. Даже у Гоголя, Бальзака, Диккенса мы находим социально-моральные типы. У Гоголя на первый план выступает моральное значение (гоголевские типы: Ноздрев, Хлестаков, Собакевич, Манилов и т. д.), а у Бальзака - социальное (Горио, Растиньяк и др.).

Подчеркну: личность в условных, дореалистических системах отражается не через характер (его еще нет в литературе), а через набор однонаправленных признаков или вообще через один признак.

От типа шла прямая дорога к характеру. Характер не отрицает тип, он строится на его основе. Характер всегда начинается там, где одновременно совмещается сразу несколько типов. При этом "базовый тип" в характере не размывается до аморфности (он всегда просвечивает сквозь характер), однако резко усложняется иными "типическими" свойствами. Характер, таким образом, представляет собой набор разнонаправленных признаков при ощутимом организующем начале одного из них. Иногда достаточно сложно обнаружить грань, за которой кончается тип и начинается характер. В "Обломове", например, очень ощутим принцип социальноморальной типизации. Лень Обломова - это помещичья лень, обломовщина - социально-моральное понятие. Энергия Штольца - это качество немца-разночинца. Тургеневские персонажи - рефлектирующие дворяне-либералы, разночинцы - в гораздо большей степени характеры, чем типы. Характер, как мы помним, социальная прописка личности, внешняя оболочка, но не сама личность. Характер формирует личность, и при этом формируется ею сам. Характер - это уже индивидуальное сочетание психологических признаков. Развитые многомерные характеры потребовали психологизма для своего воплощения.

Характеры классицизма хорошо знали противоречия душевной жизни. Противоречия между долгом и страстью определяли интенсивность внутренней жизни героев клас- сицистских трагедий. Однако колебания между долгом и страстью не стали психологизмом в современном понимании этого термина. "Бинарный" принцип душевных противоречий имеет "формально-логическую основу" (Л. Я. Гинзбург). Страсть и долг разделены и взаимонепрони- цаемы. Долг исследуется как долг, страсть - как страсть. Умозрительное их противопоставление обуславливало рациональный способ исследования. Рациональная поэтика и к душевной жизни подходит рационально. "Бинарность" не стала "единством противоположностей", формальная логика - диалектической. Человек, рационалистически понятый, не был еще целостной личностью. Для этого надо было формально-логическую обусловленность противоречий заменить динамической, диалектической.

Точнее было бы иметь в виду под психологизмом исследование диалектики душевной жизни в ее обусловленности диалектикой жизни духовной. Без диалектики интерес к психологической жизни есть, а "психологизма" - в его специфическом, принятом в литературоведении значении -нет.

Итак, психологизм связан прежде всего с многомерностью характера, формирующегося одновременно и средой, и личностью. Это оказалось возможным и необходимым по следующим причинам. Реализм, как уже упоминалось, вырос из пафоса объяснения жизни, из убеждения в том, что существует реальная, земная, постижимая обусловленность поведения героя. Сама обусловленность во многом и стала предметом изображения в реализме. Вершина реализма - творчество Л. Н. Толстого. Его можно рассматривать как энциклопедию психологической жизни людей различных социальных слоев и жизненных ориентации: психологических жестов (внутренних и внешних), психологии речевого поведения. Именно он "довел до предела реалистическую обусловленность - и в самых широких ее социально-исторических очертаниях, и в микроанализе самых дробных впечатлений и побуждений"52.

Это означает, что личность, как понимала ее психологическая проза, состоит уже не из одного или нескольких свойств, которые и определяют поведение. Личность зависит от множества факторов одновременно. Человека одолевает "путаница" мыслей и чувств, в которой, по словам чеховской героини, "так же... трудно разобраться, как сосчитать быстро летящих воробьев" ("Несчастье").

Человек ведет себя загадочно. Чтобы разгадать эту загадку, надо установить зависимость его поведения от многочисленных мотивов и мотивировок, которые и ему самому не всегда ясны53. Деятельность человека становится полимотивированной.

Перед нами совершенно оригинальная концепция личности. Вначале интуитивно, а потом (у Толстого) совершенно сознательно писатели начинают выделять три уровня человека, о которых было сказано в главе о личности (гл. 2): уровень телесный, являющийся сферой первичных биологических влечений; уровень душевный, психологический, тесно связанный с социальными ценностями, с правилами жизни; уровень духовный, собственно человеческий, зависимый от первых двух, но при этом свободный, и даже определяющий первые два. Знаменитая толстовская "диалектика души", "текучесть сознания" есть не что иное, как перекрещивание мотивов разных сфер. А перекрещивание мотивов, борьба их возможны благодаря тому, что "психологическая проза" раньше психологии открыла механизмы порождения и функционирования различных мотивов поведения, а именно: поведение определяется не только сознанием, но и подсознанием. В дореалистической литературе мотив и поступок были связаны прямо, недвусмысленно: обманщик - лжет, злодей - интригует, добродетель - кристально чист в мыслях и поступках.

В центре психологического анализа оказались противоречия между мотивом и мотивом, мотивом и поступком, неадекватность поведения и желаний, влечений. Психологический анализ был призван вскрыть бесконечно дифференцированную обусловленность поведения. А сейчас и наука активно изучает иерархию мотивов, предлагает различные "принципы шкалирования мотивов 54.

Но не психологический механизм как таковой, как конечная цель оказался в центре внимания реалистической прозы. Он помогал по-новому ставить и решать нравственные, духовные проблемы. (Кстати, интересно отметить такую закономерность: крупнейшие психологи XX века - Фрейд, Фромм, Юнг, Франкл и др. - не случайно приходили к философии. Они установили зависимость психологии от " систем ориентации и поклонения". Франкл даже основал новое направление в науке - логотерапию, цель которой - излечивать собственно психические заболевания духовной терапией. Новое понимание человека, отношение к нему не как к типу, а как к характеру, к многоуровневой личности, в корне изменило поэтику психологической прозы.)

Кардинальный признак социально-морального типажа - свойство - есть результат внешнего восприятия персонажа. Однозначная формула типажей - это взгляд со стороны. Однако то, что извне есть свойство, поступок изнутри есть процесс, мотив. Психологический анализ заменил изображение извне изображением изнутри, "...аппарат психологического анализа он (роман XIX века - А. А.) устанавливает как бы изнутри, чтобы увидеть душевные явления такими, какими они предстали бы человеку в процессе самонаблюдения. Изображение изнутри (в сочетании с новым принципом обусловленности) изменило этический статус романа. Не потому, что анализ отменял зло, но потому, что изнутри зло и добро не даны в чистом виде. Они восходят к разным источникам, приводятся в движение разными мотивами"55. Толстой стал показывать дурные мысли хороших людей - и хорошие мысли дурных людей. Моральные качества человека оказались не раз и навсегда данными свойствами, а динамичным процессом. Добро у Толстого становилось добром только побеждая зло, противостоя ему. Без зла существование добра стало немыслимо. Единство противоположностей у Толстого действительно стало источником внутреннего развития, духовного роста героев.

Такой подход в принципе позволяет объяснить в человеке все. Человек оказался способен свою слабость превращать в силу, силу - в слабость. Принципы обусловленности поведения героя, рассмотренные сквозь призму психологизма, стали обнаруживать за своей простотой бесконечную сложность. Попробуем обозначить доминантные принципы поведения такого сложнейшего героя Толстого, каким является Пьер Безухов. Коротко их можно сформулировать приблизительно так: поиски универсальной истины, единого начала, способного объяснить все факты, все необъятные явления бытия, поиски единого всеобъемлющего смысла, который выводился из реальности реальным человеком. Задача Безухова настолько "проста" (капля!), что требует исследования океана (войны и мира). Кстати, образ капли и глобуса-океана, наиболее органично выявляющий связь всего со всем, прямо присутствует в романе Толстого.

Многократно отраженная целостность - вот направление пути Петра Кирилловича. Конца у этого пути нет, как нет, по существу, и начала. Целостность человека (единство рационального и иррационального в нем) продемонстрирована в романе во множестве вариантов. Фактически, дан весь спектр от полюса рационального (немецкие генералы, Наполеон, старый князь Николай Андреевич Болконский, Андрей Болконский) до постепенного перехода к полюсу иррациональному, интуитивному (Кутузов, княжна Марья, Николай Ростов, Платон Каратаев). Кульминационное, гармоническое начало, уравновешивающее полюса, представлено Безуховым (мужской вариант) и Наташей Ростовой (женский вариант). Выборка имен, разумеется, только обозначает тенденцию, а отнюдь не исчерпывает всех персонажей романа того или иного плана.

Целостность человека пронизывает целостности иного порядка: целостность семьи, города, нации, человечества (мира). Как можно было Безухову (а вместе с ним и повествователю, и Толстому) решить такую библейской сложности задачу?

Безухов отыскал то, что только и может помочь выстроить мировоззрение: он нашел методологию. "Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? - сказал себе Пьер. - Нет, не соединить. - Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли - вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо!" - с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос. Сопрягать - значит видеть опосредованную связь всего со всем в этом мире. Сопрягать - значит мыслить диалектически. Вот зачем понадобилась Толстому личность в истории и история в личности.

"Война и мир" уже в самом заглавии содержит единство противоположностей, целостность. Заглавие романа - кратчайшая формула реальности. К идиллической гармонии, по Толстому, ведет тяжкий путь драм и трагедий. Иного пути к гармонии - нет.

Если представить себе задачу Толстого, продиктованную новым видением человека, то становится ясным, что психологизм невозможно трактовать только как новый арсенал поэтических средств. Психологизм вначале стал новой философией человека, его мировоззренческой и нравственной структурой, и только потом уже - эстетической. " Переживание мыслей" становится основным стержнем Безухова. Мотивы разных сфер подчиняются духовным запросам свободной личности. Литература не изменила себе: она по-прежнему интересуется личностной проблематикой. Но в динамической структуре личность предстала текучей, несущей в себе добро и зло одновременно.

Говоря о психологизме в литературе, невозможно хотя бы бегло не коснуться творчества Достоевского. Оно во многом, казалось бы, противоречит сказанному о сущности психологизма.

Не затрагивая генезиса "романа идей" Достоевского, отмечу, что не типы и характеры стали его основой. Известно, что Достоевский отрицал социальный детерминизм. Среда, по Достоевскому, никак не могла "заесть" то, что является сущностью человека. Личности героев писателя не формируются характером, а характер мало зависит от обстоятельств. Личность у Достоевского предельно автономна, независима от среды. Психологизм писателя не вскрывает связь личности - характера - обстоятельств, а вскрывает непосредственно ядро личности. Для Достоевского, предтечи модернизма, главным было метафизическое понимание свободы воли. Поведение героя почти напрямую определяется идеей. "Экзистенциальные дихотомии", говоря словами Фромма, составляют основной комплекс идей его персонажей. Предпосылки, определяющие поведение человека, лежат не в сфере биологической или социально-психологической, хотя его герои не лишены и этого контекста. Он сдирал все покровы с личности - социальные, кровно-родственные, психофизиологические -и докапывался до самого ядра личности.

Мысль превращается у героев Достоевского в идею. Идеи, в отличие от мыслей, чреваты волевым импульсом, они толкают к действию. Вот почему все события в романах обусловлены идеями.

Возникает вопрос: следует ли считать романы идей Достоевского психологическими романами в том смысле, какой мы вкладывали в это понятие, говоря о романах Толстого? Герои-идеи, герои-символы Достоевского в корне отличаются от героев "из плоти и крови" Толстого.

Во всяком случае, не вписывая характер в среду, не выводя особенности личности из среды, Достоевский оснастил свои романы совершеннейшей "психологической техникой". Одновременные и разнонаправленные побуждения человека - через подсознание - управляют поведением его персонажей. "Диалектика идей" в романах Достоевского реализуется через психологическую структуру персонажей. Это и сформировало конкретно-историческую сторону метода писателя.

Разъяснив свое понимание сущности психологизма в литературе, перехожу к вопросу о формах и способах его передачи. Тип психологизма - это способ реализации этической и - шире - мировоззренческой программы. Следовательно, сам психологический механизм, воплощающий этические нормы и идеалы, является, конечно, характеристикой метода. Ведь психологический механизм выступает как принцип обусловленности поведения героя. А вот средства передачи конкретного психологического механизма - это уже уровень стиля. Так протягивается ниточка от метода к стилю, и психологическая структура персонажа оказывается, с одной стороны, этической (в содержательном плане), с другой - эстетической структурой (в плане формализации содержания).

К основным стилевым уровням, носителям психологизма, относятся, в первую очередь, речь и деталь, передающие состояние персонажа, а также сюжет, отражающий поведение, действие.

Вероятно, можно типологизировать виды психологического анализа по различным исходным основаниям. С моей точки зрения, существуют две основные формы психологического анализа: "открытый психологизм" и "тайный психологизм". (Терминология, опять-таки, может быть разной. Автор следует традиции русской филологической школы. См. с. 43.) Открытый психологизм - это и есть "речевой психологизм". Где же, как не в речи героев, могут наиболее адекватно отразиться глубинные психологические процессы? Основные формы речи персонажей были указаны на с. 61-63. В тайном психологизме внутреннее состояние героев передается преимущественно через деталь (с. 59-60). Чаще всего эти два типа психологизма сочетаются по принципу дополнительности: герои не могут только думать и говорить или только действовать молча.

В заключение отмечу, что на творчестве Толстого развитие психологизма не завершилось (как, впрочем, не с него оно и началось). Поскольку сам психологизм является лишь посредником, осуществляющим прямую и обратную связь между "системами ориентации" и поведением, то изменения в мировоззрении непосредственно сказываются на типе психологизма. Интеллектуальный психологизм Пруста, Джойса, попытки "абсурдизировать" мир и растворить в нем человека значительно видоизменили психологизм. Психический процесс как таковой начинает привлекать художников в XX веке. Духовные же искания человека отходят на второй, если не на третий, план.

Поражает то, что лишь к середине XX века гуманистическая "философская психология" смогла рационально объяснить то, что Толстой понял уже в середине XIX века. Потрясающие открытия Толстого удивительно современны. Оставляя в стороне его этическую программу, замечу, что XX век лишь обострил и довел до крайности такие открытия Толстого, как феномен подтекста, иррациональный внутренний монолог. Однако диалектическая целостность человека была при этом утрачена.

Введение ………………………………………………………………... С. 4-9

І глава: Психологизм таинственных повестей В.Ф. Одоевского и Э.А. По: теоретико-методологические основы исследования ……………… С.10-18

I.1. Основные точки зрения ученых по поводу развития психологизма в литературе………………………………………………………………... С. 10-11

I.2. История развития психологизма в литературе…………………….. С. 11-17

I.3. Методика исследования психологизма в произведениях В.Ф. Одоевского и Э.А. По …………………………………………………………………. С. 17-18

II глава: Сознательное и бессознательное в поведении

геро ев В.Ф. Одоевского и Э.А. По …………………………………… С. 19-33

II.2. Сознательное и бессознательное в поведении героев Э.А. По…………………………………………………………………… С. 23-28

II.3. Сознательное и бессознательное в поведении героев В.Ф. Одоевского………………………………………………………... С. 28-33

III глава: Внешнее и внутреннее в структуре личности В.Ф. Одоевского и Э.А. По ………..………………………………………………………… С.34-45

III.1. Теория вопроса …………………………………………………… С.34-37

III.2. Внешнее и внутреннее в структуре личности В.Ф. Одоевского и Э.А. По …………………………………………………………………… С. 37-45

Заключение …………………………………………………………… С.46-48

Список использованной литературы ……………………………... С.49-53

Психологизм в литературе всегда вызывал интерес у исследователей. С момента появления в художественных текстах этой тенденции – описания психологических причин поступков героя – и до наших дней психология личности остается до конца не изученной, в психике человека содержится множество тайн, сокрытых от науки.

Наиболее полно впервые психологизм был выявлен в творчестве Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, которые обратили особое внимание на динамику чувств и мыслей своих героев, на «диалектику души». В их произведениях конкретно и полно воспроизведены процессы формирования мыслей, чувств, переживаний героев, их сплетение и влияние друг на друга.

При описании динамики чувств героев используется большое количество художественных средств. Характерны внутренние монологи персонажей, рефлексия, описание сновидений и видений. Особое внимание отныне уделяется не только сознанию, но и подсознанию, которое часто движет человеком, изменяет его поведение и ход мыслей. О взаимодействии сознательного и бессознательного в поведении человека писали еще З. Фрейд и К.Г. Юнг, но споры и гипотезы по данной теме выдвигаются до сих пор.

Тема данной бакалаврской работы – психологизм «таинственных» повестей В.Ф. Одоевского и Э.А. По. Князя Одоевского всегда интересовал внутренний мир человека со всеми его тайнами, а Э.А. По по праву признан мастером «страшных» рассказов, в которых гениально раскрывается «диалектика души».

Актуальность данного исследования обусловлена возросшим интересом к психологизму как эстетической категории, его проявлениям в литературе.. Пристальное внимание к трем составляющим психики человека, а именно к «оно», «я» и «сверх-я», помогает раскрыть и объяснить причины того или иного поведения человека. В любой момент работы сознания в нем присутствует нечто осознаваемое и непознаваемое. Осознание всего не представляется возможным, неосознаваемое переплетается с осознаваемым. Процесс мышления неразделимо связан с синтезом составляющих сознания. Термин «индивидуальность» впервые приобретает особую значимость именно в эпоху романтизма, в то время, когда творили По и Одоевский. В произведениях этих авторов видно повышенное внимание к личности, ее действиям, изменениям и душевным порывам, что не было характерно для литературы до тех пор.

Русская литература не была распространена в Америке, и не вся американская литература доходила до России, однако в произведениях указанных авторов прослеживается большое количество схожих черт при раскрытии характеров героев. Существуют труды, в которых рассматривается психологизм повестей Одоевского, различные исследователи писали и о динамике характеров героев По, однако психологизм в творчестве этих писателей не сопоставлялся, и в этом заключается новизна данной бакалаврской работы.

Объектом исследования являются «страшные» новеллы «Падение дома Ашеров» и «Вильям Вильсон» Э. По и повести «Сильфида» и «Косморама» В.Ф. Одоевского, которые традиционно относятся к «таинственным». В рассматриваемых произведениях наиболее явно чувствуется сходство тенденций американской и русской романтической прозы, а использование одинаковых мотивов и других художественных приемов позволяет сопоставить творчество данных писателей и выявить общие закономерности литературного процесса. Также сближает По и Одоевского повышенный интерес к непознаваемому до конца явлению – психике человека и скрытых в ней тайнах.

Предмет курсовой работы – специфические особенности новелл По и повестей Одоевского, в которых на первый план выдвигается рассмотрение индивидуального своеобразия героев и попытка пояснения процесса мышления, раздвоения личности персонажей, причины их неадекватного поведения.

Целью нашей работы является анализ ряда психологических явлений, замеченных В.Ф. Одоевским и Э.А. По в человеке и воплощенных ими в характерах своих героев. Также мы рассмотрим в поведении героев черты сознательного и бессознательного, то есть, действия, контролируемые ими и действия, совершаемые на подсознательном уровне. В соответствии с этим перед нами поставлены следующие задачи :

Рассмотреть понятия «психологизм», «индивидуальное своеобразие», «характер», «сознание», «сознательное», «бессознательное», «внешнее», «внутреннее»;

Разобрать, как через внешнее проявляется внутреннее в характерах героев;

Обратить внимание на индивидуальное своеобразие героев;

Рассмотреть состояние героев и причины разрушения цельности их сознания;

Доказать, что «сознательное» и «бессознательное» в синтезе двигают героями по ходу повествования;

Выяснить результат работы мысли героев;

Сопоставить героев произведений Э. По и В.Ф. Одоевского.

Степень изученности. Понятие психологизма в литературе начиная с XIX века играет одну из центральных ролей. Психологизм можно охарактеризовать как принцип организации художественной формы, при котором средства изобразительности имеют целью рассмотрение и описание душевной жизни человека во всем ее многообразии. Эта тенденция требует от писателя отражения в своих произведениях подробностей, которые выражают внутренний мир персонажа (мыслительные процессы, сны, неосознанные действия, эмоции, реакции и т.д.). Буквально каждый поступок героя является реакцией на какой-либо внешний раздражитель, это причина определенного душевного состояния. Любое внешнее проявление эмоций связано с процессами, имеющими место в психике человека, оно служит целям психологического изображения.

На сегодняшний день нет четкой модели эволюции психологизма. Психологизмом занимались многие ученые, в частности, А.Б. Есин, В.В. Фащенко, И.В Страхов, Л.С. Выготский, А.А. Слюсарь, З. Фрейд и другие. Однако примечательно, что проявления психологизма в творчестве В.Ф. Одоевского и Э.А. По фактически не исследовались, попытки проанализировать эту тенденцию были, но фундаментального труда по данной теме не существует до сих пор.

Первоначальное философское представление о человеке заключается в признании его разумным, или сознательным существом. Человек разумен, как и мир, в котором он обитает. Отличительной чертой человека от других живущих с ним в одном мире существ является сознание, или мышление. В конце XIX века было высказано предположение, что человек неразумен, и разум не играет особой роли в его жизни. Из психологов первым усомнился в ценности разума для человека ученый Зигмунд Фрейд. Фрейд объяснял поступки человека через инстинкты и воспоминания из детства, то есть, бессознательное выступает в качестве основной причины тех или иных действий человека.

С критикой анализа Фрейда выступил Карл Густав Юнг, предполагая, что бессознательное вырабатывает определенные идеи, являющиеся единственной основой мировоззрения человека.

Позже теории и Фрейда и Юнга оспаривались, дополнялись, перерабатывались, однако первоисточники наиболее полно и точно дают представление о сознании и его составляющих.

В нашей курсовой работе мы опирались на труды З. Фрейда, К.Г. Юнга, Ю.В. Ковалева, А.Б. Есина, И.В. Страхова, А.Н. Николюкина, М.А. Турьян, Т.Ю. Моревой, В.Б. Мусий, М.О. Маттисена и других исследователей.

Наиболее значимыми в нашем исследовании являются работы З. Фрейда, А.Б. Есина, К.Г. Юнга, Ю.В. Ковалева. Фрейд в собрании статей «Психология бессознательного» показывает, доказывает и поясняет неразделимость сознания от глубинных уровней психической активности. Особое место занимают статьи Фрейда «Психопатология обыденной жизни», «Я и оно», «Психология сна», «Анализ фобии пятилетнего мальчика» и другие, где психолог показал влияние бессознательного на мотивы поведения человека.

А.Б. Есин в своем фундаментальном исследовании «Психологизм русской классической литературы» рассматривает психологизм как свойство художественной литературы, обращает особое внимание на собенности его проявления, опираясь на произведения русских писателей XIX века. Именно он указывает на то, что психологизм произведений эпического жанра отличается от психологизма в лирическом или драматическом жанрах.

В труде «Инстинкт и бессознательное» К.Г. Юнг описывает инстинктивную деятельность, связывает инстинкты с концепцией бессознательного, а также указывает на иррациональность мотиваций инстинктивных поступков. В работе «Отношения между эго и бессознательным» психолог раскрывает зависимость «я» от «оно», то есть, от поведения, не поддающегося контролю, основанного на инстинктах. А работа «Становление личности» рассматривает формирование человеческой личности как своего рода эволюцию разума.

Монография Ю.В. Ковалева «Эдгар Аллан По» интересна тем, что в ней подробно рассмотрена биография и творчество американского писателя. Внимание уделено и журналистской деятельности, и поэтическому творчеству, и новеллистике, что имеет для данной работы особую ценность.

Книга М.А. Турьян «Странная моя судьба» является подробным описанием жизни и творчества русского автора В.Ф. Одоевского, личность и писательская деятельность которого также важна при написании работы и рассмотрении произведений данного писателя.

В нашей работе мы использовали сравнительно-сопоставительный и описательный методы для изучения психических процессов в поведении героев американского и русского писателей-романтиков.

Структура работы : бакалаврская работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Так как главной задачей психологизма является выявление особенностей внутреннего мира героев, то в работе особую значимость приобретает анализ их индивидуальных особенностей.

Первая глава имеет название «Психологизм таинственных повестей В.Ф. Одоевского и Э.А. По: теоретико-методологические основы исследования», в которой будет рассмотрена история изучения психологизма в зарубежном и советском литературоведении.

Вторая глава – «Сознательное и бессознательное в поведении героев Э.А. По и В.Ф. Одоевского», в которой рассматривается влияние осознаваемых и непознаваемых установок на динамику характеров персонажей.

Третья глава называется «Внешнее и внутреннее в структуре личности Э.А. По и В.Ф. Одоевского», где будут рассмотрено соответствие внутренних переживаний героев с их внешним выражением.

Объем работы – 53 страницы.

Глава І. Психологизм таинственных повестей В.Ф. Одоевского и Э.А. По: теоретико-методологические основы исследования.

Вопрос о теории психологизма поднимался достаточно активно в русском и зарубежном литературоведении. И сегодня интерес к психологизму и его проявлениям не угасает в теории литературы. Несмотря на то, что на сегодняшний день существует большое количество работ по этой проблеме, всё еще отсутствует единое определение феномена художественного психологизма, его элементах и важности в структуре художественного текста. Понятие психологизма до сих пор терминологически точно не определено, отсутствуют инструментальный анализ и методология этого явления. В литературоведческих работах психологизм характеризуется как явление, тенденция, стиль, жанр, метод. При рассмотрении произведений различных эпох говорят о лирическом, синтетическом, абстрактном психологизме. Интересен психологизм как рассмотрение психики человека в художественном произведении не только теоретикам литературы, но и лингвистам, психологам и философам.

Несмотря на отсутствие четкого определения психологизма, этот вопрос активно рассматривается при изучении творчества русских и зарубежных писателей. Таким образом, можно говорить о том, что понимание сущности данного явления является неотъемлемой частью анализа художественных произведений.

Понятие «художественный психологизм» остается на сегодняшний день одним из самых сложных и неоднородных, поскольку отсутствует его четкая дефиниция. Тем не менее, теоретики литературы часто используют этот термин в своих трудах. Иногда взгляды на сущность психологизма у разных исследователей противоречат друг другу. Однако, художественный психологизм является одним из самых значительных явлений в литературе, и он привлекает к себе внимание многих ученых. Этот интерес обусловлен, во-первых, спецификой понятия, его многоаспектностью и наукоемкостью (поскольку особенности психологизма – это также сфера интересов лингвистов, психологов, философов), а во-вторых, прямым отношением к другим фундаментальным проблемам литературоведения.

Впервые интерес к художественному психологизму появился более полутораста лет назад. Основы были заложены русским писателем и литературным критиком Н.Г. Чернышевским, который занимался исследованием творчеством писателя Л.Н. Толстого. Описывая методы, используемые писателями-современниками Толстого при описании своих героев, Чернышевский в статье «Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого» указал: «Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всё более очертания характеров; другого – влияние общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего – связь чувств с действиями; четвертого – анализ страстей» 1 , у Толстого же – «сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души…» 2 . Параллельно критик рассматривает особенности психологизма Пушкина, Тургенева, Лермонтова.

Чернышевский характеризует психологический анализ как «едва ли не самое существенное из качеств, дающих силу творческому таланту» 3 , поскольку рассмотрение психики человека предполагает самоуглубление личности, рефлексию и анализ собственных действий. Идея Чернышевского о важности этого явления остается актуальной и по сегодняшний день.

Позднее исследования психологизма в литературе были продолжены в научной сфере психологического направления культурно-исторической школы в литературоведении, которая сложилась в русском литературоведении в конце XIX – начале ХХ веков. Психологическое направление стало значительной частью этой школы, так как в конце XIX века художественная литература стала оказывать существенное влияние на образ мыслей и общественно-значимые события. Основателем этого направления явился А.А. Потебня.

Представители психологического направления опирались на психологию как точную науку и во всем искали стимулы, определяющие художественное творчество. Литература понималась как результат душевной деятельности писателя, и, по мнению последователей этой школы, именно психология может помочь в психологическом анализе литературных персонажей, а также самих писателей. Индивидуальный психический акт понимался как центр всех психологических теорий искусства. Герой рассматривался как создающий или воспринимающий субъект, предметом же анализа и пристального внимания становились психические процессы, происходящие в сознании.

С конца ХIХ в. психологическое содержание литературы становится предметом многоаспектного изучения, объектом интереса не только филологии, но и других наук (в частности, психологии). Небывалый расцвет психологизма связан также с резким возрастанием интереса к идейно-нравственной проблематике, что связано с социально-историческим развитием России.

Поднятые русскими исследователями проблемы соотношения литературы и психологии, языка и мышления, творчества и восприятия были рассмотрены и переосмыслены исследователем Л.С. Выготским. Основной его труд «Психология искусства» представляет большой интерес, поскольку в ней ученый изложил собственное видение отражения психологизма в художественной литературе. Интересна идея Выготского о катарсисе, который является, по его мнению, «центральной и определяющей частью эстетической реакции» 1 .

На протяжении всего ХХ века проблема психологизма особенно интересовала теоретиков литературы. Однако если в начале века психологизм рассматривался как художественный метод, то в 70-ые годы и далее наметился переход к историческому осмыслению этого явления.

Недостаточная разработанность понятия психологизма и его особенностей не позволяла исследователям теории литературы найти решения этой проблемы. Долгое время особое внимание литературоведов уделялось творчеству писателей-реалистов (Достоевский, Толстой, Чехов), так как именно в литературе эпохи реализма особенно тщательно рассматривается личность человека, его внутренний мир и динамичность его мыслей и чувств.

Интересный подход к проблеме художественного психологизма наметился в исследованиях историко-типологического характера, прежде всего в монографии Л.Я. Гинзбург «О психологической прозе». Здесь зволюция психологического изображения человека в художественных текстах рассматривается в исторически определенных стилевых воплощениях. Так, исследователь рассматривает творчество Толстого, Достоевского и других русских писателей, сравнивая использованные ими в произведениях приемы с приемами зарубежных авторов, в частности, в текстах Стендаля, Гюго. Гинзбург определяет психологизм как «исследование душевной жизни в ее противоречиях и глубинах» 2 , говорит о важности психологического анализа, о способах его изображения, делая акцент на том, что среди всех средств анализа «особое место принадлежит внешней и внутренней речи персонажей» 1 . Но не только этот фактор влияет на развитие героя, важную роль играет также содержание социальной жизни: наука, общественная деятельность, искусство – все эти моменты обогащают душу.

Также особое внимание на внутренние монологи при психологическом анализе обратил советский психолог и исследователь Страхов И.В., который в сборнике «Психологический анализ в литературном творчестве» рассматривал используемые методы различных писателей. На основании исследования творчества А.П. Чехова в 5-ой части «Психологического анализа…» Страхов выделил 5 видов внутренней речи: вербальный, логически упорядоченный внутренний монолог; расчлененный на две-три части монолог; монолог с двумя тематическими линиями из-за влияния внешних впечатлений; монолог с застойностью мыслительного процесса и слабостью динамизма в развитии мысли и монолог с нарушенной логикой мышления и фантастичностью 2 . Также исследователь обращает внимание на большую значимость изображения характера как такового. Особое место, по мнению исследователя, занимает психологический портрет.

Украинский исследователь и теоретик литературы В.В. Фащенко в своем монументальном труде «Характеры и ситуации» также рассматривает принцип художественного анализа. Он рассматривает различительные особенности человека, индивида, индивидуальности, личности и характера и дает определение последнего термина: «характер в художественном произведении – это изображенные в свете авторского идеала относительно постоянные свойства и изменчивые отношения, образующие закономерно своеобразное социально-психологическое единство, которое формируется и выявляется во внешней и внутренне деятельности человека» 1 . Автор указывает на то, что человек и его характер, раскрытый во всем своем многообразии и динамичности, является центром художественного текста, а также на то, что пристальное внимание к внутреннему миру человека позволяет использовать при описании так называемую внутреннюю речь.

О характере писал и известный советский литературовед М.М. Бахтин, выделивший в монографии «Эстетика словесного творчества» два основнополагающих направления при построении характера: классический и романтический 2 . Под классическим характером Бахтин понимает преобладание в индивидуальности общечеловеческого начала, романтический же характер – средоточие неисчерпаемых индивидуальных возможностей личности.

Однако эволюция психологизма в литературе еще не определилась как научная проблема. Как правило, суждения о психологизме не выходили за рамки изучения творчества конкретных писателей. Не сих пор не была выявлена система объективных факторов, определяющих развитие психологизма (чаще всего к таковым относят влияние литературных традиции).

В ХХ веке происходит особая психологизация литературы. Психологизм стал рассматриваться как неотъемлемая составляющая движения историко-литературного процесса. Интерес к означенной проблеме не ослабевает, открываются новые горизонты исследований.

Русские исследователи занимались также рассмотрением психологизма и в зарубежной литературе. Так, интересны наблюдения Н.В. Забабуровой (работа «Французский психологический роман (эпоха Просвещения и романтизм)»), А.В. Карельского (статья «От героя к человеку (Развитие реалистического психологизма в европейском романе 30–60-х годов XIX в.)») и других.

Н.В. Забабурова предложила в своих исследованиях комплексный подход к изучению психологизма, при котором произведение анализируется на различных уровнях: тип психологической проблематики, концепция личности данной эпохи и уровень поэтики 1 . Следует отметить, что рассмотрение психологизма в тексте возможно лишь при целостном анализе, в совокупности всех его компонентов.

Исследователь европейского романа А.В. Карельский предложил различать несколько типов психологизма: типизирующий и индивидуализирующий, а также дедуктивный и индуктивный. Исследователь также говорит о концепции «неисключительного героя» 2 .

Примечателен тот факт, что именно исследователи зарубежной литературы обратили внимание на многоаспектность психологизма в художественных произведениях и на то, что при исследовании этого явления необходимо руководствоваться синхроническим и диахроническим подходами.

Особого внимания заслуживают исследования советского исследователя А.Б. Есина, в частности, монография «Психологизм русской классической литературы». Исследователь рассматривает понятие психологизма в широком и узком планах, где в широком плане психологизм представляет собой «всеобщее свойство искусства, заключающееся в воспроизведении человеческой жизни, в изображении человеческих характеров» 1 , а в узком плане – это свойство характерно лишь для отдельной части искусства. Писатель-психолог должен, по Есину, особенно ярко изображать характер и внутренний мир героя. Немного иное, но, в целом, равнозначное определение дает исследователь в статье «Психологизм», определяя данный метод как «стилевое единство, систему средств и приемов, направленных на полное, глубокое и детальное раскрытие внутреннего мира героев» 2 . Для Есина психологизм является способом эмоционально-образного воздействия на читателя, реализацией освоения внутреннего мира человека.

Профессор А.А. Слюсарь понимал под психологизмом «единство психологического анализа и психологического синтеза, их «диалектику» 3 , где психологический анализ понимается как обособление отдельных сторон психики и их дальнейший подробный разбор, а психологический синтез – соотношение этих сторон для того, чтобы представить структуру личности в ее целостности. Ученый говорит также о трех этапах развития этого явления: пробуждение самосознания, рефлексия и осмысление характера как цельного явления.

Безусловно, интерес к внутренней жизни человека, диалектике души, динамике чувств и переживаний присутствовал не только у советских, но и зарубежных исследователей. Советские литературоведы занимались рассмотрением психологизма, опираясь на реалистическую концепцию личности и не учитывая новейших разработок по данному вопросу. Особое внимание зарубежных исследователей было приковано к «внутреннему» человеку, отсюда повышенный интерес к теории психоанализа З. Фрейда, рассмотренного в ряде работ («Введение в психоанализ», «Толкование сновидений», «Я и Оно» и др.), а также к трудам создателя аналитической психологии К.Г. Юнга («Психологические типы», «Архетип и символ», «Очерки по психологии бессознательного» и т.д.). Оба исследователя обращают особое внимание на внутренний мир человека, ими разрабатываются основы глубинной психологии личности.

В статье «О психологии восточных религий и философий» Юнг дает свое определение психологизма: «Психологизм – это просто зеркальная противоположность метафизической крайности, столь же детски наивный, как и она» 1 . Таким образом, ученый полагает, что есть моменты в душе человека, которые не поддаются логическому объяснению, нечто находящееся за пределами сознания.

На современном этапе литературного процесса изображение динамики человеческих чувств стремится стать единственной стихией повествования. Параллельно увеличивается изощренность используемых технических средств, однако, несмотря на грациозность формы, нарушается основной эстетический закон – художественное единство произведения.

Для Э.А. По и В.Ф. Одоевского описание внутреннего состояния своих героев имеет первостепенное значение. Внутренний мир изображается в динамике, как постоянно изменяющийся процесс. И По, и Одоевский стремятся изобразить не только характеры своих героев, но и моменты возникновения тех или иных мыслей, чувств и переживаний.

Для Одоевского фактически нет тайн в душах героев – он старается объяснить все изменения в их поведении и способе мышления. Для По же в о внутренних переживаниях героев всегда остается некая тайна, и вокруг этой тайны, а также постоянного страха в душе строится повествование произведений.

Введение

В современной художественной литературе видно стремление авторов не только отразить глобальные катастрофы бытия человека конца XX века, но и показать ценность отдельно взятой личности . И постановка проблемы психологизма современной женской прозы, в частности прозы Л.Е. Улицкой, становится художественной основой для исследования нравственных, социокультурных сторон жизни современного человека.

Следует отметить, что собственно проблема психологизма в прозе Л. Улицкой исследована мало, поскольку ученые чаще всего стремятся рассмотреть жанровое своеобразие произведений писательницы. Этим и объясняется актуальность данного исследования.

В творчестве Л. Улицкой прямая и косвенная формы психологизма встречаются чаще суммарно-обозначающей . В использовании прямой формы психологизма проявляется влияние классической литературы на творчество писателя (в одном из интервью "Российской Газете" Л. Улицкая отмечает, что для нее большое значение имеет творчество Л.Н. Толстого ). Использование косвенной формы объясняется, вероятно, стремлением не напрямую показать психологическое состояние, а обозначить его штрихами, поэтому и менее частотна суммарно-обозначающая форма.

Объектом данной работы является творчество Л. Улицкой, в частности такие произведения как

Предметом данной работы является характеристика психологизма в творчестве Л. Улицкой

Целью данной работы является выявление характеристик психологизма в творчестве Л.Е. Улицкой.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач :

провести анализ литературы по теме исследования;

психологизм улицкая зеленый шатер

ознакомиться с творческой биографией Л. Улицкой, осмыслить своеобразие ее писательской манеры, подхода к изображению действительности и человека;

раскрыть особенности проявления психологизма в творчестве Л. Улицкой;

Структура данной работы соответствует поставленной цели и задачам и состоит из введения, основной части, заключения, списка использованной литературы .

Теоретические основы исследования

Понятие психологизма в литературе, приемы и способы психологического изображения

Психологизм - это важное свойство литературы, позволяющее глубже понять человеческую душу, вникнуть в смысл поступков.

Существует две трактовки термина "психологизм". В широком смысле под термином понимается общее свойство литературы и искусства воссоздавать человеческую жизнь и характеры . При таком подходе психологизм свойствен любому литературному произведению. В узком смысле под психологизмом понимается особое свойство, характерное лишь для отдельных произведений. С этой точки зрения психологизм является особым приемом, формой, позволяющей верно и живо изобразить душевные движения. По словам А.Б. Есина, "психологизм - это определенная художественная форма, за которой стоит и в которой выражается художественный смысл, идейно-эмоциональное содержание".

Чернышевский, который одним из первых определил психологизм как особое художественное явление, также считал его свойством художественной формы произведения: в статье о ранней прозе Л. Толстого он называет психологизм художественным приемом .

Наличие или отсутствие в литературном произведении психологизма в узком понимании не будет являться достоинством или недостатком произведения, - это лишь его особенность, обусловленная идеей произведения, его содержанием и тематикой, а также авторским осмыслением характеров . Психологизм, когда он присутствует в произведении, является организующим стилевым принципом и определяет художественное своеобразие произведения.

По мнению Есина, существуют три основные формы психологического изображения . Две из них сформулировал в своем исследовании И.В. Страхов: "Основные формы психологического анализа возможно разделить на изображение характеров "изнутри" , - то есть путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, выражаемого при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения ; на психологический анализ "извне" , выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимического и других средств внешнего проявления психики". Эти формы психологизма называют соответственно прямой и косвенной .

Есин выделяет еще одну форму психологического изображения - прямое называние автором чувств и переживаний, происходящих в душе героя . Он называет такой способ суммарно-обозначающим .

Психологизм имеет собственную внутреннюю структуру, то есть складывается из приемов и способов изображения. Как правило, в произведениях подчеркнуто психологического характера писатель акцентирует внимание на внутренних, а не на внешних деталях. Мы чаще встретим описание всех нюансов переживаний героя, чем подробный анализ его внешнего вида. Но кроме количественного соотношения в таких произведениях меняется и принцип их взаимосвязи. Если при обычном повествовании внешние детали существуют независимо, то здесь они будут подчинены общему содержанию, будут непосредственно связаны с душевными переживаниями героев . Помимо своей непосредственной функции воспроизведения жизни, они приобретают и другую важную функцию - сопровождать и обрамлять психологические процессы. Предметы и события являются при таком подходе материалом для размышления, поводом к рассуждению и могут ничего не значить без соотнесения с внутренним миром героя.

Внешние детали (пейзаж, мимика и жесты, портрет) не являются непосредственным способом выражения психологизма, но при соответствующем окружении приобретают дополнительные функции. Так, не любой портрет характеризует героя с психологической точки зрении, но при соседстве с психологическими деталями он принимает на себя часть их функций. Однако не каждое внутреннее состояние можно передать через жесты и мимику или через аналогию с состоянием природы, поэтому эти средства не являются универсальными.

Большое значение при создании психологизма имеет повествовательно-композиционная форма : повествование может вестись от первого или от третьего лица. До конца XVIII века наиболее уместной формой для подобного рода произведений считался рассказ от первого лица, притом часто использовалась имитация писем. Иная форма противоречила бы принципу правдоподобия, так как считалось, что автор не способен проникнуть в сознание своего героя и лучше самого персонажа никто не может раскрыть читателю его чувства. Повествование от первого лица сосредоточено на рефлексии героя, психологической самооценке и психологическом самоанализе , что в принципе и является основной целью произведения. Однако такое повествование имеет два ограничения: невозможность одинаково полно и глубоко показать внутренний мир многих героев и однообразие психологического изображения, что придает произведению некоторую монотонность.

Другой, более нейтральной формой является повествование от третьего лица , или авторское повествование . Это именно та художественная форма, которая дает возможность автору ввести читателя во внутренний мир персонажа, показать его наиболее подробно и глубоко. Одновременно автор может интерпретировать поведение героев, давать ему оценку и комментарий . В такую форму повествования свободно включаются внутренние монологи, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т.д. Авторское повествование не подчинено художественному времени, автор может остановиться подробно на важных для него деталях, при этом сказав лишь пару слов о довольно длительном, но не повлиявшем на развитие героя периоде жизни. Психологическое повествование от третьего лица позволяет изобразить внутренний мир многих героев, что является трудностью при повествовании от первого лица .

По мнению Есина, наиболее распространенными композиционно-повествовательными формами являются внутренний монолог и , которые встречаются практически у всех писателей-психологов. Однако помимо этих встречаются и специфические повествовательные формы, которые используются реже. Это сны и видения, персонажи-двойники , которые дают возможность автору раскрыть новые психологические состояния. Основная их функция - введение в произведение фантастических мотивов . Но при психологическом изображении эти формы приобретают другую функцию. Бессознательные и полубессознательные формы внутренней жизни изображаются как психологические состояния и соотносятся в первую очередь не с сюжетом и внешними действиями, а с внутренним миром героя, с другими его психологическими состояниями. Например, сон будет мотивирован не предшествующими событиями в жизни героя, а его предшествующим эмоциональным состоянием. Литературные сны , по мнению И.В. Страхова, - это анализ писателем "психологических состояний и характеров действующих лиц" .

Еще один прием психологизма, получивший распространение во второй половине XIX века, - умолчание . Он возникает в тот период, когда читатель начинает искать в произведении не внешней сюжетной занимательности, а изображения сложных и интересных душевных состояний. Тогда писатель в какой-то момент мог опустить описание психологического состояния героя, позволяя читателю самостоятельно произвести психологический анализ и додумать, что переживает герой в данный момент. Такое умолчание делает изображение внутреннего мира очень емким, потому что писатель ничего не конкретизирует, не ограничивает читателя определенными рамками, дает полную свободу воображению. В таких эпизодах психологизм не исчезает, он существует в сознании читателя. Наиболее широкое распространение этот прием получает в творчестве А.П. Чехова, а позднее - у других писателей XX века.

Таким образом, психологизм является особым приемом, формой, позволяющей верно и живо изобразить душевные движения. Существуют три основные формы психологического изображения: прямая, косвенная и суммарно-обозначающая. Психологизм имеет собственную внутреннюю структуру, то есть складывается из приемов и способов изображения, наиболее распространенными из которых являются внутренний монолог и психологическое авторское повествование . Помимо них встречается использование снов и видений, героев-двойников и приема умолчания .