2.1. Социалистическая утопия Герцена и Огарева

В определенном смысле первый шаг к утопическому социализму сделали еще декабристы, в своих идейных исканиях усомнившиеся не только в целесообразности царского самодержавия, но и Французской революции. Многие из них не только размышляли над ее опытом, “примеряя” ее результаты к российским реалиям, но и были знакомы, по свидетельству исследователей движения декабристов, с идеями социалистов-утопистов - К.Сен-Симона, Ш.Фурье, Р.Оуэна. Можно сказать, в 20-е годы если не учение, то некоторые из идей Сен-Симона и эксперименты Р.Оуэна в Нью-Ланарке, были, что называется, “на слуху” у прогрессивно настроенной русской общественности.

Поэтому, видимо, следует согласиться с Сакулиным, что, “взятое в общем”, мировоззрение декабристов можно рассматривать как одну из предварительных ступеней к русскому социализму. И в таком случае первым опытом утопического моделирования в этом направлении вполне можно считать “Русскую Правду” П.И.Пестеля. Конечно, Пестель не был социалистом, но без осмысления опыта декабрьского восстания 1825 года и идей “Русской Правды” вряд ли бы возник тот интерес к идеям социализма, который обозначился в начале 30-х годов прошлого века. Революционная практика Европы, увлечения на этом фоне сочинениями Сен-Симона, Фурье, Оуэна, о чем мы уже говорили выше, сыграли немаловажную роль в этом увлечении. Однако идеи этих мыслителей должны были лечь в почву, способную их не только принять, но и “взрастить”.

Такая почва во многом была подготовлена восстанием декабристов - их идейными исканиями и трагической гибелью. Поставленные ими вопросы волновали еще не одно поколение борцов за социальную гармонию, и не раз в поисках ответов на эти вопросы они обращались к декабристам как к своим духовным наставникам. В истории идей бывает куда важнее первому задуматься над тем или иным вопросом, чем первому найти на него правильный ответ. Пестель был из тех, кто первый задумался. Задумался о том главном, что через одно поколение определит направленность интеллектуальных и нравственных исканий: что несет человечеству капиталистическая цивилизация, есть ли она обязательный этап в развитии истории? И если - да, то какие “социальные противовесы ” ее язвам может изобрести человечество, чтобы обезопасить себя от них.

Размышляя об историческом развитии Запада после прошумевших над ним революционных бурь, Пестель пришел к выводу об ограниченности утвердившегося на европейском пространстве общественного строя: “феодальная аристокрация” сменилась “аристокрацией богатства”. С последней он связывал еще большую порчу нравов, нежели та, что тревожила его в России. И потому, размышляя о том, как России, продвигаясь по пути прогресса, избежать господства “денежной аристокрации”, Пестель делает хотя и небольшой, но шаг навстречу социалистическому идеалу, предлагая в своем Проекте не только отмену крепостного права, но и новый аграрный закон - установление частично общественной собственности в форме общественного фонда земли . Эта мера, направленная на задачу обеспечения неимущих необходимым земельным наделом, по замыслу Пестеля, должна была создать экономическую преграду безраздельному господству капитализма и гарантировать гражданам политическую независимость.

Пестель был далек от отрицания в принципе права собственности, более того, он считал, что охрана последнего есть “священная обязанность правительства”. Но предложенный им компромисс (институт частного и общественного владения землей) а, точнее, связанная с этим компромиссом направленность взглядов на социальное устройство приближала его к идеям социализма. Существенной компонентой этой направленности была ориентация на сохранение фактически крестьянской общины, общинного уклада деревни. - Наверное, ориентация по большей части была подсознательной, во всяком случае мало аргументированной, но она весьма примечательна для нашего рассмотрения вопроса. Это было в известной мере предвосхищение той постановки проблемы, которая определит суть “русского социализма” со временем.

Вот почему, повторяем, в оценке предложенного Пестелем Проекта социальных преобразований важна прежде всего общая направленность предложенного поиска . В этом смысле нельзя не согласиться с А.И.Володиным, отмечающим, что “не сама по себе идея общественного фонда земель приближает Пестеля к утопическому социализму, а весь ход его размышлений” . -“Ход размышлений”, который скоро станет близким для социалистических построений Герцена и Огарева. А важнейшим в этом ходе размышлений является неприятие капиталистической цивилизации в свете оценки результатов европейских буржуазных революций, с одной стороны, и с другой стороны - особое видение социально-экономической природы русской крестьянской общины. Думаем, именно это и позволило впоследствии Герцену и Огареву назвать Пестеля первым социалистом России, - социалистом-утопистом, добавим мы, ибо утопизм “Русской Правды” очевиден. О ней даже можно сказать, что это - классическая утопия. Как проект социальных преобразований он не выражал адекватно существовавшего экономического положения страны, в том числе крепостной системы, не учитывал социальные реалии России, которые определяли ее историческое движение на то время. А предлагаемые социальные меры по переустройству российского общества, и в частности его экономики, не принимали во внимание социально-экономическую реальность, в которой жила страна, не коррелировали с теми тенденциями, ставка на которые могла бы привести к желаемым и прогнозируемым изменениям. Можно с большой долей вероятности утверждать, что если бы намеченная Пестелем программа осуществилась, то вряд ли это обеспечило необходимые благоприятные условия для им же намеченных социально-политических преобразований . Но Слово было сказано, и оно стало Прологом к истории русского социализма.

Начало русской социалистической мысли связано с более поздним временем, а главное, с другим историческим поколением мыслителей, заявившим о себе в начале тридцатых годов XIX века. Это поколение стало свидетелем июльской революции 1830 года и польского восстания 1830-1831 гг., еще раз продемонстрировавшего реакционность русского самодержавия. К этому времени с оппозицией фактически было покончено. Политическая реакция Николая I давила все ростки свободомыслия, насаждала страх, равнодушие и доносительство. Но с середины 30-х годов ситуация приобрела новые черты.

С виду Россия продолжала стоять на месте, и даже как будто шла назад, но в сущности все принимало новый облик. Росло недовольство политикой царского самодержавия, заявили о себе новые молодые силы: появились многочисленные студенческие кружки (братьев В.М. и П.В.Критских, Н.П.Сунгурова, Н.В.Станкевича, А.И.Герцена и Н.П.Огарева), в которых обсуждались не только философские проблемы, но и политическая ситуация в Европе и в России. Зрело общественное убеждение, что хотя новых путей борьбы не видно, но и прежние вряд ли возможны. Получили резонанс идеи социалистической утопии К.Сен-Симона, Ш.Фурье, Р.Оуэна. Образованная общественность вновь обращается к идеям Просвещения, сам термин становится ключевым понятием в философских осмыслениях прошлого и будущего страны. Просвещение рассматривается как необходимое духовное основание развития всей человеческой цивилизации, а в просветительской идеологии начинают видеть силу, способную образовать широкие народные массы, более того, образование и соответствующее ему воспитание рассматриваются в качестве фактора социально-политических преобразований страны.

Ориентация на идеи Просвещения вполне понятна: если на Западе прогремели уже буржуазные революции и Европа стояла на пороге первых пролетарских восстаний, то Россия во многом еще сохраняла феодальные (крепостнические) структуры. Поэтому передовая общественная мысль несла на себе черты дворянской идеологии, характеризовавшейся, с одной стороны, резкой критикой существующего порядка вещей, с другой стороны, относительным спокойствием к идеям гражданского общества, правового государства, конституционной гарантии прав и политических свобод, т.е. к требованиям буржуазной демократии. Обращение к социалистической утопии во многом было связано с поисками выхода из обозначившихся к этому времени тупиков просветительской мысли. Но именно поэтому утопическая мысль еще во многом несла на себе черты просвещения. Это было время, когда идеи просвещения еще не исчерпали себя, а идеи социализма не получили еще адекватной своей сути формы.

Нельзя сказать, что общественность России была готова к восприятию идей социализма. (Даже В.Г.Белинский в это время относился к ним в целом отрицательно.) И тем не менее о социализме в России уже говорили (В.С.Печерин, В.П.Боткин, А.И.Тургенев, А.А.Краевский). Правда, по большей части в переписке с друзьями, в распространявшихся неопубликованных рукописях, в частных спорах. Сами же представления о социалистическом идеале носили весьма смутный и малоопределенный характер. В это время идеи социализма выступали фактом не столько общественного, сколько узкогруппового сознания, иногда принимая даже религиозный, мистический характер. Это был период, по оценке Сакулина, романтического и даже мистического социализма.

Перенос идей европейского социализма (в форме сенсимонизма) на российскую почву был осуществлен А.И.Герценым и Н.П.Огаревым. Их увлеченность идеями социализма началась еще в студенческие годы. Вспоминая об этом времени, Огарев напишет: “Первая идея, которая запала в нашу голову, когда мы были ребятами - это социализм. Сперва мы наше я прилепили к нему, потом его прилепили к нашему я, и главною целью сделалось: мы создадим социализм”. Верность его идеям, как и увлечение сенсимонизмом, они пронесли через всю жизнь. “Сенсимонизм, - писал Герцен, - лег в основу наших убеждений и неизменно оставался в существенном” .

Концептуальная разработка социализма, сознательная пропаганда его на страницах открытой печати началась в 40-е годы. К этому времени круг приверженцев социалистического идеала значительно расширился, а социалистические идеи начали достаточно широко обсуждаться на страницах отечественной журналистики (“Отечественные записки”, “Современник”). В 40-х годах в России появилась собственная социалистическая литература. Интерес к идеям социализма совпал (а в какой-то степени и был обусловлен) с выявившейся новой линией развития русской общественной мысли. Эта линия была связана с обострившимся интересом к Франции, которая приковывала к себе внимание всей Европы. Взоры интеллектуальной России были устремлены в ту же сторону, но не только на умеренную Францию Луи-Филиппа и Гизо, а и на революционную Францию, которая боролась с режимом Гизо и подготовляла события 1848 года. Эта Франция вселяла надежды и одновременно страх. Поэтому новые симпатии приняли какую-то экзальтированную форму. “Русская интеллигенция полюбила не современную, действительную Францию, а какую-то другую - Францию воображаемую, фантастическую Францию”, - писал П.В.Анненков . Этим симпатиям суждено было оттеснить давнюю любовь русских интеллектуалов к философствующей Германии. Интерес развернулся в сторону социалистических изысканий французов. Живо стали обсуждаться темы социального устройства, критиковаться история европейской цивилизации, отвлеченные вопросы будущего. Проявленный ранее под влиянием Фихте и Шеллинга интерес к философской метафизике послужил своеобразной подготовкой для социальной метафизики .

Происшедшее в России вполне естественное сближение между этими двумя философскими формами дали философию истории А.И.Герцена, основанную на научном реализме и одновременно соединенную с социальной утопией. Без преувеличения можно сказать, что без историософских идей Герцена нельзя понять смысл русского социализма, (этого этапа его истории.

Оформлению идей социализма в собственную теорию предшествовала критика его основоположниками французского утопического социализма, который упрекался, с одной стороны, в слабой философской проработке общественного идеала, а с другой стороны, в оторванности от действительности.

Эта критика подспудно имела два основания. Первое - увлечения рационализмом немецкой классической философии. В начале 50-х годов Герцен вспоминал: “Социализм нам казался самым естественным силлогизмом философии, применением логики к государству” . Второе - попытки привязать социалистический идеал к российской жизни, навести мосты между ним и исторической действительностью, между будущим и настоящим. И то, и другое определило главную особенность социалистической утопии: с одной стороны, ее достаточно строгую концептуальную разработанность на основе гегелевского учения о диалектике и антропологического материализма Фейербаха, а также на материалах таких наук об обществе, как история и политическая экономия, с другой стороны, попытку связать социалистическое учение с судьбами русской крестьянской общины, в которой был увиден элемент будущего общества. Оба момента были взаимосвязанными и обусловливающими друг друга, но главное, отражавшими состояние общественного сознания и социально-экономической ситуации в стране. С критики западных утопий обозначился перелом в мировоззрении приверженцев социализма: на место увлечения его идеями приходит сознательное их усвоение с целью превращения учения о социализме в “die Philosophie der That” (“философию действования”). Это было уже первым шагом на пути отхода от просвещения в вопросах социального моделирования. И именно в это время под воздействием европейских революций и определенных разочарований в прежних социалистических утопиях Герцен и Огарев разрабатывают теорию, давшую утопической мысли феномен, получивший название “русский социализм ”, соединившего вольную, свободную мысль с идеями социализма, а со временем с революционно-демократическим движением России.

Первоначально представления о грядущем социальном переустройстве были весьма неопределенны. Но уже в начале 40-х годов их социалистические воззрения оформляются концептуально и из писем и дневников переходят в философскую публицистику. Герцен и Огарев создали своеобразную историософскую конструкцию, явившуюся ответом на социально-политические запросы национального развития страны. За два года до смерти Герцен дал ей следующее определение: “Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, - и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости , к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука” .

В поисках обоснования социалистического идеала Герцен и Огарев, следуя сенсимонистской традиции, обращаются к опыту Французской революции. Центральной идеей становится признание ее исторически-закономерного характера: Французская революция рассматривается как результат “болезни политического тела Франции”, которое было “не в уровень с веком”. Однако ее стихийный размах, разрушительный характер последствий навевали на мысль, скорее о ее неразумности, нежели о целесообразности, убеждали в пагубности насилия как средства решения социальных задач. Уже в первой своей статье “О месте человека в природе” (1832) Герцен определяет якобинскую диктатуру как “темный кровавый терроризм”. Незадолго до смерти в письме “К старому товарищу”, которое явилось своеобразным духовным завещанием мыслителя следующим поколениям, Герцен подтвердит свою верность этой идее. “Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам. Проповедь нужна людям, - проповедь, неустанная, ежеминутная, - проповедь, равно обращенная к работнику и хозяину, к земледельцу и мещанину. Апостолы нам нужны прежде авангардных офицеров, прежде саперов разрушения, - апостолы, проповедующие не только своим, но и противникам”, - скажет он . Это отношение к насильственным методам социальных преобразований позже будет перенесено и на пролетарскую революцию. Хотя для разрушительной силы последней найдется объективное основание: “пролетариат будет мерить в ту же меру, в которую его мерили”, - скажет Герцен; но именно поэтому новые заповеди явятся “при зареве горящих дворцов, на развалинах фабрик и присутственных мест” . Пролетарская революция как стихия насилия не может стать мостом между настоящим и будущим, - слишком разрушительны ее интенции. В ее огне с капиталом, собранным ростовщиками, может погибнуть другой капитал, в котором “наслоилась летопись людской жизни и скристаллизовалась история”. Вот почему революционное дело выступает для Герцена и Огарева прежде всего как Вольное Слово, плодотворную действенность которого они будут доказывать всю свою жизнь. Революцию следует осуществлять, по их мнению, деятельностью “развивательной”. К таковой они относили пропаганду социалистических идей, критику существующего строя, обличение язв капитализма.

Столь последовательное неприятие революции как формы социального переустройства внесло коррективы и в критику капитализма: в ней выявился новый аспект. Буржуазное общество не устраивало не только принципами социально-экономической организации общественной жизни, но и складывающимся на их основе образом жизни - буржуазным мещанством, индивидуализмом, “ничем не обуздываемым стяжанием”. Такой поворот не был неожиданным, если вспомнить философские пристрастия критиков - напомним, они покоились на антропологизме Фейербаха и диалектике Гегеля. Человек в системе этих воззрений рассматривался как субъект.

В соответствии с этим исходным принципом философия истории Герцена, обосновывающая естественно-закономерный характер исторического процесса, исходила из признания, что история, как и природа, “никуда не идет” - в том смысле, что у нее нет заданной кем-то цели, и уже в силу этого она “готова идти всюду, куда укажут”, и если это возможно, т.е. если ничто не мешает. Но и люди - “не куклы”, “не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории”, и потому могут “переменить узор ковра”, потому что “хозяина нет, рисунка нет, одна основа” . Слепая толпа, мещанство, озабоченное только “столовой и спальней”, никуда не идет и никого никуда вести не может, она не в состоянии увидеть необходимые “фарватеры истории”. Вот почему буржуазный образ жизни, убивая в человеке активность субъекта, совершает насилие и над историей, ибо лишает ее главного - деятельного человеческого начала, благодаря которому она приобретает способность к импровизации, становится вариативным процессом, находит наиболее жизнеспособные формы. Капиталистическая цивилизация не устраивала тем, что слишком заземляла человеческие порывы и интересы, мешая тем самым человеку понять свое “положение рулевого”.

Заметим, что по этой же причине не устраивали мыслителей и прежние социалистические Утопии: они тоже убивали человека - своими регламентациями и подчинением служению будущему. И Герцен, и Огарев были активными противниками утопической концепции прогресса, видевшей смысл индивидуальной жизни в служении будущему, в принесении ее в жертву цели его скорейшего приближения. “Если прогресс - цель, то для кого мы работаем? Кто этот Молох, который, по мере приближения к нему тружеников, вместо наград пятится и, в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам, которые ему кричат: Moriture te salutant, только и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти будет прекрасно на земле” . Настоящее каждого поколения имеет свою ценность, свою полноту, хотя это вовсе не означает, что человек должен идти на поводу у настоящего, позволять ему подавить в нем его природное призвание всегда оставаться свободным для волевых изъявлений. Человеку необходимо в любых условиях сознавать себя свободным. Вот этого сознания не предусматривали ни капиталистическая цивилизация, ни общественный идеал прежних утопистов, считали Герцен и Огарев. В этой плоскости пролегала главная линия их противостояния и капиталистическому настоящему, и социалистическому будущему, как оно виделось их предшественниками. Следование этой линии, правда, не всегда удавалось, слишком острой иногда оказывалась грань противостояния, слишком трудно было провести ее между капиталистической Сциллой и социалистической Харибдой.

Неприятие капиталистической цивилизации, ее “буржуазности”, желание найти для своей страны путь в будущее, не зараженное язвами “буржуазности”, подводило к “идее перескока” Россией стадии капитализма, концептуально оформившейся в теорию некапиталистического развития. “Мы можем и должны пройти через скорбные, трудные фазы исторического развития наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоологического существования”, - писал Герцен .

Идея подкреплялась, во-первых, ссылками на объективные для этого социально-экономические предпосылки, которые связывались с крестьянской общиной, отсутствовавшей в западной формуле развития. В обращении к общине можно усмотреть связь со славянофильством (и не без основания), но эта связь все-таки внешняя, ибо защита общинных принципов (право каждого на землю, коллективное владение ею, мирское управление) подчинена учению о социализме и продиктована не склонностью культивировать национальную самобытность, а желанием соединить достижения западной цивилизации с особенностями жизни русского народа. Иными словами, как это ни покажется странным, в самом обращении к общине было больше “западничества” нежели “славянофильства”. В нем просматривалось очевидное противостояние последнему, как консервативной утопии . Задача виделась в том, чтобы “...сохраняя все то общечеловеческое образование, взятое с Запада, которое действительно привилось к нам и, следовательно, должно идти с нами в рост, - удалить все то, что не привилось, что составило нарост ложных учреждений и ложных юридических понятий, и, следовательно, освободить народное начало общественного права собственности и самоуправления так, чтобы оно могло развиваться без препятствий, на свободе” .

В отличие от славянофилов Герцен и Огарев в своей модели исторического развития России исходили из факта внутренней противоречивости крестьянской общины. С одной стороны, она признанием равного права каждого на пользование землей утверждала принцип коллективизма, без которого невозможен социализм. “В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладений, на аграрном и инстинктивном коммунизме”, - уверен Герцен . С другой стороны, в принципах общинной жизни усматривались существенные ограничения для свободного развития человека, ибо община “усыпляет человека, присваивает его независимость”.

В снятии этого противоречия - как “развить полную свободу лица, не утрачивая общинного владения и самой общины, - по их мнению, - и заключается задача социализма” . В том, что это противоречие преодолимо, защитники новой утопии не сомневались. Для этого необходимо освободить общину от примесей, внесенных в нее монголизмом, бюрократией, немецкой военщиной, крепостничеством. “Дайте общине свободно развиваться, - убеждал Огарев, - она договорится до определения отношений лица к общине, она даст право независимости лицу” . Правда, на чем основывалась эта уверенность - на исторических ли параллелях, на умозрительных ли схемах или на историософской идее, что любая исторически сложившаяся форма несет в себе разумное начало, сказать трудно. Очевидно одно - община мыслилась при соблюдении определенных условий как способная к развитию и не препятствующая свободному развитию личности, и в таком качестве она рассматривалась как зародыш будущего общества.

Заметим, что важна не община сама по себе, а ее принципы, которые, кстати сказать, сродни подвижной “работничьей артели” как форме, которая не имеет монопольных прав, а есть просто соединение вольных людей одного мастерства “на общий прибыток общими силами”. Это предопределило главный вывод, а точнее, главное направление всех построений, а с этим - выбранные принципы моделирования будущего: Европа пойдет “пролетариатом к социализму, мы - социализмом к свободе” . В общине виделась та социальная структура, которая может связать настоящее и будущее страны с наименьшими “издержками”, обеспечив необходимые для этого быстрые темпы экономического и социального развития российского общества. Но даже в отстаивании этой идеи Герцен и Огарев оставались убежденными западниками, ибо задача виделась в том, чтобы, сохраняя “народное начало”, связанное с “общественным правом собственности и самоуправлением”, развить “общечеловеческое образование”, которое уже привилось в России. Концепция “русского социализма” преследовала цель не тотального отрицания западной цивилизации, а поиска путей развития, соответствующих историческим особенностям России и при этом не исключающих ускоренного усвоения ею достижений этой цивилизации. В процессе усвоения последних идеи социализма должны были сыграть (и, как знаем, сыграли) не последнюю роль. В этом смысле Герцен был, бесспорно, прав, говоря, что “Россия проделала свою революционную эмбриогению в европейской школе /.../ Мы сослужили народу эту службу, мучительную, тягостную” .

Во-вторых, “идея перескока” Россией через капиталистическую фазу развития подкреплялась ссылками на идею преимущества “отставших” народов. Отметим, что в обосновании этой мысли у основоположников “русского социализма” полностью отсутствовали элементы социального мистицизма, как в равной мере в них не было и акцента на насильственных методах, что будет характерно для последующих защитников этой идеи - у большевиков. “Мы в некоторых вопросах потому дальше Европы и свободнее ее, что так отстали от нее... Либералы боятся потерять свободу - у нас нет свободы; они боятся правительственного вмешательства в дела промышленности - правительство у нас и так мешается во все; они боятся утраты личных прав - нам их еще надобно приобретать” . В защите “идеи перескока” высвечивается линия противостояния либеральной модели: в общинном социализме нет места гражданскому обществу, его проблемы как бы и не волнуют защитников социалистической утопии. Правда, значимость этих проблем не отрицается, но не для России эпохи самодержавия. Пока существует самодержавие, все разговоры о гражданском обществе, праве и либеральных свободах есть утопия, считают социалисты, ибо в начале необходимо решить вопросы, связанные с обеспечением экономических и политических предпосылок гражданского общества и прежде всего - с ликвидацией крепостничества и самодержавия. В такой постановке проблемы они как бы смотрели дальше либералов, точнее (были более реалистами . Но в выборе средств решения этой задачи они были утопистами .

Некапиталистический путь развития предполагал подготовку необходимых социальных и экономических условий, мер по реорганизации общественного хозяйства. В этой подготовительной работе важно устоять перед искушением “перескочить сразу - от нетерпенья” (Герцен). В противном случае разрушенный старый строй “снова начнет какой-нибудь буржуазный мир”, потому что он “внутри не кончен” и потому что новая организация на первых порах не настолько готова, “чтобы пополниться, осуществляясь” . Предостережения Герцена на этот счет очень важны для понимания следующих моментов “идеи перескока”. Прежде всего, она не только не исключала, а предполагала необходимую подготовительную работу: новая организация не должна насаждаться принудительными средствами, силой авторитета ее непосредственных инициаторов, ибо должна иметь реальную почву. Далее, “идея перескока” не противоречила герценовской философии истории, в частности ее исходной посылке о естественно-закономерном ходе истории. Последняя в рамках исторической закономерности могла варьировать свои направления, если таковые не шли вразрез с ее общей логикой. Некапиталистический путь развития представлялся именно таким возможным вариантом, имеющим объективные основания в исторически сложившейся русской крестьянской общине. На Западе ее не было - там не было для “перескока” предпосылок, в России она была - и это давало ей иные шансы для развития. Возможно, эти шансы и заведут в тупик. А возможно, и нет. Но в любом случае модель “крестьянского социализма” - это реальность, хотя лишь “частный случай нового экономического устройства, новой гражданственности, одно из их приложений”, как подчеркивал Герцен, убежденный в том, что социальные идеи обладают многообразием форм воплощения .

В-третьих, идея “перескока” обосновывалась “философией случайности”. Мы уже отмечали выше, что “русский социализм” был не только навеян национальными и остро развитыми патриотическими чувствами его основателей. Но одновременно он очевидно тяготел и к рационалистическому обоснованию, к философски оформленным сциентистским доводам. К числу таких сциентистских обоснований возможности у России своего пути развития относится и историософская трактовка Герценом случайности: возможность вырваться вперед связана с тем, что ход истории не предопределен жестко, ибо в его “формулу” входит много изменяемых начал, в том числе и возможность случая, в силу чего она склонна “к импровизации ”. “При отсутствии плана и срока, аршина и часов развитие в природе, в истории не то что не может отклониться, но должно беспрестанно отклоняться, следуя всякому влиянию и в силу своей бесконечной страдательности, происходящей от отсутствия определенных целей” . Поэтому история “бросается во все стороны”, творя “бесчисленные вариации на одну и ту же тему”. На этом тезисе - о роли случая и склонности истории к импровизации в силу заложенных в ней возможностей двигаться в разнообразных направлениях - основана герценовская идея о социализме вообще и обоснование его возможности в России. В экономически отсталой стране, какой была Россия, он вполне может укорениться как результат исторической импровизации. Но, несмотря на очевидный сциентизм исходных посылок, в идее, да и в ее обосновании, остается много места для утопизма. Примечательна в этой связи оценка В.В.Зеньковского, считавшего, что именно включением в модель исторического развития категории случайности “Герцен открыл для русской мысли очень плодотворную и творческую основу для разных утопических и теоретических построений” .

“Русский социализм” был попыткой наведения мостов между идеалом и исторической действительностью. Возможность его реализации связывалась с установкой на философский реализм, который признавался основой социалистической теории. Суть его - “наука опыта и расчета”, т.е. политэкономическая теория и адекватная ей социальная практика. “Без всякого сомнения социализм связан с наукой действительного опыта и расчета, - писал Н.П.Огарев, - в свою очередь наука опыта и расчета... без сомнения связана с философским реализмом, она не может взять себе другого основания, не изменяя самой себе” . Такова же позиция была и у Герцена: “Твердыню собственности и капитала надобно потрясти расчетом, двойной бухгалтерией, ясным балансом дебета и кредита” . “Наука опыта и расчета” напрямую соотносилась с экономическими вопросами, которые рассматривались как главные, исходные в любом типе социального моделирования. “Наука общественного устройства все больше и больше приходит к необходимости принять за свое средоточие экономические отношения общества. Таким образом, основная задача переходит из неопределенности слишком широкой постановки в пределы, яснее очерченные. Мы сводим постановку основной задачи на экономические отношения общества” .

Обращение к политической экономии, которая “крепко уселась на почве” (Огарев), вынудит социализм “заземлить” свои идеи, что в свою очередь вдохнет воздух в политическую экономию . Соединение политической экономии с социализмом на территории идеи о роли общинного землевладения разворачивало социалистический идеал к реальной жизни, укрепляло его необходимым “экономическим началом”. (Чуть позже из такой постановки проблемы вырастет так называемый народнический социализм, который замкнет социалистическую теорию на революционную практику, выявив точку роста для другой - большевистской - Утопии.

2.2. Экономическое обоснование социалистической утопии

В конце 40-х г. почти одновременно с Герценым и Огаревым о значимости экономических вопросов для социалистической теории писал обративший на себя внимание экономист, проф. Петербургского университета В.А.Милютин. Ставя вопрос о преодолении утопизма социалистических теорий, он подчеркивал, что последние должны обращаться к экономическим вопросам. Социалистическая теория должна соединиться с политической экономией, это придаст ей необходимый философско-исторический характер, включит в нее знание об объективных законах истории. Милютин принимает Утопию как способ социального моделирования, считая ее необходимой и естественной формой “человеческой мыслительности”. Не будь в человеке этой способности противополагать действительности свой идеал, не было бы развития, не было бы истории . Но важно вовремя поставить предел своим идеальным построениям, своей фантазии. Это возможно на территории философии истории, которая, по мнению Милютина, занимает срединное положение между “чистым идеалом” и “чистой действительностью”. “Она есть не что иное, как выражение их взаимного отношения, наука, объясняющая способ перехода идеала в действительность и развитие действительности сообразное с идеалом”” .

Как наука положительная и точная, т.е. дающая рациональное предвидение будущего, философия истории освобождает Утопию от элементов мечтательности и пророчеств. Последнее, принципиально меняя отношение социального идеала с действительностью, делало возможным переход Утопии мало-помалу из несбыточной мечты в идею совершенно практическую, основанную на знании, что человечество не может по своему желанию, т.е. “без приготовлений”, перейти из существующего состояния в состояние “полного и безусловного совершенства”. Эти приготовления, считал Милютин, связаны с постепенным усовершенствованием экономической организации общества, и прежде всего с урегулированием взаимоотношений труда и капитала: “...до тех пор, пока не изменится это отношение, различные необходимые условия и элементы прогресса будут постоянно находиться между собою в несогласии и разрыве .

Путь к этому - развитие промышленности, совершенствование отношений собственности, кредитной системы, организации труда в направлении, делающим возможной ситуацию, чтобы работник участвовал “в выгодах капитала”. Постепенное совершенствование современной экономической организации - ближайшая и непосредственная цель и задачи социальной науки, в том числе и теории социализма (связаны с поисками средств и способов достижения этой цели. Обращение к этой цели сделает социализм “истинной утопией”, т.е. придаст его общественному идеалу, наличие которого и определяет всякую утопию как особый жанр интеллектуального творчества, черты рациональности, приведет социализм в согласие с действительностью и ее законами.

С этих позиций Милютин критикует современную ему социалистическую Утопию. Социалисты, считает он, обеспокоены поисками такого идеального устройства, которое обеспечит каждому пользование всеми возможными благами, т.е. принимают “справедливое за единственный критерий возможного”. Для Милютина выход из этого тупика (правомерность социалистического идеала при несогласованности его с экономическими законами развития) возможен только с помощью политической экономии, которая не только не снимает с Утопии характер мечтательности, но и позволит, приблизив ее к действительности, изучить и понять последнюю в соответствии с ее собственными тенденциями и силами, сблизив тем самым Утопию с жизнью. Результатом слияния социализма с политической экономией станет, по мысли Милютина, новая наука об обществе, задача которой виделась “в приложении открытых истин к жизни и в преобразовании экономического устройста сообразно с требованиями разума и общей пользы” . Это придаст социализму характер “научных формул” и из несбыточной мечты превратит в идею, способную перейти из “сферы отвлечений в сферу действительности”.

Идеи Милютина нашли продолжение в 50-х гг. в учении о социализме Н.Г.Чернышевского. Еще в 1848 году он писал, что политическая экономия и история “стоят теперь во главе всех наук. Без политической экономии теперь нельзя шагу ступить в научном мире. И это не то, что мода, как говорят иные, нет, вопросы политико-экономические действительно теперь стоят на первом плане и в теории, и на практике, то есть и в науке, и в жизни государственной” . Подобно политической экономии содержание социализма ограничивается экономической стороной жизни. Собственно, между этими двумя теориями можно поставить знак тождества. Поэтому, моделируя будущее социалистическое общество, Чернышевский уделяет внимание прежде всего вопросам его экономических и материально-технических предпосылок, его закономерной обусловленности.

В это время в “Современнике” выходят его работы “Критика философских предубеждений против общинного владения” (1858), “Капитал и труд” (1860), “Очерки политической экономии (по Милю)” (1861). Своеобразие моделирования Чернышевским контуров социалистического общества состоит в том, что он обосновывает Будущее на основе выявления ведущих тенденций настоящего - современных ему капиталистических реалий Западной Европы. В общественных отношениях “все зависит от нынешнего положения дел, из каких бы там событий оно ни проистекало, из давних или недавних. Если общество проникается стремлением изменить эти отношения, оно не смотрит ни на какое право давности; дело решается тем, на какой стороне сила и каковы нынешние чувства стороны, одерживающей верх” . Опираясь в своих исследованиях на идеи Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Годвина, а также некоторые построения Луи Блана, мыслитель приходит к выводу: социализм есть неизбежный результат социально-экономической истории человечества, его движения по пути к коллективной собственности и “принципу товарищества” .

Чтобы преодолеть “догматические предвосхищения будущего”, как он характеризовал предшествующие Утопии, Чернышевский делает объектом своего анализа исторический процесс в точке перехода от старого к новому, от “сегодня” к “завтра”. Поиски этого перехода приводят Чернышевского к убеждению, что историческое движение общества подчиняется объективной закономерности. (Хотя следует отметить, что в целом его взгляды на исторический процесс в это время еще не выходили из рамок просветительской теории.)

Наиболее последовательно проблемы экономической обусловленности социализма разрабатывались Чернышевским в связи с переводом и комментированием сочинений Д.С.Миля, в частности его “Оснований политической экономии”. Анализ исторического процесса и экономического развития капиталистической цивилизации подвел Чернышевского к выводу: вектором последней является рост крупной промышленности и возрастание обобществления труда, что должно с необходимостью привести к ликвидации частной собственности. В этом смысле, уверен Чернышевский, “опасаться за будущую судьбу труда не следует: неизбежность ее улучшения заключается уже в самом развитии производительных процессов” . Но дело не только в технологических тенденциях промышленного производства, а и в объективной социальной направленности общественного развития, которая выявляется в том, что человечество идет “к замене вражды, принимающей в промышленных делах форму конкуренции, товариществом, союзом” .

Главное в вопросах о будущем - увидеть направление, в соответствии с которым развивается настоящее. И потому, что направление всегда выражает закономерность, т.е. сущностную характеристику исторического процесса, и потому, что, следуя направлению, мыслитель освобождает модель от частностей, которые трудно верно предугадать, поскольку “историческое движение совершается под влиянием... множества различных влечений” . Таким направлением, по мнению Чернышевского, является “промышленное направление”. Оно есть объективное основание всех изменений, которые ожидает человечество и которыми следует руководствоваться, подготавливая или осуществляя эти изменения. Это необходимая, говоря современным языком, парадигма социального моделирования.

Сам Чернышевский, не без доли просветительского романтизма, так обосновывает свою позицию: “...из промышленного направления выходит и некоторое содействие просвещению, потому что для промышленности нужна наука и умственная развитость, из него выходит и некоторая забота о законности и правосудии, потому что промышленности нужна безопасность; из него выходит и некоторая забота о просторе для личности, потому что для промышленности нужно беспрепятственное обращение капиталов и людей /.../ Когда развивается промышленность, прогресс обеспечен” . Как видим, даже в этой очевидной обращенности к материальной основе жизни Чернышевский оставался утопистом, потому что последним критерием прогресса в соответствии с его философским антропологизмом для него выступает адекватность социальных отношений и институтов “природе человека”, “потребностям человеческой натуры” . В этой связи примечательно следующее суждение: “Если самостоятельность общества действительно должна быть целью общественной теории, то очевидно, что этой цели можно достигнуть только покровительством всему, что содействует развитию самостоятельности, - именно заботой об истреблении бедности, распространении просвещения, о смягчении нравов и об истреблении тех причин, от которых портится характер и получают фальшивое направление человеческие наклонности” .

И тем не менее социализм выступает в учении Чернышевского как экономическая необходимость, какой в свое время стал капитализм, принесший более высокие формы производства. Корни этой необходимости уходят в социально-экономический базис капиталистической цивилизации, по мере развития которого стала “все сильнее и сильнее выступать тенденция, противоположная безграничному праву частной собственности... тут везде - нечто похожее на коммунизм” . Сделанный вывод работал на обоснование идеи о преходящем характере и исторической ограниченности капитализма, причины которых Чернышевский усматривал прежде всего в факте разъединения непосредственного производителя со средствами производства, т.е. в частной собственности, ставящей предел развитию производства, росту производительности труда. Эта историческая ограниченность капитализма и вселяет уверенность в обреченность частнособственнических порядков, в реальность ситуации, “когда отдельные классы наемных работников и нанимателей труда исчезнут, заменившись одним классом людей, которые будут работниками и хозяевами вместе” .

Таким образом, капитализм в своем историческом движении приходит к собственному отрицанию, приближает свой социальный антипод - социализм. Линия критики капитализма и прорисовки будущего общества, казалось, достаточно жестко вела к материализму. Но этого не случилось - не привела. Иногда анализ капиталистических реалий уводил от утопии, но тогда на горизонте появлялись контуры мелкобуржуазного социализма с его ориентацией на мелкого собственника-производителя.

Вывод об экономической обусловленности социализма, о его корнях в капиталистической (промышленной) цивилизации не поколебал веры Чернышевского в крестьянскую общину, что и объясняет во многом, почему он остался на позициях утопического социализма. С этим последним его сближает и приверженность идее “перескока”, правда, получившей несколько иное, отличное от герценовского, философское оформление. “Нас занимает вопрос: должно ли данное общественное явление проходить в действительной жизни каждого отдельного общества все логические моменты или может при благоприятных обстоятельствах переходить с первой или второй степени развития прямо на пятую или шестую, пропуская средние, как это бывает в явлениях индивидуальной жизни и в процессах физической природы”, - задается вопросом Чернышевский и дает на него положительный ответ . Более того, народ, общество, “перепрыгнувшие” через историческую ступень, имеет шансы избежать или хотя бы уменьшить просчеты, ошибки, неудачи тех, кто медленно поднимался по ступеням истории. “Поздние народы” не только быстрее, но и легче преодолевают весь этот путь, они оказываются в “фаворе” у истории, которая “как бабушка страшно любит младших внучат” .

Свой общественный идеал Чернышевский связывал с общинным владением, которое он дополнял “общинным производством”. Общинное владение, по его мнению, “гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное богатство” . Но главное - общинному владению соответствует “соединение работника и хозяина в одном лице”, что гарантирует свободу - политическую, гражданскую, духовную. Для Чернышевского это главный показатель развитости общества. Поэтому, если в условиях общественной собственности на средства производства в чем-то будет проигрывать производительность труда - не стоит слишком беспокоиться, ведь рост материального, вещественного богатства - это не цель, а лишь средство общественного прогресса. “На какой фабрике больше производится продуктов: на фабрике, принадлежащей одному хозяину-капиталисту, или на фабрике, принадлежащей товариществу трудящихся? - Спрашивает Чернышевский и отвечает, - я этого не знаю и не хочу знать; я знаю только, что товарищество есть единственная форма, при которой возможно удовлетворение стремления трудящихся к самостоятельности, и потому говорю, что производство должно иметь форму товарищества трудящихся” . Как видим, и в политэкономических вопросах Чернышевский порой следовал ориентациям, которые несли печать просветительского социализма 40-х гг. И тем не менее по сравнению со своими предшественниками он сделал заметный шаг вперед.

Во-первых , Чернышевский придал социалистической утопии новые черты, приблизив ее обоснование к материалистической догматике, основанной на политэкономическом анализе-критике капитализма . Обращение к политической экономии, исследование законов истории, дало ему некоторые преимущества в прорисовке будущего общества и прежде всего его социально-экономических контуров. Социализм Чернышевского предполагает “соединение труда и собственности в одних и тех же лицах”, исчезновение “класса наемных работников и класса нанимателей труда”, появление класса людей, которые будут “работниками и хозяевами вместе”, соединение ренты, прибыли и рабочей платы в одних и тех же руках, участие трудящихся в управлении производством и др.

Во-вторых , для Чернышевского достижение социализма связано с успехами человеческой цивилизации, историческое движение которой “дает самостоятельность индивидуальному лицу, так что оно в своих чувствах и действиях все больше и больше руководится собственными побуждениями, а не формами, налагаемыми извне” . В его утопии, соединившей социализм с антропологическим принципом (человек - мера всех вещей), в равной степени внимание уделялось как принципам построения общества, так и человеку, личности. Именно Утопии Чернышевского мы обязаны тому типу людей, который взволновал общественность 60-х гг., еще раз взбудоражил ее идеями социализма, заставил говорить о нем не столько как о желаемом будущем, сколько как о должном настоящем. Его социалистические идеи, как справедливо отмечает Е.Черткова, имеют ярко выраженный этический характер . Герои его романа “Что делать?” стали прообразами тех “новых людей”, которые спустя некоторое время составили многочисленные отряды народовольцев и с практической деятельностью которых будет связана дальнейшая эволюция русского утопического социализма.

В-третьих , своеобразна трактовка Чернышевским путей достижения социалистического идеала, центральной идеей которой является идея “переноса” из будущего в настоящее “всего, что можно перенести”. (В этой связи примечателен Четвертый сон Веры Павловны, о котором мы уже говорили.) Как осуществить этот “перенос”? - Путем нравственного самосовершенствования, воспитания в себе критического отношения к существующей действительности, самообразования, стараниями где и как возможно внедрять в жизнь - свою собственную и окружающих тебя людей - любовь к труду и такие формы его организации, которые, с одной стороны, основываются на товариществе, с другой стороны, культивируют “честное предпринимательство” и принцип соперничества. Чернышевский и сам, видимо, понимал, что в подобных рекомендациях немало утопизма, тем более в случае, когда речь идет о России, еще толком не ступившей на капиталистический путь развития. То, чего требует от своих людей Запад - соперничество, конкуренция, предприимчивость (не могло быть в полной мере востребовано в России, и потому для нее “практическое принятие обществом такой формы экономического расчета, которая была бы удовлетворительнее соперничества, - дело очень трудное” . И не только трудное, но и далекое, в этом Чернышевский не сомневался. Столь очевидная противоречивость позиции, свидетельствующая о внутренних сомнениях и сложных исканиях придает его социалистическим воззрениям свое лицо, наделяет его чертами, отличающими в целом как от социалистической Утопии 40-х гг., так и от социализма “действенного народничества” 60-70-х гг.

В-четвертых , поставив вопрос “Что делать?” и заставив задуматься над трудностями ответа на него, Чернышевский не отрицал в качестве способа приближения Будущего массовых (для России - крестьянских) революционных действий. Но они должны быть подготовленными . Он был противником стихийных, бунтарских выступлений, убежденный в их бесплодности. Необходимое условие успешной народной революции - это выбор ее “надлежащего направления”, т.е. такого, какое под силу осуществить только организации революционеров - группе просвещенных, критически мыслящих людей, способных своим поведением и действиями воодушевить массы на борьбу. Этими доводами (не идеей революции самой по себе!) Чернышевский открыл путь для соединения социалистической теории с революционной практикой, для превращения ее из факта общественной мысли в факт революционной борьбы . Правда, эти проблемы найдут у него разработку после крестьянской реформы 1861 года, и именно с этого времени Чернышевский все меньше будет писать о социализме. Это было фактически “началом конца” социалистической утопической мысли в России в ее классическом варианте, когда моделирование будущего общества осуществляется в сфере сознания и средствами сознания. Идеи социализма перекочуют в область практики. Правда, как показал исторический опыт, сам по себе этот факт вовсе не освободил их от утопизма, ибо и практические действия могут завести в “историческое никуда”.

* * *

Мы рассмотрели этап развития русского утопического социализма, связанный с началом 60-х – концом 70-х годов прошлого века, доведя его до начала революционного движения в России, когда наметился переход к активной пропаганде социалистических идей, в которую включились такие блестящие публицисты, как Н.А.Добролюбов, М.О.Михайлов, Н.В.Шелгунов, Н.А.Серно-Соловьевич, Д.И.Писарев, П.Г.Заичневский. Их усилиями идеи социализма переводились на уровень прикладных разработок, связанных по большей части с тактикой и стратегией революционной борьбы. Социалистическая утопия соединилась с русским революционно-освободительным движением, и отныне они будут выступать в одном потоке .

В это время внутри русского социализма и революционного движения возникают различные течения, вступающие подчас в непримиримые отношения друг с другом. Но господствующим направлением и освободительного движения, и социалистической мысли стало “действенное народничество”. “Действенное народничество” выступило как против пережитков крепостничества, царского самодержавия, так и против буржуазного пути развития России. Его главными идеологами были М.А.Бакунин, П.Л.Лавров, П.Н.Ткачев, В.В.Берви-Флеровский, К.М.Михайловский. Концепции Герцена и Чернышевского сменились теориями, в которых общетеоретические, “замешанные на просвещении”, основы классиков конкретизировались в программы социального действия, ориентирующие на массовое “хождение в народ”, вылившееся “в своеобразное приобщение к источнику того, что признавалось за воплощение справедливости и добра” . Народники заговорили о социализме другим языком, да собственно и о другом социализме, пытаясь внушить, что борьба за его осуществление есть “личная задача индивида”, которую он должен осознать в качестве своего внутреннего долга. Новое поколение его адептов сумело сформулировать идею социализма как политический и нравственный принцип, как формулу непосредственного действования. Все были одержимы страстью “устраивать будущее”.

В это время в социалистическом движении все острее заявляют о себе процессы дифференциации. Разногласия возникают по вопросам тактики и форм революционной борьбы: чему отдать предпочтение - усилению пропаганды социалистических идей в народе, призывам к бунту против самодержавия, массовому террору в отношении представителей властных структур (вплоть до истребления царской фамилии)? Широкий отклик получают идеи анархизма, призыв М.А.Бакунина сойтись с народом, чтобы “помчаться вместе с ним, куда вынесет буря”. Защищая формы общественной самоорганизации, покоящейся на началах самоуправления, автономии и свободной федерации (индивидов, провинций, наций), Бакунин выступал против централизованного чиновничье-бюрократического государства. “Мы хотим полной воли для всех народов, ныне угнетенных империей, с правом полнейшего самораспоряжения на основании их собственных инстинктов, нужд и воли, дабы федерируясь снизу вверх, те из них, которые захотят быть членами русского народа, могли бы создать сообща действительное вольное и счастливое общество в дружеской федеративной связи с такими же обществами в Европе и целом мире”, - писал Бакунин .

Именно такая форма организации людей - основанная на воле, на самоопределении, какое удастся “ухватить”, по мнению Бакунина, да и многих из тех, кто пережил эйфорию свободы гораздо позже, может гарантировать социальное равенство и справедливость. В противном случае равенство обернется рабством, а свобода - несправедливостью. Но история доказывает как раз обратное. А утопизм тезиса обнаруживается в предлагаемой программе борьбы за осуществление идеала: средством его осуществления провозглашалось пробуждение инстинктивных порывов масс к свободе, направленных на насильственное разрушение государственных структур. В уповании на разрушительную силу массовых действий, в убеждении, что насилие может породить согласие и социальный мир, состоял утопизм бакунинской теории. Он, как и его последователи, не учитывал того факта, что усвоенные толпой идеи вольности становятся идеями-страстями неуправляемой толпы и приобретают разрушительный характер. История это доказывала не раз, более того, она доказывает это и по сей день, мы только не принимаем в должной мере ее доводы. Может, потому, что, как справедливо отмечает В.Г.Федотова, “воля вместо свободы как противоположный полюс долготерпения является характерной чертой российского сознания” . Эта “воля вместо свободы” и сегодня будоражит умы многих.

Среди тех, кто в XIX в. противостоял анархическим настроениям, были Г.А.Лопатин, М.Ф.Нерескул, П.Л.Лавров и - И.А.Герцен. Еще раз напомним его письмо “К старому товарищу”, которое явилось результатом долгих, мучительных раздумий о сущности социализма и революции, о их “превращенных формах” и опасности за средствами борьбы не увидеть сам идеал. Герцен как бы “приоткрыл” занавес истории и увидел, что произойдет через несколько десятилетий. “Замечено, что у оппозиции, которая открыто борется с правительством, всегда есть что-то от его характера, но в обратном смысле. И я уверен, что существует известное основание для страха, который начинает испытывать русское правительство перед коммунизмом - это русское самодержавие наоборот” .

“Письмо-предупреждение” Герцена предостерегало от революционного авантюризма, слепого следования за интересами толпы, от манипулирования ее сознанием. Особенное беспокойство вызывала реальность перерождения идей социализма в казарменный коммунизм. Горе бедному духом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, вся выгода которой будет состоять в одном пропитании, - предупреждал Герцен. Он предостерегал также от попыток строить новое общество средствами насилия. Нанося удар старому миру, необходимо спасти все, что достойно спасения. Вместе с осуждением анархических настроений, политического авантюризма, провоцирования масс на стихийные действия под знаком прямолинейно понятой свободы Герцен не соглашается с требованиями уничтожения государства как общественного института власти. Нельзя отрицать государство, убеждал Герцен, пока не достигнуто главное условие выхода из него - “совершеннолетие большинства”. Ибо “нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы” . Верность этого тезиса подтверждает наш сегодняшний опыт. “Лабиринты свободы”, оказывается, тоже имеют свои тупики.

Завещание Герцена закрывало последнюю страницу крестьянского социализма, но, правда, не ставило точку в эволюции русской утопической мысли. Она не ушла в небытие, хотя так трансформировалась, что ее трудно было опознать в тех модификациях, которые уготовила история. Крестьянская социалистическая Утопия уступила место большевистской пролетарской. Первоначально, да и позже, никто не увидел в ней черты старого утопизма - сложно было рассмотреть их в теории, основанием которой стало научное мировоззрение - материалистическое объяснение истории. Но это уже совсем другая тема и другая страница в истории русской утопии.

Весь земельный фонд предлагалось разделить на две части: - общественную, создающуюся за счет отторжения части помещичьих владений, и частную. Первая предназначалась для бесплатной раздачи в пользование всем нуждающимся. Вторую предполагалось сделать предметом купли-продажи.

Там же. С. 347.

Милютин В.А. Пролетарий и пауперизм в Англии и во Франции // Он же. Там же. С. 162.

Там же. С. 380.

Чернышевский Н.Г. Письмо Г.И. и Е.Е.Чернышевским 22 ноября 1849 г. // Он же. Полн. собр. соч. В 15 т. Т. 14. М., 1948-1950. С. 167.

Чернышевский Н.Г. Подстрочные примечания к переводу Милля // Там же. Т. 9. С. 836.

В этой связи, присоединяясь к точке зрения А.И.Володина, отметим, что вряд ли прав был Г.В.Плеханов, считавший, что для Чернышевского главная задача заключалась “не в изучении объективного хода развития нынешнего общества, а в исследовании того, каким должно быть будущее общество” (Плеханов Г.В. Соч. Т. VI. М.-Л., 1925. С. 70). Именно настоящее становится для Чернышевского отправной точкой в экономическом обосновании социалистического идеала. (См.: Володин А.И.

Там же. С. 237.

Бакунин М.А. Наша программа // Народническая экономическая литература. Избр. произведения. М., 1958. С. 121.

Федотова В.Г. Анархия и порядок в посткоммунистической России // На перепутье. М., 1999. С. 126.

Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Он же. Собр. соч. в 8 т. Т. 3. М., 1975. С. 971.

Герцен А.И. К старому товарищу // Он же. Собр. соч. В 30 т. Т. 20, кн. 2. С. 590.

Индустриализация в СССР. Курс на строительство социализма. Сущность и основные социально-экономические итоги и последствия индустриализации в годы первых пятилеток.

Командно-административная система социализма и общественно-политическая жизнь Казахстана в 40-50 гг. дело Е. Бекмаханова

Конституция 1977 г. и общество развитого социализма конца 70-х гг.

Во второй половине 1820-х гг. центром развития революционного движения становится Москва.

В 1826 г. в среде студентов Московского университета сформировался тайный антиправительственный кружок, возглавляемый братьями Василием, Петром и Михаилом Критскими. Члены этого немногочисленного (около 10 человек) революционного общества разрабатывали планы восстания и цареубийства. На своих документах они ставили печать с надписью: «Вольность и смерть тирану». Заговорщики рассчитывали получить помощь со стороны А.С. Пушкина и генерала А.П. Ермолова, причем последние не были поставлены об этом в известность. Восстание планировалось на день коронации (22 августа 1827 г.), но незадолго до этого агенты III отделения выследили кружковцев. Братья Критские были отправлены в тюрьму на Соловки.

В 1831 г. в Москве возник революционный кружок Н.П. Сунгурова, численностью около 30 человек. Так же, как и братья Критские, сунгуровцы готовили вооруженное восстание и цареубийство, планируя установить в стране конституционную монархию. Заговорщики хотели склонить на свою сторону части Московского гарнизона и «городские низы». В этом же году кружок был раскрыт, а большинство его участников сосланы на каторгу или отданы в солдаты.

В 1829 г. в число студентов Московского университета были приняты разночинец В.Г. Белинский, А.И. Герцен (незаконнорожденный сын московского помещика И.А. Яковлева), Н.П. Огарев, ставшие впоследствии выдающимися представителями русской революционной демократии. В том же году В.Г. Белинский основал студенческий кружок, получивший название «Литературное общество 11-го нумера». Члены кружка (большинство из них составляли разночинцы) изучали западную философскую и общественно-политическую литературу, читали и обсуждали произведения А.С. Пушкина, К.Ф. Рылеева и др. Кроме того, они сами писали публицистические статьи и художественные произведения. В.Г. Белинский стал автором драмы «Дмитрий Калинин», наполненной революционным антикрепостническим пафосом. За эту пьесу он подвергся преследованиям со стороны университетского начальства, а в 1832 г. и вовсе был исключен из числа студентов. Кружок «11-го нумера» распался. Дальнейшая эволюция взглядов В.Г. Белинского чрезвычайно интересна и драматична. Он метался между консерватизмом, либерализмом и революцией вплоть до 1840 г., когда окончательно «проклял свое гнусное стремление к примирению с гнусной действительностью» и твердо встал на сторону революционной демократии. Особое значение для развития революционного движения имели публицистические работы Белинского – «Литературные мечтания» (1834 г.), где он наносит мощный удар по «теории официальной народности» и ее литературным адептам, а также письмо к Н.В. Гоголю (1847 г.), резко обличавшее предложенный писателем путь религиозно-нравственного совершенствования в рамках существующих порядков. По мнению Белинского, России нужны были «права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, строгое, по возможности, их исполнение».

С 1831 по 1834 гг. действовал студенческий кружок А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Он во многом походил на «Литературное общество 11-го нумера», но отличался большей политической направленностью. В автобиографическом произведении А.И. Герцена «Былое и думы» можно прочесть, что кружковцы «проповедовали Французскую революцию, потом проповедовали сен-симонизм и ту же революцию;… проповедовали конституцию и республику, чтение политических книг… но пуще всего проповедовали ненависть ко всякому насилию, ко всякому произволу». Кружок организовал несколько студенческих демонстраций против реакционных профессоров, строил планы издания политического журнала. Летом 1834 г. терпение властей лопнуло. По обвинению в «пении пасквильных песен» Герцен и Огарев были арестованы и отправлены служить в провинцию (Герцен – в Вятку, а Огарев – в Пензу).

В 1839 г. А.И. Герцен вернулся в Москву, а в 1847 г. он выехал за границу (в Италию). В 1848 г. во Франции началась очередная революция. Герцен решил быть в гуще событий и перебрался в Париж. Поражение революции произвело настоящий переворот в образе мыслей Герцена.

Он окончательно порвал с либеральным западничеством и начал разрабатывать революционную теорию общинного социализма. Эта доктрина, противостоящая марксизму (продукту европейской цивилизации), стала впоследствии основой программы революционных народников, а в конце XIX – начале XX вв. – партии социалистов-революционеров. Вот ее основные положения: 1) основой европейской цивилизации является индивидуализм, который только усиливается с развитием буржуазных отношений. Западный мир, построенный на частной собственности и инициативе, не смог и не сможет построить социалистическое общество, доказательством чего является поражение революции 1848 г.; 2) российское общество традиционно базируется на принципах коллективизма (соборности). Общинная земельная собственность и самоуправление должны стать фундаментом для построения социализма в России; 3) российское общество может перейти к социализму естественным путем (без кровавого переворота) при условии эволюции общинных отношений, отмены крепостного права и введения гражданских свобод; 4) Россия должна миновать капиталистическую стадию общественного развития, так как буржуазное общество практически не способно эволюционировать в социалистическое; 5) гегемоном (проводником) социалистической революции в России может стать только крестьянство, а не рабочий класс, как утверждают марксисты. Крестьянство – самая многочисленная социальная группа в России, оно является главным носителем общинного начала и ему близки идеалы социализма.

В 1850–1860-х гг. А.И. Герцен и Н.П. Огарев в Лондоне и Женеве издавали альманах «Полярная звезда» и газету «Колокол». В этих изданиях Герцен и помещал статьи «Русский народ и социализм», «Россия» и др., в которых излагал свои взгляды.

Во второй половине 1840-х гг. (1845–1849 гг.) в Петербурге действовал революционный кружок М.В. Буташевича-Петрашевского. В его состав входили Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.М. Плещеев, М.И. Глинка, Н.Я. Данилевский, П.П. Семенов – Тян-Шанский и др. Участники кружка изучали идеи французского утопического социализма (Фурье, Сен-Симон), спорили о его применимости в России. Петрашевский составил «Карманный словарь иностранных слов», объясняющий революционную идеологию для непосвященных людей. Была также собрана библиотека запрещенной литературы, в которой присутствовали труды Ш. Фурье, К. Маркса, Ф. Энгельса, А. Смита, Ж.-Ж. Руссо и др. В 1848 г., под влиянием европейских революций, петрашевцы начали высказывать идеи о коренном переустройстве страны. Они обсуждали вопросы введения республики, отмены крепостного права. Велась дискуссия о путях осуществления революции. В апреле 1849 г., по доносу провокатора, петрашевцы были арестованы. Военный суд приговорил самых активных участников кружка (включая Ф.М. Достоевского) к расстрелу. В последний момент Николай I приказал заменить смертную казнь каторгой.

Одновременно с кружком петрашевцев на Украине действовало Кирилло-Мефодиевское общество. В нем существовало два основных течения: либеральное (Н.И. Костомаров, П.А. Кулиш) и революционно-демократическое, самым ярким представителем которого был поэт Т.Г. Шевченко. Участники общества не только выступали за отмену крепостного права, введение конституции и гражданских свобод, но также стремились защитить украинскую национальную культуру от насильственной русификациии, насаждавшейся правительством Николая I.

Народничество – идеологическое течение разночинной интеллигенции в России в 1860–1900 годах. Название течение получило благодаря своему постулату – «сближение интеллигенции с народом». Народничество XIX века в России началось с предложенной А. Герценом и развитой Н. Чернышевским теории общинного социализма. Постулатами этой теории и как следствие, основой идеологии народничества стали идеи о том, что:
- историческое развитие России должно идти и идет по-своему, отличному от стран Европы, пути.
- для России не характерно и неприемлемо такое явление, как капитализм.
- самодержавие не имеет социальной основы в русском обществе.
- в своем развитии Россия движется к социализму, минуя стадию капитализма.
- ячейка будущего социалистического общества не семья, а община.
- крестьянскими массами должна руководить организация профессиональных революционеров.
-крестьянство, в массе своей, уже готово к тому, чтобы воспринять и откликнуться на социалистические идеи.
-революция – единственно верный способ социальных изменений.

Истоки и причины возникновения. Социальная база.

В середине XIX века решение крестьянского вопроса было главной задачей, стоявшей перед российской властью. Ибо оттого как будет решен этот вопрос зависело дальнейшее развитие страны. В среде интеллигенции предлагалось много вариантов развития страны, но все они сходились на скорейшей отмене крепостничества. Свое виденье на этот счет на рубеже 1840-1850 годов изложил публицист, писатель и философ А. И. Герцен. Под впечатлением от поражения европейских революций конца 1840 годов, он выдвинул теорию о том, что социализм должен утвердится именно в России на основе крестьянской общины. «Общинный социализм» Герцена был развит в конце 1850 годов другим видным публицистом и философом Н. Г. Чернышевским. Но в отличие от Герцена, он полагал, что община – переходный этап к коллективной форме производства и потребления. Идеи «общинного социализма» нашли горячий отклик в среде разночинной интеллигенции. А ее неудовлетворенность ходом крестьянской реформы 1861 года, стала поводом к действию. Кроме того, введенная в 1861 году плата за получение высшего образования закрыла двери университетов для большого числа разночинной молодежи, не имеющей возможности оплачивать свое обучение. От них, по выражению А. Герцена, «заперли науку». Они и стали социальной базой народничества 19 века.

Цели движения.

Целью народничества как общественно-политического движения было полное переустройство общества на основе социалистических принципов.

Течения в народничестве.

Народничество, как общественно-политическое течение, не было однородным. Объединенные главной идеей «общинного социализма», идеологи народничества предлагали разные пути достижения цели.
Пропагандистское направление. Его идеологи - П. Л. Лавров и Н. К. Михайловский. Основной постулат – социальная революция должна готовиться постоянной пропагандой интеллигенции среди народа. Неприемлемость насильственного пути переустройства.
Бунтарское или анархическое течение. Его главным идеологом был М. А. Бакунин. В основе этого направления – отрицание государства как такого и замена его обществами на принципе автономии. Путь достижения цели – через революцию, бунт и восстания. Череда мелких бунтов и восстаний готовит собой большой революционный взрыв.
Социально-революционное или заговорщицкое. Лидер – П. Н. Ткачев. Приверженцы этого течения полагали, что не просвещение должно готовить революцию, а, наоборот, – революция должна дать народу просвещение, равенство и братство. Поэтому не стоит тратить время на просвещение, а создав тайную, дисциплинированную организацию профессиональных революционеров захватить власть. В отличие от анархизма Бакунина, Ткачев выступал за сильное государство, способное превратит страну в большую коммуну.

Деятельность народников.

Первые нелегальные и полулегальные кружки народников появились еще в 1850 годы. Уже тогда они разделялись на пропагандистские и заговорщицкие.
В начале 1860 годов в Москве, Петербурге и других городах стали возникать кружки народников. Наиболее влиятельным из них была созданная в Петербурге в 1861 году первая «Земля и воля». Ее участниками была разработана первая народническая программа переустройства общества. Но в 1864 году организация самораспустилась. Но соратниками первой «Земли и воли» в 1863 году в Москве было создано тайное общество Н. А. Ишутина («ишутинцы»). Это революционная организация ставила своей целью подготовку крестьянской революции. За три года участники организации установили связи с подпольем в других городах, создали в Москве бесплатную школу, несколько мастерских на «социалистических принципах», готовили побег Н. Чернышевского с каторги. Но неудачное покушение на Александра II, совершенное 4 апреля 1866 года по собственной инициативе членом организации Д. Каракозовым, положило конец ее деятельности. Организация была раскрыта и разгромлена, около двух тысяч человек оказались под следствием. Но только 36 из них были приговорены к заключению.
В конце 1860 годов организации народников стали возникать во всех крупных городах. В начале 1870 годов их было уже несколько десятков. Тогда же, в 1873 -1874 годах, состоялось первое «хождение в народ» - массовая попытка народников лично пообщаться с народом. Сотни молодых людей и девушек отправлялись в деревни, устраивались там учителями, фельдшерами, писарями и пытались вести агитацию среди крестьян. Но ничем хорошим для народников это не закончилось – крестьяне настороженно относились к чужакам, ведущим непонятные и крамольные разговоры. Закончилось хождение в народ массовыми арестами - было арестовано 1500 человек, многие из них были осуждены за антиправительственную агитацию. Главным уроком, вынесенным ими из своего хождения в народ, стал отход от попыток поднять массовое восстание. Вместо этого, они сосредоточились на создании организаций профессиональных революционеров.
Наиболее значительной из организаций народников второй половины 1870 годов, стала вторая «Земля и воля», созданная в 1876 году. Она имела несколько филиалов, преимущественно на Юге России. Крестьянская революция не снималась с программы «Земли и Воли», но именно члены этой организации устроили в конце 1870 годов череду покушений на жандармских и полицейских чиновников. Но были в этой организации и те, кто отвергал террор как средство борьбы – Г. Плеханов, В. Засулич, Л. Дейч. В 1879 году произошел окончательный раскол – противники террора создали организацию «Черный передел», а те, кто считал путь террора единственно верным – «Народную волю». В течение года «Народная воля» превратилась в мощную организацию, ее руководящим органом был Исполнительный комитет (Желябов, Михайлов, Перовская, Фигнер и др.). Вокруг этой организации объединилось несколько тысяч народников. «Идеей фикс» народовольцев было убийство императора Александра II. С ноября 1879 года они совершили пять покушений на императора, и только 1 марта 1881 года им удалось достичь своей цели. Но это стало концом как самой «Народной воли», так и многих других организаций народников. Руководители «Народной воли» были арестованы и по приговору суда казнены. Всего же к суду по делу народовольцев было привлечено более 10 тыс. человек. От столь масштабных репрессий народничество, как общественно-политическое течение, уже не оправилось. Хотя еще в течение двадцати лет, вплоть до 1900 годов в Москве, Петербурге и других крупных городах периодически возникали кружки народников, но они были малочисленны и быстро ликвидировались властями. Кроме того, народничество как идеология к началу XX исчерпала себя – крестьянская община, основа идеологии народничества, переставала существовать. На смену общине приходили товарно-денежные отношения. Капитализм, как бы этого ни хотелось народникам, бурно развивался в России, все глубже проникая во все сферы жизни общества. И как на смену крестьянской общине пришел капитализм, так и на смену народничеству пришла социал-демократия.

Значение народничества.

Первыми организациями народников были опробованы методы политической борьбы. Методом проб и ошибок народники пришли к пониманию какой должна быть революционная организация. Этот бесценный опыт был перенят следующим поколением революционеров – социал-демократами. Методы борьбы тоже стали уроком для следующих поколений революционеров, наиболее точно и емко это наследие народников характеризует ленинское «Мы пойдем другим путем».
Идеология народничества оказала огромное влияние на общественную жизнь России второй половины XIX века. Прямыми наследниками этой идеологи были социалисты-революционеры – одна из ведущих сил русских революций. Вовлечение в общественную жизнь большого числа молодежи, практика общественной жизни и политической борьбы – тоже заслуга народничества. Народничество – это общественная инициатива снизу, заставившая власть считаться с мнением, пусть пока небольшой, части общества. Пожалуй, это главное идеологическое значение народничества 19 века в России.

Общинный (крестьянский) социализм

Идеология общинного или крестьянского социализма - исключительно русский утопический проект социалистического переустройства страны. Опыт развития капитализма в ведущих европейских странах с его острыми противоречиями заставил русских революционных демократов искать другие пути общественного развития. В их среде вызревали идеи построения справедливого общества на основе крестьянской общины, в которой они видели прообраз социализма. Наиболее известными разработчиками этого проекта были Герцен, Чернышевский и Огарев, взгляды которых были не только утопичны, но и анархистскими.

Александр Герцен

Российский революционер-демократ, выдающийся философ-материалист, экономист, писатель Александр Иванович Герцен (1812-1870) считается, наряду с Белинским, предшественником русской социал-демократии. Родился Герцен в Москве в тот самый день, когда в нее вступал Наполеон. Он был внебрачным сыном богатого помещика И. А. Яковлева и немки Перхоти Гаак, которая прожила с отцом Герцена всю жизнь, но так и не стала его законной женой.

В 1829 году Герцен поступил в Московский университет, где началась его дружба с Николаем Огаревым, которая продолжалась всю жизнь. В университете друзья создали студенческий революционный кружок. В 1934 году Герцен окончил физико-математическое отделение университета и с головой окунулся в революционную деятельность.

В своих произведениях, прежде всего в "Прошлом и думах" он воссоздал целую историческую эпоху, проанализировал современный ему экономический строй России и стран Запада. Его несколько раз арестовывали, высылали подальше от Москвы (Пермь, Вятку, Новгород). Однако в 1842 году он вернулся в Москву и сразу попал в центр революционной борьбы.

Постепенно Герцен становился одной из центральных фигур русской общественной жизни той эпохи, чему способствовали его блестящие способности полемиста, колоссальная эрудиция, талант мыслителя и художника. В 1838 году он женился на Наталии Захар"їній, своей двоюродной сестре. Отец Герцена не давал молодым денег до того времени, пока не родились внуки. Жену Герцен любил, у них было четверо детей.

В 1847 году Герцен уезжает за границу, а период 1848-1952 лет стал очень тяжелым для него и семьи. Его жена полюбила немецкого поэта Гервега, потом трагически погибли мать и сын, потом умерла и жена. Герцен похоронил ее в Ницце, где впоследствии был похоронен и сам.

В 1853 году в Лондоне Герцен создает "Вольную русскую типографию", а впоследствии журналы "Полярная звезда" и "Колокол", в котором публиковались острые статьи о царизм и крепостнический строй в России. Российское правительство объявило его преступником и Герцен до конца жизни прожил за границей.

Экономические взгляды Герцена были составной частью его революционного мировоззрения. В центре его внимания были критика крепостничества, вопрос о экономические и политические условия его ликвидации. Он резко выступал против собственности помещиков на личность крестьянина, анализировал сущность и формы эксплуатации. Крепостничество он считал главной причиной отсталости России, выступал за освобождение крестьян от него.

Главной проблемой его антикріпосницької концепции была аграрная. Он требовал на первом этапе реформ передать крестьянам землю за выкуп, которая находилась в их пользовании. Однако со временем его взгляды становились более радикальными и революционными. Он не принял крестьянскую реформу 1861 года и требовал передачи всей земли крестьянам без всякого выкупа и полной ликвидации помещичьего землевладения. Понимая, что реализация его программы возможна только революционным путем, он выступил идеологом крестьянской антикріпосницької революции, критикуя заодно и капиталистический строй.

В своих трудах Герцен указывал на острые противоречия между богатством капиталистов и нищетой народных масс, между "пауперизмом и наглым господством денег". Выход он видел в революционной замене капитализма социализмом. Герцен критиковал и классическую политическую экономию, считая, что она увековечивает капиталистический строй.

Герцен создал теорию некапіталістичного развития России, пробуя обосновать социализм экономически, что отличало его от западных социалистов-утопистов. Зародышем социализма он считал русскую крестьянскую общину. Во взглядах Герцена социалистические идеи сливались с демократическими и были формой его антикріпосницької программы. Для ее осуществления Герцен стал одним из руководителей подпольной организации "Земля и воля".

Николай Огарев

Одним из первых идеологов "крестьянского социализма" стал известный революционер-демократ, экономист, философ, публицист, пост Николай Платонович Огарев (1813-1877). Он родился в семье крупного помещика, учился в Московском университете, где познакомился и сдружился с Герценом. На его мировоззрение огромное влияние обнаружили восстание декабристов и Великая французская революция. В 1834 году Огарев был арестован и выслан в Пензу. В 1841-1847 годах жил за границей, где изучал философию Гегеля и Фейербаха, политическую экономию. В 1856 году он выехал в Великобританию, где вместе с Герценом развернул революционную публицистическую и политическую деятельность.

Взгляды Огарева прошли путь от идей дворянско-революционного к крестьянско-революционного демократизма. Он разработал экономическую программу крестьянской революции, в основе которой была резкая критика крепостничества. Он обосновал тезис, что крепостная система обрекает помещичье хозяйство к застою и деградации, не позволяет использовать новую технику, повышать производительность труда. Революционный демократ требовал немедленного освобождения крестьян от крепостничества с обязательным выделением земли и верил, что эти меры можно провести мирным путем. Однако волна крестьянских выступлений, половинчатый характер реформы 1861 года преодолели в нем либеральные иллюзии. В работе "Рассмотрение нового крепостного права" (1861) Огарев резко критикует крестьянскую реформу, а в труде "Откуда и куда" (1862) обосновал необходимость уничтожения помещичьего землевладения и призвал крестьян овладеть землей революционным путем.

большое значение Огарев придавал формам землевладения. В 40-е годы наиболее прогрессивными считал фермы с наемным трудом. Позже он полностью поддержал идею Герцена о передаче всей земли в собственность крестьянских общин. Он критиковал Сисмонди за идеализацию мелкого крестьянского хозяйства, считая, что такая форма земельной собственности приведет большинство крестьян до разорения и нищеты, как это произошло во Франции. Он считал общину альтернативой развития капитализма.

На примере Великобритании, других стран Огарев видел, что капитализм кроме прогресса несет массовую нищету и разорение крестьянства, а буржуазная демократия носит формальный характер. Капитализм он считал временной формой общественного развития, а идеалом общественного устройства считал социализм и стал ярым сторонником "русского общинного социализма". Огарев идеализировал крестьянскую общину, считая ее зерном будущего социалистического развития России, а переход к социализму связывал с демократическим революционным переворотом.

Николай Чернышевский Выдающийся русский революционер и мыслитель, писатель, экономист, философ Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889) родился в семье священника, учился в духовной семинарии Саратова, а затем в Петербургском университете, который окончил в 1850 году. Его мировоззрение как революционного демократа сложилось в студенческие годы под влиянием европейских событий 1848-1849 годов, идей классической политической экономии, утопического социализма, произведений Белинского, Герцена.

Революционная деятельность Чернышевского была посвящена вопросам борьбы с царизмом, кріпосництвом, пропагандой идей социализма и крестьянской революции. В начале 1859 года Чернышевский становится признанным лидером революционно-демократического движения в России, а его журнал "Современник" - органом революционной демократии. В журнале печатаются его труда "Антропологический принцип в философии" (1860), "Капитал и труд" (1860), "Замечания к "Основ политической экономии" Дж. С. Милла" (1860) и другие.

Наряду с Герценом Чернышевский становится одним из основателей народничества.

В 1862 году Чернышевского арестовывают и сажают в тюрьму в Петропавловской крепости, где он написал роман "Что делать?". Дальше его ждали высылки в Сибирь, каторжные работы. Лишь в конце жизни ему позволили поселиться сначала в Астрахани, а затем в Саратове.

Основой его мировоззренческой концепции был принцип антропологического материализма. Исходя из понятий о натуре человека, его стремление к собственной выгоде, он делает революционные выводы о необходимости изменения социальных отношений и форм собственности.

Чернышевский признавал объективный характер закономерностей исторического процесса, борьбы нового и старого, прогресса и реакции. Он признавал роль экономических факторе в истории - материальных потребностей людей, их значение их трудовой деятельности, находился в поисках объяснения закономерностей общественного развития в материальном процессе производства. Он отмечал экономическую и политическую неравенство в обществе, которые порождают классовые противоречия и революционную борьбу угнетенных за свое освобождение. Чернышевский считал, что экономическая наука должна служить революционному преобразованию общества и противопоставлял классической политической экономии свою собственную экономическую "теорию тружеников", которая обосновывает необходимость замены тогдашнего экономического строя коммунистическим.

Причину всех пороков жизни России он усматривал в кріпосництві, противоречия которого показал с исключительной глубиной. Он доказал, что крепостничество не обеспечивает рост производительности труда и производства, показал принципиальную разницу между чиншем и капиталистической рентой. Чернышевский считал, что единственной прогрессивной формой хозяйства, которая в России может сменить крепостничество, есть свободное от помещичьей эксплуатации крестьянское хозяйство.

Это положение легло в основу теории крестьянской революции Чернышевского, целью которой является образование свободного самостоятельного крестьянского хозяйства, а средством - уничтожение помещичьих землевладения и хозяйства. Он понимал, что экономика России уже пошла по пути развития капитализма, но утверждал, что она может избежать беды "пролетарства". Революционер разработал социально-экономическую программу, согласно которой с ликвидацией крепостничества не произойдет утверждение капиталистических отношений, а начнется постепенный переход к социализму.

Чернышевский признавал относительный прогресс капитализма, который побуждает достаточно быстрое развитие производства, но подверг его жесткой критике, особенно за кризисный характер развития, видя причиной этого анархию производства и конкуренцию. Он критикует Дж. С. Милла, который обосновывал возможность улучшения положения рабочих в условиях капиталистической частной собственности. Возможность такого улучшения революционер видел только в переходе к социалистическому строю и создает оригинальное учение, согласно которому исходным пунктом движения к социализму является общинная собственность, которая должна дополниться общественным производством, которая базируется на применении машинной техники.

Как теоретик крестьянской революции, решающие факторы перехода к социализму, Чернышевский видел в изменении отношений землевладения. Он был непосредственным предшественником социал-демократического движения в России, его труды подготовили почву для дальнейшего восприятия теории Маркса российскими революционерами.

Дмитрий Писарев

Выдающийся представитель русской революционной демократии, социалист-утопист, публицист, литературный критик Дмитрий Иванович Писарев (1840-1868) окончил Петербургский университет, работал в разных журналах, в частности в 1861-1866 годах был ведущим критиком и идейным руководителем "Русского слова". Среди ранних статей Писарева выделялась "Схоластика XIX века" (1862), направлена против идеологии крепостников и либералов. В этом же году был арестован и на 4 с половиной года заключен в Петропавліську крепость. Именно там он написал свои главные труды "Очерки из истории труда (1863), "Реалисты" (1864), "Исторические идеи Огюста Конто" (1865).

Особое внимание Писарев придавал анализу экономических вопросов. Стержнем изучения экономических проблем считал вопрос о работе и положении трудового населения. Он утверждал, что единственным источником богатства является труд, а причиной социальных конфликтов - присвоение чужого труда. Считая изменение экономических систем процессом закономерным, он утверждал, что вся история человечества была одним изменением форм рабства другими.

Большое значение Писарев придавал экономическим проблемам России. Он доказывал, что сохранение напівкріпосницьких отношений парализует развитие производительных сил и требовал ликвидации помещичьей собственности на землю. Он видел, что прогресс в России тогда мог осуществляться только в капиталистической форме и говорил, что протестовать против капиталистического пути "...значило бы биться головой в непоколебимую стену естественного закона". Писарев выступал за развитие капиталистической промышленности, торговли, железнодорожного сообщения, за усиление влияния науки на производство. Таким образом, он был сторонником капиталистической эволюции в сельском хозяйстве.

В отличие от Чернышевского, Писарев предлагал передать крестьянам лишь их полные наделы, а на другой земле развивать капиталистическое фермерство. Но он утверждал, что и грядущий капитализм, поскольку имел непреодолимые противоречия, поэтому разработал "теорию реализма" - свой вариант революционной демократической и социалистической программы. Он поставил задачу сформировать мыслящих реалистов и борцов за социализм. Для этого он предлагал осуществить політехнізацію школы, организовать широкую пропаганду естественно-научных знаний. В его взглядах не было идеализации русской общины и крестьянина как носителя социалистических отношений.

Писарев признавал решающую роль народных масс в революции, но видел, что в современной ему России крестьянство не готово к революции. По этому вопросу между Писаревим и журналом "Современник" возникла полемика.

Николай Флеровський (Вильгельм Берві)

Представитель русского утопического социализма, экономист, социолог, публицист Николай Флеровський (Вильгельм Вильгельмович Берві) (1829-1918) учился в Казани на юриста, работал в Министерстве юстиции. За протесты против некоторых действий императора Александра II в 1862 году был арестован и находился в ссылке до 1887 года. Там он сблизился с народническим кружком "чайківців" и с их помощью издал работы "Положение рабочего класса в России" (1869) и "Азбука социальных наук" (1871).

В 1873 году написал брошюру-прокламацию "Как нужно жить по закону природы и правды", в которой призвал к социальной перестройки общества и выступил с проповедью новой религии братства и свободы. Он активно сотрудничал с демократическими журналами "Дело", "Отечественные записки", "Знания", многие его произведения запрещались цензурой. Он остро критиковал экономический строй России, главной причиной отсталости считал остатки крепостничества, господство помещичьего землевладения, малоземелье крестьянства, высокие налоги.

Признавая Прогрессивный характер фабрично-заводского производства, Флеровський критикует капиталистические формы эксплуатации, которые. по его мнению, приводят к крайней нищеты населения страны.

Он считал, что изменить ситуацию можно социальным переворотом, в результате которого земли должны перейти в пользование крестьянских общин, а фабрики и заводы в руки артелей. Такой переворот мог произойти как путем народной революции, так и путем реформ. Важным условием прогресса Флеровський считал широкое распространение знаний и образования в народе.

Владимир Милютин

Взгляды публициста, экономиста, юриста, профессора права, представителя социалистической мысли России XIX века. Владимира Алексеевича Милютина (1826-1855) формировались под влиянием идей Герцена и Белинского. Он принимал участие в работе общества петрашевцев. Экономические труды публиковал в журналах "Современник" и "Отечественные записки".

Анализируя буржуазное общество, он обличал фиктивности буржуазной равенства и свободы, обосновывал непримиримость классовых интересов и утверждал необходимость коренного изменения общественного строя. Будущее бесклассовое общество, по его мнению, могло быть создано государством на почве объединение мелкой частной собственности производителей. Он был сторонником мелкобуржуазного социализма, отстаивал интересы крестьянства и стал одним из разработчиков концепции "общинного" социализма.

Милютин предпринял попытку осознать с демократических позиций историю политической экономии и критиковал теории Сэя, Мальтуса, которые закрывали, по его мнению, глаза на социальные беды народа. Критикуя западных социалистов-утопистов, Милютин защищал прогрессивные стороны их учения от взглядов российских реакционеров.

Обращаем внимание, что прожил В.А. Милютин всего 29 лет.

Николай Добролюбов

Выдающийся литературный критик и публицист, российский революционный демократ, философ Николай Александрович Добролюбов (1836-1861) прожил еще короче - всего 25 лет - но чрезвычайно продуктивную и яркую жизнь. Он имел духовное и педагогическое образование, но стал выдающимся революционным демократом. Уже в 19-летнем возрасте он публикуется в журнале "Современник" и становится, наряду с Чернышевским, его руководителем. За 1856-1861 годы он написал несколько сотен статей, рецензий, обзоров, которые обнаружили огромное влияние на развитие передовой общественной мысли России и целого ряда европейских государств.

Экономические взгляды Добролюбова близкие к учению Чернышевского. Политическую экономию он называл "венцом всех общественных наук", поскольку и изучает основы отношений между людьми. Буржуазную политическую экономию критиковал, потому что она беспокоится исключительно о росте капитала, защищает, по его мнению, интересы буржуазии и ее богатств. Он считал необходимым создать новую экономическую науку, которая должна служить интересам трудящихся, в основе которой должно быть учение о труде.

Добролюбов чрезвычайно резко критиковал феодально-крепостническую систему хозяйства, которую называл "тунеядкой" и "транжирой". Крепостничество считал причиной отсталости России, ее истощения, слабого развития промышленности, торговли, транспорта, деградации сельского хозяйства и чрезвычайного обнищания крестьянства.

Он требовал ликвидации помещичьего землевладения, освобождения крестьян от крепостничества с передачей без всякого выкупа им земель. В трудах "Роберт Оуэн и его попытки общественных работ" (1859)", "От Москвы до Лейпцига" (1859) Добролюбов анализирует капиталистическую систему хозяйства и отмечает ее относительную прогрессивность по отношению к крепостнической системы России. Он приветствовал возникновение машинного производства, замену зависимой труда на вольнонаемный, призвал к проведению в России промышленного переворота, который имел бы существенно изменить не только технику, но и общественно-экономические отношения классов.

Вместе с тем он подчеркивал, что буржуазия не уничтожила эксплуатации, а сделала ее "более изящной". Вскрывая противоречия капитализма, Добролюбов делает вывод о его преходящесть, поэтому считал, что России не стоит идти капиталистическим путем. Он пробовал найти такие экономические формы, которые бы обеспечили развитие крупного производства, избавили от капиталистической эксплуатации значительно подняли благосостояние населения. Такой формой, по его мнению, должны были стать организованные на фунте крестьянских общин промышленные земледельческие ассоциации, которые должны постепенно вытеснить капиталистические предприятия.

Развитие таких ассоциаций ведут к социализму, который Станс возможным после народной революции и перехода власти к трудящимся. Достаточно глубокими считаются его размышления относительно "прав и обязанностей" социалистического труда, рост производительности труда. Высоко оцінюючі социалистические идеи Оуэна, Добролюбов видел их невыполнимости, поскольку тот не сопротивлялся на осуществление революции народных масс.

Концепция Добролюбова "облегченного" и "быстрого" пути России к социализму на основе крестьянской общины была утопической, но всколыхнула развитие социалистических идей.

Александр Иванович Герцен (1812 – 1870 гг.) – русский философ – просветитель, революционер, писатель, основатель общинного социализма. Главный труд – «Кто виноват» – написан в 1846 году.

Герцен начинал как сторонник декабризма, либерал. Но уже в 1839 году он стал социалистом, а в 1847 году эмигрировал из России и никогда больше в неё не возвращался. Он рассматривал всемирную историю с диалектических позиций как бесконечную борьбу коллективизма с индивидуализмом во все времена и у всех народов. Но в этой борьбе по мысли философа никогда невозможна ни чья победа, поскольку крайний коллективизм, равно как и крайний индивидуализм одинаково губительны для человека. Золотую середину между ними Герцен неожиданно для себя нашёл в русской соседской крестьянской общине, существовавшей тысячелетиями, в отличие от Западной Европы, в которой, напротив, тысячелетиями существовала среди крестьян только частная, а не коллективная собственность на землю. Моделью социализма должен стать многовековой уклад русской крестьянской жизни, а именно главной ячейкой социализма будет русская крестьянская поземельная община – мир с отсутствовавшей в ней частной собственностью на землю. Коллективное землевладение и землепользование, а главное – вечная уверенность каждого крестьянина в праве на общинный надел земли стали для Герцена гарантией от возникновения пролетариата, а значит капитализма. И уже после выхода Коммунистического манифеста Карла Маркса и Фридриха Энгельса в 1848 году Герцен был твёрдо убеждён, что Россия, в отличие от Западной Европы, минует капитализм и из феодализма непременно сразу перейдёт в социализм на заранее разработанных разумных основаниях. Главные факторы построения социализма в России: 1. крестьянское общинное землевладение; 2. крестьянская идея равного права всех людей на землю; 3. общинное самоуправление. Главные условия для беспрепятственного развития социализма в России: 1. полное освобождение крестьян со всей землей и без всякого её выкупа с их стороны; 2. свержение самодержавия крестьянской революцией.

Николай Гаврилович Чернышевский (1828 – 1889 гг.) – русский философ – просветитель, революционер – демократ и литературный критик. Главный труд – «Что делать» написан в 1863 году. В отличие от Герцена редко выезжал из России, но был незаконно осуждён и последние 27 лет жизни провёл в тюрьмах, ссылках и на каторге. Будучи атеистом, Чернышевский развил идеи Герцена. Прежде всего, как и Герцен, он подверг глубокой критике существующие в Западной Европе порядки. Он утверждал, что всё её население разделено на две части – живущих своим трудом и живущих чужим трудом, а потому окончательное установление социализма в ней, как и в России, неизбежно. В России же капитализма не будет. Для этого нужно, несмотря ни на что, сохранить общину в России там, где она уже есть и всевозможными разъяснениями и убеждениями установить её там, где её ещё нет. Хотя община и характеризовалась коллективной собственностью на землю, каждая семья в ней, тем не менее, трудилась отдельно. Поэтому окончательный переход к социализму будет подготовлен внедрением в деревню передовых технологий, а ознаменован так же и переходом от индивидуального к коллективному труду на селе.

Литература:

Герцен А. И. Былое и думы. М., 2000.

Герцен А. И. Кто виноват? М., 1980.

Народничество конца XIX века.

Теория народничества в общих чертах была разработана Чернышевским и Герценом. Для народников, кроме народников – реформистов, были характерны: абсолютизация насилия, идеализация сельской общины; преувеличение роли личности в истории, что привело к тактике индивидуального террора. Ленин назвал народничество идеологией крестьянской демократии в России, полностью его раскритиковав.

Герцен в середине XIX века из своего прекрасного далёка призвал русскою молодёжь к народу и в народ. Большинство отчисленных из университетов за «вольтерьянство» российских студентов откликнулось на этот лозунг и протянуло «руку помощи крестьянину», став сельскими жителями. Такая неорганизованность этого движения предопределила распад народничества на множество различных течений, основными из которых были: анархистское, заговорщическое, пропагандистское и реформистское.

Народники – анархисты во главе с Михаилом Александровичем Бакуниным (1814 – 1876 гг.) считали, что революцию не стоит готовить, ибо народ сам восстанет. Поэтому нужно лишь призвать «Русь к топору», то есть к бунту. Бакунин утверждал, что всякую государственность при этом необходимо сразу же уничтожить раз и навсегда.

Народники – пропагандисты во главе с Петром Лавровичем Лавровым (1823 – 1900 гг.) считали, что революцию необходимо подготовить длительной и усиленной агитацией народа вкупе с его просвещением, за что Кропоткин обвинял Лаврова в марксизме. Лавров, в отличие от Бакунина, выступал за сохранение государства и после революции.

Народники – заговорщики во главе с Петром Никитичем Ткачёвым (1844 – 1885 гг.) считали, что народ тёмен, революции не поймёт, не готов к ней, а потому нужна глубоко законспирированная сплочённая группа заговорщиков с железной дисциплиной для захвата власти, которая предварительно должна уйти в подполье, чтобы делать там революцию. Ткачёв, так же как и Лавров, выступал за сохранение государства и после революции.

Народники – реформисты во главе с Николаем Константиновичем Михайловским (1842 – 1904 гг.) считали, как и все народники, что капитализма в России не будет, так как она запоздала в своём развитии. Из этого Михайловский сделал такой вывод, что требования народничества царское правительство рано, или поздно будет вынуждено выполнить своими реформами. Пока же этого не произошло народникам необходимо посвятить себя земствам.

Главным же народником – революционером был Сергей Геннадьевич Нечаев (1847 – 1882 гг.) – основатель нечаевщины. По нечаевщине коммунизм является строем крайнего аскетизма и подавления личности, управляемый немногочисленной группой так называемых «революционных лидеров», которые будут жёстко регламентировать все формы предельно бюрократизированной общественной деятельности всевозможным насилием, принуждением и ложью. Карл Маркс, всячески критикуя и сурово попрекая нечаевщину, назвал её казарменным коммунизмом, впервые в мировой истории применив это словосочетание. В написанном Нечаевым «Катехизисе революционера» утверждается, что истинный революционер должен ради революции отречься от всего и всегда использовать самые аморальные средства для неё.

Литература:

Малахов В. П. История политических и правовых учений. Учебное пособие для высшей школы. М., 2003.

Нерсесянц В. С. История идей правовой государственности. М., 1993.

Нерсесянц В. С.История политических и правовых учений. М., 2009.